Ностальгическая радиопередача «По волнам памяти» с различной периодичностью включается в голове практически у всех, заставших СССР – и я не исключение. Безусловно, и трава была зеленее, и деревья выше. И засосы под пионерским галстуком, и самая вкусная вода из-под крана. Логика пытается как-то с этим радио справиться, однако использует не «глушилки», а контрпропагандистские передачи. Разъясняет, что девчонки из пионерлагеря ставили засосы не по любви, но смеха ради, а в десять лет, после четырех часов футбола во дворе, вкусной будет не то что вода из-под крана, но даже из лужи.
Однако логика работает на других частотах, и способна убедить только своих постоянных слушателей. Ностальгия же транслирует на внутреннюю «деревню», где люди верят всему, что звучит из репродуктора сердцем, а не головой. В этой деревне люди неизбалованные, им концерт по заявкам понятней, чем научный коллоквиум.
Обсуждая, что было в СССР, а чего не было, люди часто приходят к выводу, что было главное – забота государства о людях. А без того, чего не было, можно вполне обойтись. «У меня вот в детстве интернета не было, только ржавые качели во дворе – и ничего, вырос нормальным человеком!»
*** В СССР, где материального счастья на всех регулярно не хватало, его старательно обесценивали – чтобы уменьшить к нему влечение. Потреблять надо было идеальные образы бесконтактным способом, поэтому предполагалось, что красивого и полезного можно делать мало, чтобы на него смотреть. А хуевого и страшного надо делать много – чтобы люди пугались этих вещей, столкнувшись с ними в реальности.
Пропагандируемые образы достатка были настолько лютыми, что от них в ужасе бежал бы даже жадный выбегалловский кадавр. В качестве мещанского символа накопительства выступали какие-то ебанутые слоники на рассохшихся пианинах, настенные ковры, служащие пылеуловителями, хрустальные миски-лебеди для икры, в лучшем случае, два раза в жизни содержавшие оливье. Некоторые вещи причиняли реальную физическую боль – например адские занавески из стекляруса, помещаемые в дверные проемы между комнатами.
В общем, добровольно пустить в свой дом этот мотлох мог только окончательно свихнувшийся клептоман. И у меня есть подозрение, что сотрудники КГБ, переодевшись управдомами, ходили по квартирам и составляли списки этих страшных людей, способных вынести любые физические и эстетические страдания ради какой-то бессмысленной поебеньки в серванте – чтобы потом вербовать их в агенты.
Прекрасный же мир завтрашнего дня рисовали в книжках советские художники. Стандартная комната будущего выглядела как пустое помещение, в центре которого маячил стимпанковский гибрид телевизора и панели с кнопками от калькулятора. Рядом стоял стул – настолько минималистский, что у него отсутствовала спинка и была только одна ножка вместо четырех. Зато вмонтированная в пол, как в камере. Предположительно, стул мог крутиться вокруг своей оси.
Я не буду глумиться по поводу эргономики и дизайна – откуда было художнику знать, что хороший стул будущего должен быть намного больше самой телехуйни с кнопками (которая вообще будет помещаться в карман)? Главная идея СССР – приоритет рабочего места над рекреационным. Именно поэтому все матрацы, пуфики и слоники прятались в стены, выезжая оттуда исключительно по требованию таймера или нажатию кнопки.
А еще в стены прятались полезные бытовые вещи, типа стиральных машин, тостеров, пылесосов, посудомоек, фенов и музыкальных центров. Прятались они художниками особенно тщательно, поскольку читатель мог спросить: «Ну ладно, черт с ними, этими жлобскими слониками и лебедь-мисками. Карманную телехуйню с кнопками Джобс еще не придумал. Но где, сука, наши пылесосы? Где кухонные комбайны? Мясо-, мать его, -рубки, и кофе-, мать его, -молки! Они-то уже существуют и работают!»
*** Футуристический шок я пережил, когда уже после кончины СССР узнал о времени появления и внедрения всей этой белой и серой бытовухи в США. Нет, я догадывался, что у буржуев все происходит раньше и больше, но никогда не интересовался – насколько. Так вот, по бытовому фаршу довоенная американская городская квартира мало чем отличалась от советской конца 80-х. Для тех, кто до сих пор в советском танке КВ, поясняю - это до той самой войны, в которой ваши диды воевали, и победу в которой вы отмечаете до сих пор, спустя 70 лет.
И дело вовсе не в западном потребительстве, как разводила лохов совковая пропаганда, ставя на одну полку серванта мещанских слоников и современный пылесос, а в том, что Запад из всех идеальных ценностей избрал самую идеальную – время. То самое, которое не измеряется ни в деньгах, ни в слониках, которое нельзя купить, одолжить или спиздить. Время человеческой жизни. Которая, увы, одна.
И которая в Совке, с его высокими деревьями и зеленой травой, крепкой мужской дружбой и верной женской любовью, не стоила вообще ничего.
