Колёсный грузопассажирский Пароход «Михаил Калинин» в июне 1942 года стоял в одном из многочисленных шлюзов в районе Сталинградского гидроузла, на Волге.
Путь Парохода лежал вверх по течению реки, в город Горький, до 32-го года бывший Нижним Новгородом, город, где Он был в июне 12-го года впервые спущен на воду и наречён именем древнего русского Бога - «Баян» - именем Бога песен, славословий, музыки и музыкальных инструментов. Внука Велеса, сына Тура. Что удивительно, это в царской России, где христианская религия, в те годы, была государственной и господствующей!
Июнь, месяц Его рождения, если он бывает у Пароходов. Хотя, возможно, Пароход об этом не знал или, точнее, за суетой дней, не задумывался. 30 лет. Круглая дата. Для русского человека 30 лет, нынче, средина жизни, для железного Парохода её расцвет.
Много чего, разного, повидал Он на своём веку. Это только так кажется, что железный монстр не живой вовсе и Души не имеет. Его Душа соткана из тысяч частичек Душ, создавших Его мастеров корабелов и десятков тысяч Его вольных и невольных пассажиров.
Видел Он и купцов разудалых, с табунами девок весёлых, и банкиров с писарями, скушными, и дворян церемонных, с дамами их чопорными, и даже самого Государя Императора, с семейством, в аккурат перед Первой Мировой войной было. Да и голь перекатную с биндюжниками, по Волге-матушке покатал вволю.
Комисаров, в кожаных тужурках, с револьверами на боку, подруг их бойких, в красных бумазейных платочках, матросов революционных, лентами пулемётными перепоясанных, с трёхлинейками, штыками четырёхгранными, всеми конвенциями запрещенных, увенчанных, и «товарищей Маузеров», в кобурах-прикладах деревянных, на ремешках кожаных, через плечо небрежно перекинутых, до колена достающих, бессчётно наблюдал, и «контру» белую, в погонах золотом шитых, изрядно ублажил.
Пролетариат, безликий от великих строек коммунизма, туда-сюда, вверх-вниз по Волге в бездонных трюмах да двух палубах катал. Каюты, в основном, первого класса да класса люкс у Него. Пролетариату там быть по штату не положено.
А скольким спекулянтам помог Он добро схоронить, в недрах своих, потаённых?
Первую мировую войну, две революции, да войну Гражданскую пережил.
Пулями борта не раз биты, шрапнель не один иллюминатор в крошку осыпала, выжил Он, крепок ещё! Ох, крепок! Сделан с любовью был, с пониманием!
Мазута да угля в топках своих, немерянные тонны сжёг.
На третью войну Пароход призван!
Стал Он нынче военно-транспортным судном в составе Волжской военной флотилии, расформированной после Гражданской войны и вновь возрождённой в октябре 41-го. Но военным стал Он лишь на бумаге, не установили на Него не то, что пушки, какой захудалой, так даже пулемётика задрипанного и того не дали. То ли на русский авось руководящие кадры надеялись, то ли не верили, что фрицы так далеко заглянуть смогут, то ли по обычной халатности своей мимо внимания пропустили.
С начала этой навигации возить Пароходу всё больше приходилось служивого люда. Вверх по течению и вниз по течению. В одну сторону пополнение на фронт везёт, в другую госпиталь эвакуирует. И наоборот. Пять суток вниз по Волге, пять вверх. Горький – Астрахань - Горький. Так и крутится по кругу. За десять суток взад вперёд оборачивается, шустрит. На месте стоять не можно Ему.
И всё это за тридцать лет!
Аленька.
Пароход сам по себе плавать не может, его команда целая обслуживает. В команде не только капитан с помощниками да матросы с машинистами и проводниками. Там же и дети их. Привыкли речники в мирное время, детей своих в дни школьных каникул, с собой брать. А сейчас, в войну, и подавно, потомство рядом обретается. И им сытнее здесь и родителям за них спокойнее. Да и помогут в чём, коль нужда будет. А если дело нехитрое, так и на вахте подменят.
