Тимур и его команда-2. Дачное Подмосковье.
Печальная осень, октябрь 1939 года.
Осень на даче - всегда немножко печальна. Потому что кончилось лето и начались дожди, уехали в столицу веселые дачники, и больше не слышно звонких ударов по волейбольному мячу, и не звучит на танцплощадке задорная "Рио-Рита"...
Пусто и мертво кругом.
Только грустно о чем-то шумят высокие сосны...
На мокрой лавочке деревянной лавочке, на спинке которой перочинным ножиком кто-то вырезал "Т+Ж=Л", у тихого Ильинского пруда, где летом на желтом , прокаленном песке пляжа звенели радостные голоса счастливых советских детей, сидит печальная девочка в мокром плаще, Женя Александрова.
Она печальна не только потому, что мелкий серый дождь выбивает на серой глади пруда серую рябь, не потому, что весь мир съежился от холода и сник, не потому, что тяжелая холодная капля медленно протекла ей за ворот ...
Да играй сейчас на золотистых стволах нежаркое осеннее солнышко, сияй меж тяжелых темно-зеленых сосновых лап ярчайшее небо- все так же было бы у ней черно на душе.
Все печальное началось в конце прошлого лета, когда на ветках за белым штакетником созрели первые яблоки и аккурат после того, как тимуровцы проводили в Красную Армию Георгия Гараева, инженера и первого актера в дачном самодеятельном театре - дядю Тимура.
Как весело и радостно они шли тогда, до самой дощатой дачной платформы- впереди Оля с аккордеоном, затем Женя за руку с Тимуром, и все ребята:
"Возьмем винтовки новые,
На них - флажки!
И с песнею в стрелковые
Пойдем кружки!
Раз, два - все в ряд!
Вперед, отряд!"
И Георгий - был такой стройный, красивый, в серо-стальной танкистской форме, с капитанскими "шпалами" в черных петлицах.
... И растаял вдали дымок паровоза ускоренного дачного поезда, следующего до Рязанского вокзала Москвы почти без остановок, и всплакнула тайком Ольга, рассматривая фотокарточку, которую Женька стащила с опустевшей гараевской дачи. Ведь они расстались так надолго, на целых три месяца Больших Учебных Сборов...
А в сентябре в их московскую квартиру пришел Тимур - уже в форме "потешных войск Наркомпроса" - гимнастерке артиллерийской спецшколы, и мертвея лицом, пересказал онемевшим сестрам то, что по секрету сообщил ему чудом выживший башнер, в миру - водитель троллейбуса на московской линии "Б"...
О том, как во время Освободительного Похода в Западную Белоруссию их броневой, ударный танковый батальон первым ворвался в Гродно, и как выскочила к ним навстречу девушка с букетом цветов - и ловко забросила его в доверчиво открытый люк.
Граната взорвалась прямо на груди мехвода... А выскочившего из танка окровавленного контуженного капитана Гараева добрые поляки облили бензином и заживо сожгли.
И долго рыдал Тимур на груди у потрясенной Жени, и клялся отомстить...
А потом вернулся с фронта полковник Александров, и начались его долгие ночные разговоры со старыми друзьями,бывшими сослуживцами по БВО, и плыл из плотно прикрытых дверей в комнату густой табачный дым...
И слышала однажды за кухонной дверью потрясенная Женя, стоя босыми ногами на ледяном полу: "Война? У нас нет никаких шансов! Как они Польшу-то, а? Надо будет открыть фронт немцам ... Как хотел Уборевич... При немцах нам хуже не будет! Танки? Без бензина не поедут... Вы с нами, товарищ полковник?!"
С трудом дождавшись утра, Женя прибежала к Тимуру посоветоваться... Играя желваками, юноша выслушал её и велел обо все молчать, никому ничего не говорить, особенно - старшей сестре.
А через несколько ночей Женя вдруг проснулась от света включенной лампы... Очень вежливые люди в васильковых фуражках уводили её папу из дома.
На секунду обернувшись, полковник чуть дрогнул щекой и сказал помертвевшим от ужаса дочерям: "Живите!"
И ушел в ночь...
Служебную квартиру опечатали, и Оля с Женей пока уехали на ильинскую дачу... Женя стала ходить в маленькую, двухэтажную поселковую школу, и ждать, ждать, ждать...
И дождалась!
Увидев однажды на заборе - вместо красной жестяной звезды - криво приколоченную жестяную черную свастику. Ломая ногти, Женька сорвала поганый знак, бросила его на мокрый песок дорожки и долго топтала, как злобного ядовитого паука.
И опять стала ждать - потому что Оля ездила с передачами в Москву и никогда не брала её с собой...
... Женя встрепенулась. По тропинке между заборами мертво шла её старшая сестра. В руке её бессильно повис знакомый узелок, который еще утром завязывала сама Женя.
- Не приняли?, - удивленно метнулась к ней девочка, - почему?
Вернули. Сказали, все. Больше приносить не надо. Десять лет, без права переписки... Это ты! Ты во всем виновата! Сволочь! Сволочь!!, - вдруг с непонятной яростью закричала Ольга.
Женя бежала, не разбирая дороги...
Внезапно, у калитки теперь уже заколоченной дачи, где она познакомилась с Тимуром и его командой, кто-то схватил её за мокрый рукав...
- Куда спешишь, красючка?! Выпей с нами!
Это был местный авторитет Фигура, бывший приятель поступившего в ФЗУ Мишки Квакина, прошлым летом нещадно битый Тимуром...
Женя попыталась вырваться, но квакинские приспешники схватили её, грубо облапав, заткнули рот, потащили в сарай, где еще печально свисали тросы тимуровской сигнализации...
-Что, не нравиться, фашистка? Летом-то, задавалась! Попробуй теперь трудового народа... Вали её, пацаны! Кусаешься, тварь? Н-на, н-на...
...Одна мысль только не давала Жене покоя - не ошиблась ли она со временем? Успеет ли добрести до платформы перед скорым поездом?
С трудом переставляя окровавленные ноги, Женя брела по мокрому проулку к дачной платформе, а в голове её звучала веселая "Рио-рита",и слова, которые она когда-то сказала отцу: "Папочка, как же я люблю ездить в мягком..."
© Copyright Белоусов Валерий Иванович (ave630@mail.ru)
http://zhurnal.lib.ru/b/belousow_w_i/timur.shtml