Если сложить и перемножить все эти часы, дни, месяцы и годы, проебанные людьми за кухонной плитой и стиральной доской. С веником и тряпкой в руках. За кручением мясорубок и кофемолок. В бесконечных ежедневных очередях в магазинах за продуктами суточного хранения. А затем получившуюся циклопическую цифру поделить на среднюю продолжительность жизни в годах. То. Мы получим еще одну полноценную войну. Со всеми ее человеческими жертвами. С убитым тряпкой и веником временем жизни, которое могло быть потрачено с пользой – но оказалось нахуй не нужным обществу, дожидавшемуся появления телеобразной хуйни с кнопками.
Это пояснение тоже для тех, кто все еще сидит в танке КВ, и думает, что стиральная машина – исключительно материальная ценность, а вместо компьютера лучше купить книжку. И не понимает, что речь идет вовсе не о выбегалловском накоплении матценностей, а об идеальном обмене – освобождении бесценного времени, уплатив вполне конкретную цену за технику.
Американская формула «тайм из мани» иногда работает в обратную сторону.
*** Я далек от мысли обвинять товарища Джугашвила в отсутствии интернета в СССР, а товарища Брежнева в том, что двухчасовой полет на самолете «Аэрофлота» длился две недели – если считать с момента заказа билета. Самолетов при Брежневе было мало, а интернетов при Джугашвиле не было вообще. Кроме того, есть объективные причины – общий технический уровень, время, необходимое на разработку и внедрение, производство и доставка. Население тоже, как котов, надо приучить не пугаться гудящего пылесоса и тренькающей микроволновки. И все равно найдется бабка, которая до конца жизни будет гладить не электрическим утюгом, а нагревающимся на плите.
Моя бабка привезла такой утюг на ПМЖ из Черновцов в Киев. Тяжелый, блять. Говорила: «На дидька воно тра, електрику тико крутыть...». Мне тогда было смешно. А сейчас хочется уебать тех, кто восхвалял общество, в котором десятилетиями и поколениями, дешевле самого дешевого в мире электричества был только человеческий труд и время. И шобы рикошетом отлетело тем, кто сейчас хочет обратно в эту пастораль, наслушавшись в голове «Радио Ностальжи».
Дело не в том, что СССР не мог обеспечить всех бытовыми гаджетами. А в том, что он никогда и не собирался это делать. Будучи барином жадным и ленивым, собиравшим со всех советских граждан, как с крепостных, треть времени жизни барщиной, он даже собранное на себя время мало ценил. Ну а чем там холопы занимаются в свою, оставшуюся после вычитания сна, треть времени – вообще неважно. Пусть стирают руками. И никакой прогресс не мог это изменить, потому что в основе прогресса лежит потребность. А если государство имеет монополию на любой прогресс, включая бытовой, но потребности в нем не испытывает... надо дальше пояснять?
Системный, глубинный, какой-то нутряной и имманентный похуй на личное время человека, культивировавшийся в СССР, не имел ничего общего с «социальным государством» и «человеческими ценностями», о котором вещает ностальгическое радио в голове. И развиться он путем прогресса мог только в одно будущее – маленький и неудобный персональный вертящийся стульчик, прикрученный поближе к гигантскому казенному рабочему месту.
В этом фантасты не ошибались, иллюстрируя свои книжки.
*** Чего может хотеть или бояться целое поколение мужчин, стиравших вещи только после появления запаха, и женщин, ненавидящих готовить – заочных врагов иного мира, где носки надевают один раз, а хозяйки похваляются рецептами, потому что стирать и готовить можно быстро, легко и прикольно? Неисправимых совков, равнодушно наблюдавших за тем, как погибла страна, всегда равнодушно наблюдавшая за тем, как гибнут сами совки?
Отмывшихся, отстиравшихся и отъевшихся – и вот уже соскучившихся по высоким деревьям и зеленой траве, по засосам под пионерским галстуками и вкусной воде из-под крана?
Они не боятся обратно в СССР, потому что думают утащить в него трофейные миксеры и соковыжималки, а потом закуклиться, как выбегалловский «кадавр». Только жизнь опять наебет их – люди большой цивилизации, ценящие время и уважающие жизнь, придумают что-то еще более крутое – мгновенную телепортацию, вечную жизнь, таблетки знаний. А неосовки снова будут пробивать по блату заграничные командировки, чтобы выменять на антиквариат, провезенный в дипломате, три года жизни в одной таблетке, фарцевать чипами мгновенного изучения китайского языка под гостиницей «Интурист» и с восторгом рассказывать на работе, как ездили на экскурсии на Лондонском метро до Марса и обратно.
И тогда этим вечно-совковым «идеальным людям» снова захочется обратно из совка своей мечты в большой мир на очередной шопинг-тур. Это неизбежно, как приливы и отливы.
Вот только нахуя этот отлив тащит нас с собой?