У проводницы Зои Ивановны, с затона Память Парижской Коммуны, куда Пароход на зимний отстой и ремонт приписан, две дочери. Обе с ней. Старшая, Мария, матери в каютах прибираться помогает.
Младшая, Аленька, тоже помогает, но помощь её особая, - чтобы не мешалась никому. Работа, надо отметить, для человечка пяти лет от роду, неимоверно трудная.
Тяжело Аленьке на месте сидеть. Да и как тут усидишь, если мама сшила ей из старой, в утиль предназначенной, шелковой занавески, новое платье. Занавеска большая, хватило не только на платье, но и на роскошный бант. Крутится Аленька в служебной каюте перед зеркалом. Чудо, как хороша! Царица, писанная!
Зелёное платье и зелёный бант. Хоть и старая занавеска, но не выгорела, цвет яркий не потеряла, как весенняя травушка муравушка магическим камнем изумрудом переливается. Так ей по палубе пройти охота, перед Ванькой, сыночком старпомовским, похвастаться, что сил нет. Палуба в шаровый цвет окрашена, перила на её белоснежном сетчатом ограждении, бортовом, красным огнём горят на солнышке. Рында корабельная, мелом надраенная, золотом блестит, звон волшебный, языком стальным, высекая, вызванивает.
Закрыла Аленька глазки свои карие, вот уж она и Дюймовочка сказочная, вышагивает в жёлтых туфельках-сандаликах, в носочках беленьких, в зелёном убранстве своём, с ромашкой полевой, к груди булавкой английской, приколотой, по палубе, а Ванька от красоты такой, дыханье затаив, глазищи свои синие таращит удивленно и чуть в обморок не падает от красоты невиданной.
Мечтала она так, мечтала, да и пошла на палубу. Главное не мешать никому. Так она и не будет никому мешать. Туда-сюда пройдётся, Ваньку подразнит. Он тоже, небось, работает, - никому не мешается.
Гудит, галдит шумом многоголосым, разноязыким, палуба. Много народу на ней. Пополнение солдатское и старики, и юнцы безусые. Наций, с десяток перемешано. Калмыки, казахи, татары, ну и других немало есть.
Война, забава властьпредержащих, мясо пушечное на алтарь свой с каждым днём всё больше требует. Не наций, не возраста, не чинов не различает.
Толкётся народ на палубе, глазеет на хитрость гидротехническую. Как так, вроде одна река, а вода с кормы метров на десять ниже стоит, чем с носу. Чудеса.
Аленька смотрит на них, улыбается, не впервой ей, дочери речников, через шлюзы, по ступенькам водяным, проходить.
Но что-то не откликается он, на приветствие девичье. Не дивится нарядам, волшебным, глаза протирая. Вместе с толпой в чрево пароходное, устремившейся вдруг, пролезть норовит.
Не на разум девочке, куда это народ побежал так шустро.
- Ну и как хотите, - думает, - я и одна погуляю, как принцесса! На носу пароходном, постою. Хорошо на носу, ветерок волосы распушает, а сама, если вдаль смотреть, инда как птица летишь.
Ас.
Капитан Лент был мастером воздушных боёв и признанным асом Люфтваффе. На его счету было несколько десятков сбитых самолётов противника, а грудь украшал не один Рыцарский Крест.
Ему покорилось небо Европы. Он бомбил Мадрид и Варшаву, Гаагу и порт Роттердам. Видел капитуляцию Франции, падение Бельгии и Нидерландов.
Он не знал поражений и страха, не ведал упрёка. Убеждения его в превосходстве над низшими народами были несокрушимы.
Сейчас Гельмут Иоганн Зигфрид Лент, на тот момент, ему лишь только-только исполнилось 24 года, летел над русской рекой Волга.
В этой злосчастной северной стране, он был Богом. Богом из группы Асов, что идут за Великим Одином и не ведают страха и сомнений! Ас, внушающий ужас и покорность недочеловекам, этим животным, этим всем русиш швайн!
У-у-у-у-у-у, - поёт новенький Юнкерс Ю-87 песню свою в неба синеве, не зря русские, иногда, называют его Певун. На заходе боевом, песня его заунывная, хитростью конструкторской, голосом трубы Иерихонской делается. Стынет кровь в жилах у всего живого вокруг, превращается самолёт одномоторный в Василиска мистического.