Лично у меня нет времени, чтобы еще раз убедиться в том, что стиральная машина стирает быстрее человека, а «социальному государству» как было, так и осталось похуй на любые интересы отдельного члена общества - если, конечно, речь не идет о том, чтобы эти интересы запретить.
*** Я сел писать эту статью в 8:30, закончил почти в 10:00, вышел прогуляться и проконтролировать окрестности. Докладываю: трава еще зеленая, деревья достаточно большие. Вода в кране есть, но какая на вкус не знаю – привозят в бутылях. Вернулся, выбрал название и картинку к тексту, затем завис над почтой. Потом опомнился и выложил статью в Сеть. Четверть века назад у меня ушел бы на это день. Плюс еще неделя на публикацию. И если окажется, что семь слоников на полке повышают продуктивность труда хотя бы на один процент за слоника, я тут же побегу их покупать - и пофиг, что они страшные снаружи, я их занавешу.
Тому, кто утверждает, что вырос без Интернета на ржавых качелях нормальным человеком, хочу сказать: ты бы и тогда использовал Интернет в качестве аналога ржавых качелей. Шпилил бы в доту сутками или залипал на сайте знакомств. Для того, кому похуй на что тратить время, принципиальной разницы между Интернетом и качелями нет.
И меня никакое радио ностальгии, никакая сирена не заманит в эту дремучую доисторическую срань, где надо половину светового дня тратить на рубку дров и приготовление пищи, остаток времени делить между стиркой и штопкой – и успевать сделать все это дотемна, чтобы не тратить лучину.
Никакие зеленые травы, высокие деревья, вкусные воды и даже молодежные засосы под пионерским галстуком.
Формальный политический штиль, который давит на психику посильнее иной бури - не повод предаваться фатализму. Следует ожидать резкого изменения событий - в течении дней, недель, месяцев. Раньше процессы происходили в ином измерении, время двигалось по-другому. Например, известие о вооруженном перевороте в Санкт-Петербурге в 1917 году доходило до Урала в течении месяца - вследствие саботажа, неразберихи и технического несовершенства тогдашних способов передачи информации.
В настоящем крупное политическое событие невозможно информационно изолировать, но при этом можно его исказить вплоть до наоборот, путём вброса дезинформации. Но этот способ тоже имеет свой предел эффективности. Именно таким образом сорвётся резьба российского агитпропа и власти на него уповающей.
Крым - это вопрос не только и столько политический, сколько эстетический. Когда граждане, переждав недолго для видимости приличия, буквально ломанули на моря, мы увидели их (вдруг!) непристойно-счастливые лица. Что же случилось? Произошло буквально возвращение в совок, к смрадным истокам. Где не надо уже думать о приличии, где не с кем конкурировать (все выглядят одинаково убогими). Не надо следить за лицом, за фигурой, за одеждой. Не говоря о речи. Можно слякотно-медузисто броситься в море, и уже расслабленно плыть по течению - видимого застоя, апокалиптическо-социалистического спокойствия, где, как им видится никому (из нас!) уже ничего не достанется. Ведь - "никому ничего не достанется" - это и есть сакральная цель каждого местного социалиста, по аналогии - с "Каждому своё" (последнее для автохтонов даже слишком буржуазно).
Всё происходящее не стоило бы внимания, если бы не было столь символично. Воистину, это кинематографическое описание конца бездарной эпохи бездарных людей.
Значительная часть населения России в настоящий момент буквально находится в изменённом состоянии сознания. Без всяких допингов и внешних эксцессов. Последнее особенно важно, ибо мы привыкли, что если человек сумасшедший, то это обыкновенно как-то проявляется внешне. Здесь же мы видим на первый взгляд - людей социально адаптированных. Их можно заметить только по нюансам, которые в ряде случаев уже невозможно скрыть. Это обнаруживается путем мониторинга соцсетей (например неудачного видео), при личной встрече. Симптомы - театральный вид, гримасничание, излишняя эмоциональность, паясничество, разорванная речь, частое использование специфической терминологии в неподходящих ситуациях ("долженствование" и "божествование" - это как раз отсюда). Правда в России подобная терминология быстро приедается и начинает напоминать тюремный сленг.)
Подобные явления весьма характерны для периодов радикальных кризисов и глобальных изменений в обществе - например, во время или перед крупными вооружёнными конфликтами, революциями, социальными потрясениями.
НАЗОВЕМ ФРИКА ФРИКОМ
Собственно, все это псевдокультурное сообщество - со своими пестуемыми странностями, которое так не любит либерализм и так презирает политкорректность, должно быть хотя бы последовательным в своей нелюбви. Но поскольку скрытый маргинал-шизоид последовательности не терпит, ибо будет ею разоблачен, почему бы не быть последовательными нам? Ведь все это карикатурное евразийское гримасничание, бороденки, бормотанье, "божествование", прыжки и ужимки, грандиозные захватнические планы социалистических вшей-комунальщиков, рассчитано на культурную среду, на интела, который увидит непристойное, да промолчит. Но я не "интел", назову-таки фрика фриком.
* * *
Известно, что маргинальные группы, в особенности - политические маргиналы, собираются, влекомые своими патологиями, девиациями, где идея служит лишь благообразным прикрытием. Часто люди пустые, бессубъектные - они абсолютно не имеют своего языка, коий им (поначалу успешно) - заменяет язык заимствованный (то есть, книжный). Но только начнут говорить на своём - ужас! - всё это обрывки мыслей, слащавые банальности, щебетанье каких-то кошмарных (и старых) птиц. При приближении - удивительно скучные люди. Но не монументальной скукой они скучны (скукой, например, чиновника), а скукой шизоидной, болезненной, словно пыль, шелуха - чем-то суетно-опадающим, распадным. Они напоминают не людей даже, если присмотреться, а неких сущностей, склизкую материю, питающююся, якобы, метафизикой, а по сути - лишь напитывающих свою Болезнь, для продолжения дальнейших шевелений.
Нравственные законы отсталого общества — каковы они? Американский социолог Эдвард Банфилд в 1955 году исследовал общество маленького города Чиаромонте на юге Италии (в провинции Базаликата). По итогам работ он написал книгу, которую назвал так, как и звучит вопрос: The moral basis of a backward society. Её выводы можно отнести не только к южной Италии, но и к другим патриархальным обществам, включая и современную Россию. Тезисно нравственные законы отсталого общества выглядят так:
1)Никто не будет продвигать интересы группы или сообщества, если это не выгодно ему лично.
2)Только должностные лица будут думать об общественных делах, потому что только им платят за это. Для частного лица серьёзный интерес к общественным проблемам будет ненормальным или даже недостойным.
3)На поведение чиновников мало сдержек, так как создание этих сдержек является делом только других чиновников.
4)Совместные действия будет сложно организовать и поддерживать. Побуждения, которые нужны для создания организаций, неэгоистичны и нематериальны. Кроме того, условием организации является высокая степень доверия её членов друг к другу и лояльность к организации.
5)Руководители организаций не будут вкладываться больше, чем нужно для сохранения их постов или (если это возможно) продвижения. Сходным образом, профессионалы и образованные люди не будут ощущать призвания или миссии. В реальности официальные должности и специальная подготовка будут рассматриваться как оружие против других.
6)Закон будет нарушаться, когда нет риска наказания. Люди не будут вступать в соглашения, которые зависят от работы правоохранительной системы, если только не будет вероятным, что закон будет применён, а издержки этого не слишком велики.
7)Чиновник будет брать взятки, когда это возможно. Вне зависимости от того, берет или не берёт, все будут считать, что он берёт.
8)Слабый будет предпочитать режим, который будет поддерживать порядок при помощи сильной руки.
9)Заявление любого, что он мотивирован общественной, а не его личной выгодой, воспринимается как обман.
10)Нет связи между абстрактными политическими принципами и конкретным поведением в обычной жизни.
11)Нет лидеров и нет последователей. Никто не будет продвигать дело и убеждать людей (если это не в частном интересе), и если бы кто-то предложил лидерство, люди отвергнут его из недоверия.
12)Избирательный бюллетень будет использован для материального краткосрочного выигрыша.
13)Улучшения в обществе будут цениться человеком только тогда, когда выигрывает он и его близкие. Он будет голосовать против улучшений, которые не приносят пользу ему лично, так как он оценивает свою жизнь в сравнении с соседями.
14)Избиратель не обращает внимания на обещания партий. Он будет голосовать за тех, кто уже предоставил некоторую выгоду, а не тех, кто только обещает.
15)Предполагается, что любая властная группа эгоистична и коррумпирована.
16)Несмотря на готовность продавать голоса, политические организации не развиты. Причины таковы: (а) голосование тайное и избирателю нельзя доверять; (б) не будет достаточных материальных выгод, чтобы политорганизации окупались; (в) по приведённым ранее причинам сложно создать любую организацию.
17)Партийные работники будут предлагать свои услуги тем, кто больше заплатит. Их склонность менять членство объясняет неожиданные скачки в результатах партий на выборах.
Намедни обратил внимание на одно обстоятельство, которое очень наглядно демонстрирует отличия менталитета россиянина (хотя правильнее сказать — совка) от менталитета жителя свободного мира.
Один знакомый турист из России вдруг ни с того ни с сего поведал мне, что на Кипре процветают беззаконие, произвол и самоуправство, при полном попустительстве властей и полиции. И сказано это было с таким чувством внутренней убежденности, что у меня аж челюсть о пол стукнула.
Когда я поинтересовался деталями, оказалось вот что.