Заслышав издалека звук тот, рванулась в панике толпа с палубы.
Аленька же, следуя цели своей, на нос Парохода отправилась.
Зелёное Солнце и капитан Люфтваффе.
Стоит она одна одинёшенька на верхней пассажирской палубе Парохода. Она стоит, и Пароход тоже стоит, стенками шлюзовыми, запертый. И нет никого рядышком. Некому обновку оценить. Разбежались все, воя Василиска испугавшись. Смерти песню.
Аленьке боятся нечего, видела она в кино, как самолёты летают. Да и не в кино тоже видела. Ничего страшного нет в том. А ещё, сестра старшая, сказывала ей про отважных лётчиков – героев, что самолётами управляют. Все лётчики герои!
Загудел самолёт, это дядя лётчик её таким гудком приветствует, снижается, получше рассмотреть платьице новое хочет.
- А вот я сейчас покружусь волчком! Смотри, дядя лётчик!
Смеётся Аленька, юлой на месте кружится, ручонками вверх тянется, машет, подпрыгивает. Пусть вместе с ней герой порадуется!
А может и не самолёт это вовсе, а сказочная птица, какая? На ней Иван царевич свататься летит. Вот выйду за него замуж, пусть тогда Ванька локти то и кусает!
Пароход, не зря именем русского Бога песен и музыки, при рождении наречённый, гуслями - самогудами ей подыгрывает. Никто не слышит музыки той, только Аленька. Радуется, поёт она, вихрем кружится.
Пролетела мимо птица, чуть-чуть сбоку пролетела. Смотрит Аленька, а уж птица, кругом широким, назад ворочает. Вот здорово!
И опять на встречу летит, и опять гудком гудит! И видит, Аленька, красна молодца, суженного своего, в глаза друг другу смотрят, не налюбуются, не оторвать взгляда от взора его, соколиного.
- Здесь я, здесь! - и рукой ему призывно помахала, улыбку озорную по лицу счастливому, расплескав.
И опять мимо пролетел, на этот раз прямёхонько на Аленькой, волосы её, пропеллером вертя, взветрив. И улетел. Видать не по нраву пришлась. Насильно мила не будешь…
*******
Капитан Лент воевать, сегодня не планировал. Его задача, в этот день, была проще. Проще, но, одновременно, ответственней. Должен был капитан на карте, полётной, пометить места, где у советов, объекты воинские расположены. До наступления на Сталинград, уж меньше месяца оставалось. Шпионил, одним словом.
Да вот заприметил Пароход в шлюзах, запертый.
- Почему бы не затопить его, - мысль мелькнула, - одной бомбой к праотцам резерв воинский отправить, а Пароход из строя выведя, телом его, многотонным, железным, шлюз запереть.
Задумано – сделано! Штурвал до отказа влево крутнув, умная машина в боевой пикетаж, сиреной завыв, привычно вошла.
Отчётливо Пароход в окошко смотровое, в полу самолёта устроенное, виден. Палец, большой на кнопке бомбометания удобно пристроился. Визир, прицела бомбового ближе к рубке корабельной подбирается, пролетит фугас, на скорости сквозь палубы корабельные, переборки круша, да и жахнет в отделение машинном. Котлы паровые мощь взрыва усилят стократно!
- О, майн Готт! – Зелёное Солнце в лицо Гельмуту ударило! Лучом изумрудным по глазам хлестнуло. Палец, на кнопке бомбовой, окаменел, чужим враз сделавшись. Уж не бомбочка в полтонны весом на Пароход прицелилась, а сам Василиск - Певун, всей массой своей устремился! И понимает Гельмут, краешком сознания, тела своего парализованного не чуя, - Стикса Паромщик, улыбаясь беззубо в Аид его, рукой скрюченной, призывно качая, манит.
До столкновенья, за миг, автоматика самолётная сработала, взмыл Юнкерс свечой вверх, песню до рези в ушах завысив.