На Кипре владельцы магазинов и аптек, что выходят на дорогу имеют обыкновение ставить на тротуарах у дороги плакаты «Паркинг только для посетителей аптеки», «Паркинг для покупателей магазина»…
Так вот мой знакомый специально выяснял в полиции и выяснил, что эти места для паркинга на дороге — общественные, и там вправе парковаться любой желающий, а не только покупатели магазинов-аптек. Более того, в полиции никак не отреагировали на его заявление и не захотели убирать эти плакаты и наказывать владельцем магазинов за самоуправство, и очень-очень удивились, когда он сказал им, чтобы они это сделали.
С тех пор мой знакомый вот уже три дня в одиночку борется с самоуправством владельцев магазинов, демонстративно паркуя свой автомобиль под такими табличками. Потому что «никто не вправе запретить ему пользоваться общественной стоянкой».
— А кто-нибудь протестовал, когда ты паркуешься под таким плакатом? Делал тебе замечание? — спросил я его.
Оказалось, нет, не делал.
Вот, видишь, — объяснил я ему, — ты просто не понял местной специфики. Они ставят эти таблички не для того, чтобы запретить тебе парковаться там, а чтобы проинформировать, что это место удобно для их клиентов, чтобы попросить тебя запарковаться не здесь, а в пятнадцати метрах или на другой стороне дороги.
Это не запрет и не приказ, а именно просьба, и все прекрасно это понимают. Никто не будет делать тебе замечания или спорить с тобой, если ты проигнорируешь эту просьбу — ты не обязан ее выполнять. Но если ты поставишь авто возле аптеки, но в аптеку не пойдешь, особенно если вокруг — свободные места, то окружающие будут смотреть на тебя как на придурка, хама и невоспитанного человека. Потому что если тебе ничего не стоит выполнить просьбу другого, то вежливость требует, чтобы ты ее выполнил, тут так принято.
Вы знаете, он ни слова не понял из этого моего объяснения и продолжил спорить со мной объясняя, что никто не разрешал им ставить такие таблички, и если уж ты просишь кого-то о чем-то, то вести себя должен соответственно, как проситель, а не как начальник.
И я в этом момент понял, чем отличается житель совка от жителя свободного мира.
Для совка в обществе существует только одна система отношений: хозяин — подчиненный. Что-то требовать может только «тот, кто выше» и только от «того, кто ниже» ну или тот, кто получил разрешение потребовать от вышестоящего начальства. Любое, действие, совершенное без одобрения или разрешения свыше — незаконно. С просьбой же может обращаться только нижестоящий к вышестоящему и при этом, конечно же «должен вести себя, как проситель, а не как начальник».
Ему даже в голову не может прийти, что может существовать другая система общественных отношений, где равные между собой свободные люди, свободно договариваются между собой, сознательно стараясь соблюсти баланс выгод и интересов. Что просьба — это не что-то несущие в себе элемент зависимости, «когда проситель ждет милости», а просто способ информирования о своих нуждах и интересах окружающих тебя равноправных партнеров. А выполнение чужой просьбы (особенно, если тебе ничего не стоит ее выполнить) — это не элемент «милости» с твоей стороны и не элемент «уступки» кому-то, а базовая основа общественных отношений.
И даже государство во многом выступает в этом диалоге как одна из равноправных сторон.
Вот непонимание такой простой вещи, что общественные отношения — это вовсе не «кто кем командует и кто кому чего разрешает-не разрешает», а нечто совсем другое, это непонимание характерно, по большому счету для любого кто живет сейчас на бывшей одной шестой части суши, даже для самых умных и придерживающихся самых прогрессивных взглядов. Любой, кто живет на той территории, заражается этим, просто потому, что живя там — этой системы отношений — не избежать. Хочешь ты того или нет, она проникнет в тебя, просолит тебя — потому что вне ее — там существовать нельзя.
На мое высказывание о том, что я считаю Путина вором и подлецом, меня спросили "а у тебя лично он что-нибудь украл?" Ну, что на это можно ответить?
И ведь не то, что человек этот большой приверженец презумпции невиновности и свято верит в непогрешимость вождя, вовсе нет. Но его логика - классическая иллюстрация типичного коллективного сознания, хотя правильнее сказать коллективной несознательности. Это все из той же совковой психологии - украсть у государства не то, что не зазорно, а как бы даже положено, иначе идиотом или слабаком сочтут. В совке же все общее, а значит ничье. И если кому-то удается урвать кусок от этого всеобщего "ничья", это вызывает завистливое восхищение, но никак не осуждение. Это меркантильные американцы или какие-нибудь педантичные англичане и мелочные немцы понимают, что, украв у государства, власть крадет и у него лично. А у нас такая находчивость, смекалистость и дерзость вызывает уважение и почтение - чувааак, молодчик, наш пацан. Поэтому хоть 10 разоблачительных расследований опубликует ФБК, хоть 100, с документами, свидетельскими показаниями и другими неопровержимыми доказательствами - это ничего не изменит. Для большей части россиян это НОРМАЛьНОЕ поведение человека, облеченного властью.
По этой же причине подавляющее большинство совершенно не обращает внимание на последовательное, методичное сворачивание государственных инклюзивных институтов и уничтожение гражданских прав и свобод. Все эти свободы слова, самовыражения, вероисповедания для обычного русского человека - пустой звук, ибо не осязаемы и не имеют денежного эквивалента, а следовательно, на практичный народный взгляд, бесполезны. В Совке люди были винтиками в огромной машине под названием "государство", поэтому "личные гражданские свободы" нашему коллективистскому обществу винтиков непонятны и ментально чужды. Слово "индивидуалист" в России до сих пор имеет негативную, осуждающую коннотацию, а люди, ратующие за "личные" свободы, выглядят неприличными эгоцентристами, заботящимися (о, Боже, какой кошмар!) о своих личных интересах больше, чем о священных интересах родины. Для обычного россиянина Mark Galperin, одиноко стоящий со своим плакатом "Верните честные выборы", выглядит так же непонятно, как для пролетария в кожанке с кобурой, в далеком 1917-том грубо выселяющего дворянина из его богатого дома, непонятно выглядел этот чудак-аристократишка, по неведомой пролетарию причине хватающийся не за золотые подсвечники и не за дорогой хрусталь, а за семейный альбом со старыми фотографиями. Дурак какой-то...
Самые жуткие люди - это определенный извод "неравнодушных". Он, кстати, абсолютно интернационален. У них - это расовые и гендерные активисты, у нас - разные скрепники в диапазоне от маннергейм-озабоченных до борцов с детской порнографией интеллектуального кружка Милонова-Мизулиной.
Казалось бы, мир полон проблем. При этом реальные проблемы равноправия что полов, что рас - это отнюдь не словоупотребления слова "черный" и слов "папа" и "мама". Проблемы с историческим наследием никак не связаны с тем, ху из генерал Меннергейм - русский герой первой мировой или нацистский преступник? И уж реальные проблемы защиты детей с выставкой Стерджесса не коррелируют вовсе.
Но нет. Идет бубнеж про гендерное насилие, про расизм, про "скверну политкорректности", про "ювенальную юстицию" (как в плюс, так и в минус), про духовность, про скрепы и великое наследие. На самом же деле сумасшедшая половая активистка где нибудь в США ничем по способу мышления и вреду, приносимому обществу, не отличается от нашей коллективной Мизулиной.
А какой нибудь "союз офицеров", блокирующий фотовыставку, от любого движения за равноправие расовое, которое сносит памятники Сесилу Родсу у университетов западных. Неравнодушные люди, которые выбрали точкой применения своего неравнодушия вымышленные проблемы, существующие только в их мозгах.
Теоретически понятно почему. Потому что реальные проблемы пугают. Потому что например обсудить детскую смертность в наших медучреждениях - это тяжело, грязно, некомфортно и чревато. Зато закрыть выставку и тем самым получить очередную информационную звездочку - легко и приятно. Объяснив попутно себе, почему это дело великое и нужное. Ну или законодательно протащить "родителя номер 1" и "родителя номер 2" там.
Я не люблю этот тип неравнодушия за то, что вместо реальной борьбы со злом, люди этого типа зачем то на первом шаге придумывают собственное зло, удобное и комфортное как спарринг-партнер. И начинают истерично, громко и шумно с ним бороться.
А в это время в тишине и спокойствии зло настоящее (настоящее зло ведь любит тишину) продолжает себе коптить. И тем успешнее оно, кстати, существует, чем большую повестку борьбы с собственными выдумками нагоняют "неравнодушные активисты".
Максим Шапиро - О репутации и пиздаболах (на примере России и россиян)
Мы живем в мире ассиметричной информации и суть в том, что человек, который собирается вас наебать прекрасно знает об этом, а вот вы об этом, если у вас нет миелофона, можете и не знать. Иногда вы можете проверить некоторые утверждения некоего человека (не всегда) до того как принять решение на основе его утверждений, но также может оказаться, что проверка эта процесс чрезвычайно трудоемкий и дорогостоящий. Отнимающий кучу ресурсов - время, деньги и т.д. А людей которых нужно проверить или утверждений, которые они делают может оказаться чуть более чем дохуя. И проверяющий заведомо в проигрышном статусе так как генерация пиздежа требует намного меньше ресурсов, чем его проверка. Примеров можно привести множество. Взять хоть СМИ. Допустим они освещают некое событие причем приводят кардинально противоположные точки зрения. И как определить какие из них говорят правду, а какие нагло пиздят?
Три столпа, «три составных части» патриотическо-державной, имперской ментальности: Иван Грозный, Пётр Первый, Сталин.