Очнулся Гельмут, кровь в висках стучит, медленно сознание возвращается.
- О майн Готт! – только и смогли губы побледневшие прошамкать.
Знает с детства Гельмут легенду, как Мир, древнюю, о Солнце Зелёном, о Луче Его Изумрудном. Гласит легенда та, что Луч тот счастье человеку, его увидевшему, бесконечное несёт.
Не бывает чудес на свете, не верит увиденному Люфтваффе ас, назад, вираж с креном неимоверным, заложив, летит. И опять в пике боевое заходит, и опять Луч разум его, слепя, воли лишает. И опять автоматика самолётная от гибели верной, капитана спасла. И бросился прочь он, от Парохода в шлюзах, запертого, от Луча Изумрудного, задание, забыв своё до конца довести.
Прочь из страны этой, дикой, варварской, заколдованной. Прочь, прочь, прочь.
- У-у-у-у-у-у, - как побитая собака Ю-87 воет, назад незадачливого аса, несолоно хлебавши, унося.
*******
Вылазит народ на палубу, галдит толпа, смеётся, губой трясущейся от страха, не отпустившего ещё, Аленьке благодарности выражает.
- Спасибо, доченька. Это тебя увидев, фриц, наверное, свою дочку вспомнил, или сестрёнку, младшую, да и пожалел нас. Не скинул бомбу. Кто по-русски говорит, а всё больше по-своему лопочут, - Кара-баля-Хара-бали. Наверное, от лопотания этого, для русского уха невнятного, и городишко, с таким названием, в области Астраханской, когда то появился. Кто во что горазд. Леденцы, слипшиеся, в руки суют, улыбаться ободряюще пытаются. Ободрять, ободряют, а штаны, у некоторых, промокли, отчего то.
Эпилог.
Вот и конец рассказа подошёл. Быстро, как говорится, сказочка сказывается, да не быстро дело делается.
Хорошо, что Аленьке на тот момент всего лишь пять годочков минуло, было бы ей двенадцать, привлекли бы её, по указу всесоюзного старосты, иуды большевистского Михаила Ивановича Калинина, чьё имя Пароходу на бортах намалевали, к уголовной ответственности, как немецкую шпионку, так как именно поэтому, фашист её заметивший, стрелять не стал и бомбу не скинул. Другого объяснения и искать бы не стали.
Пароход, к счастью, надпись на бортах всерьёз не принял, имя русского Бога Баяна и ипостась его, сакральную, в Душе своей, железной, сохранив.
Смерть над каждым из нас кружит и, в конце концов, верх одержит, да не у каждого получается на оскал Её, в ответ улыбкой радостной ответить. У Аленьки получилось.
Мужики из пополнения солдатского, в штаны наложили, а девочка, русская, сама того не понимая, достала из подсознания своего – кладезя мудрости тысячелетней, от Предков, внукам своим заповеданной, Луч тот самый, Солнца Зелёного, да взмахнула Им, как мечом Перуновым, волю непоколебимую, члена национал-социалистической немецкой рабочей партии Германии с 36-го года, в ничто покрошила. А Баян, гуслями – самогудами, помог ей в том.
Осенью, 44-го года, Гельмут Иоганн Зигфрид Лент погиб, но так, до конца своих дней не понял, что же произошло с ним над Волгой. В силу своей молодости, не имел Гельмут ни жены, ни детей. И в семье своей был он пятым ребёнком по счёту, последним, и сестёр своих в том возрасте, что Аленька была, не помнил. Не угадала толпа причины, по которой не стал он бомбы в Пароход метать. Посмертно ему присвоили звание полковника.
Аленька выросла, вышла замуж, но не за Ваньку, родила сыночка, внучат дождалась, Марию, Аленьку и Ваньку, а сейчас уж с правнуком водится.
В рассказе использованы личные воспоминания моей матери Вахромеевой Алевтины Александровны, в девичестве Каргиной, а так же Легенды о Зелёном Солнце, сведения из Википедии и архивов АО «Сормово» и Волжской военной флотилии, технические характеристики самолётов Люфтваффе и некоторые другие, находящиеся в свободном доступе.