При этом наиболее сомнительным звеном в этой связке всегда был Пётр – в силу своего своеобразно понятого западничества. Нет, Пётр вполне оставался в формате ордынско-российской исторической матрицы, но все эти его отсечения бород, третирование московитской церковности и «древнего благочестия», фаллосоподобные кубки и проч., наконец, ворвавшийся с Запада культурный поток, вестернизация культуры – нет, всё это не может быть близко нашему истинному патриоту. Поэтому несомненными в данной триаде всегда были и остаются Иван Грозный и Сталин – причём Сталин итоговый, поздний, «византийский», Сталин «Великой Победы», золотых погон и борьбы с «космополитами». И, кстати, что интересно: если в 30-е, в эпоху «великих строек», Сталин ещё апеллировал к образу Петра, то позже он переставил акцент на Ивана Грозного, а к Петру стал относиться, скорее, критически. Идеал позднего Сталина – это уже Московия. Вообще Московия – это матрица России, по сути, глубинно незатронутая и Петром. Всякий раз, возвращаясь к себе, Россия возвращается к Московии. И если сомнительная эпоха Ельцина была ознаменована весьма сомнительным памятником сомнительному Петру, то эпоху Путина ознаменовал памятник Ивану Грозному (несмотря на то, что у власти у нас как раз питерские). Образ Петра Первого с его «кощунствами» явно не сообразен духу путинской эпохи с её «традиционализмом», борьбой с «чужебесием» и противостоянием «растленному Западу». Этой эпохе сообразен Иван Грозный. Мы снова живём в Московии, и распространённый сегодня ватнический патриотизм есть патриотизм московитский. И, кстати, непатриотизм тоже: то обстоятельство, что нынешние «крамольники» регулярно собираются именно в Вильнюсе (Форум Свободной России), явно повторяя тему боярского бегства в Литву, тоже всецело соответствует нашенской московитской матрице. Московия – наша единственная подлинная реальность; наше западничество – это всего лишь зыбкая надстройка, призраки, сны и дым, то и дело уносимый ветром. Петербург – символ этой надстройки; именно таким увидел его де Кюстин – химерическим городом-мороком: «Калмыцкая орда, расположившаяся в бараках около кучки античных храмов, греческий город, импровизированный для татар...». С химерами в России в очередной раз покончено, и Иван Грозный настойчиво приглашает нас в реальность.
Мне кажется, где-то там в аду, во время вечерней жарки на сковороде, шкварчащие тираны, диктаторы и прочие маньяки мирового масштаба, ежедневно и круглосуточно терзают вопросами наших диктаторов и прирождённых садистов, которые жарятся на соседней сковороде.
А спрашивают они у них скорее всего вот о чём, о людях и народе:
- Вы их тысячами и тысячами на колья сажали, тысячами на дыбе разрывали, миллионами загоняли в лагеря и канавы где они в муках умирали. Вы их морили голодом, десятками тысяч расстреливали, лишали детей матерей и отцов, гноили заживо в тюрьмах, гнали на убой куда пожелаете. Тысячи и тысячи подданных превратили в овощи в психушках. Вы их заставляли унизительно стоять в очередях за куском хлеба и рулоном бумаги, десятилетиями кормили как скот. И делали ещё многое из того, о чём даже мы не додумались и тем не менее нас проклинают из поколения в поколение. И вот после всего этого, несмотря ни на что, они ставят вам памятники, вешают памятные доски, пишут книги и стихи, приводят в пример своим детям, ходят с вашими портретами на митинги, они мечтают вернуть вас на престол и они готовы убивать ради вас, даже друг друга. Скажите, как вы смогли так сломать им мозги?
А наши маньяки в эти моменты только плечами пожимают, они и сами не знают ответ. И чего только не делали и не делают, а предела нет, холоп всё терпит и довольный как слон.
Михаил Берг: мы не в состоянии убедить соседа, друга, жену, френда в чем-либо
Все мы постоянно сталкиваемся с явлением, нас изумляющим. Это когда друг детства, сотрудник по работе, френд в соцсетях, только что, кажется, продемонстрировавший счастливую с нами близость, вдруг в следующее мгновение обнаруживает досадное, раздражающее непонимание. И вздорную, идиотскую (если не аморальную – так нам порой кажется) позицию по другой теме, как назло важной и принципиальной для нас.
Причем, самое прискорбное состоит в том, что никакие наши доводы не в состоянии убедить его в неправоте (правда, и его доводы нас). И, как следствие, страстное разочарование от невозможности иметь хоть что-то общее с еще недавним жарким сторонником. В итоге расфренд, бан, ссора, глубочайшая обида – последствия больше зависят от темперамента и культурных традиций.
Попробуем истолковать этот странный феномен. Нам просто кажется, что наши убеждения – это одно целое, и отрицание части – есть отрицание нас самих. Тогда как позиция постороннего человека, как цыганское одеяло, состоит из разных лоскутков – зон локальных мнений. Когда одно мнение (возьмем наиболее банальное: Путин с его программой архаизации социальной и культурной жизни – есть нешуточная опасность для социума) не имеет обязательных последствий (скажем, уверенности, что толпы невежественных мусульман – трагедия для Европы). Или, как практически любое другое (выбираем по вкусу).
Скажем, у меня две двоюродные сестры: одна кончила Гнесинку в Москве, другая университет в Канаде. Одна считает, что еврейская идентичность – следствие мудрости, дарованной ей потом и опытом. Другая, принявшая уже в Америке крещение, более толерантна и равнодушна к национальным проблемам. Обе ненавидят (беру ничего не говорящий и наиболее экспрессивный глагол) Путина, но при этом одна будет голосовать за Трампа, считая, что другой выбор погубит Америку. Вторая, сторонница Берни Сандерса, не уверена, что сможет голосовать за Клинтон, так много к ней претензий, но Трампа готова видеть только в гробу в белых тапочках.
Приведенный мною пример выглядит банальным: позиции двух персонажей легко, кажется, вывести из бэкграунда: более современное образование одной моей кузины и более специальное, скажем так, другой, предопределяет левый или правый поворот.
Но на самом деле все еще сложнее. И очень часто разбор образовательного бэкграунда ничего не добавляет к пониманию того или иного конкретного мнения нашего оппонента. Эти мнения могут вырастать из социального или культурного опыта, но не менее часто они ему – этому опыту – противоречат. Причем настолько, что рационального объяснения мировоззренческого вывиха найти не удается.
Прежде чем попытаться объяснить то, что плохо поддается рационализации, упомянем о всем известном и понятном случае: когда те или иные убеждения выгодны его обладателю. Неслучайно самое очевидное упрощение при встрече с противоположными нами взглядами оппонента – это предположение, что он, оппонент, находится на содержание Кремля, или ЦРУ, Госдепа (в зависимости от сторон в конфликте).
Но и эти предположения, увы, редко справедливы. Конечно, оправдывать себя (в том числе в тех или иных видах конформизма, которые мы-то считаем просто трезвой оценкой реальности по принципу: плеть обухом не перешибешь) – весьма распространенная практика. Но никак не меньше случаев, когда те или иные убеждения человека совсем ему не выгодны, более того – опасны, и, тем не менее, остаются непоколебимыми при любых (ну почти любых) идеологических столкновениях.
И если вы подумали, что я веду речь исключительно о борцах с режимом, которые жертвуют жизнью или безопасностью, но не отступаются от принципа: и не могу иначе – то спешу вас разочаровать. То же самое может быть и в противоположном случае, когда человек с пеной у рта отстаивает позицию, никакой реальной выгоды ему не несущей.
Еще раз: мы не о пропагандонах на жаловании, с которыми все проще, не о сислибах, с которыми все несколько сложнее, но все равно их мировоззрение поддается рационализации. И уж точно я здесь не об осуждении того, что убеждения имеют перспективные надежды на тот или иной вид вознаграждения. Это настолько человеческая и естественная черта, что и обсуждать/осуждать ее не стоит. Бессребреничество (как, впрочем, и другие моральные достоинства) – не залог интеллектуальный правоты.
Можно, скажем, вспомнить Толстого и его героев "Войны и мира", которые в большинстве своем укладываются в простые правила читательской идентификации. Если человек говорит о славе, амбициях, самых порой нелепых и, казалось бы, его дискредитирующих, то из него при дальнейшем развитии сюжета выйдет герой, которому симпатизирует автор и которого предлагает читателю, как пример для социального подражания. Если же персонаж, напротив, говорит о нравственности, бескорыстности, жертвенности, то это чаще всего соединяется с его последующей дискредитацией: автор тщательно заботится о том, чтобы слова героя не совпали с его делами.
И хотя я не перебрал множество еще весьма очевидных случаев рационализации убеждений, перейдем к тому самому распространенному случаю, когда убеждения, их набор, структура – не поддаются рационализации. Или поддаются лишь частично.
Нам привычнее иметь дело с физическими аналогами духовной, ментальной, психологической сферы. Так построен наш язык и его предпочтения. Поэтому возьмем за основу психологическую систему самовосприятия человека и продемонстрируем, как она (он) реагирует на причиненные обиды.
Хотя многое зависит от возраста (в детском возрасте мы менее способны противостоять обидчикам, а во взрослом уже владеем множеством инструментов для демпфирования обид), соединим все в одно. И представим себе психологическую систему самовосприятия, как, скажем, корпус машины.
Причиненная обида – вмятина на корпусе. Причем такая внушительная вмятина (повреждение), что остается подчас болезненным и спустя годы и десятилетия после причинения ущерба нашей целостности.
Наши мнения, высказываемые после причинения нам обиды, не только воспоминания о боли – это попытки выправить (отрихтовать) корпус нашей символической машины. Корпус был воображаемый с самого начала, у нас нет никакой возможности продемонстрировать синяки и шишки на поверхности души (в памяти) иначе, чем рассказать о них, объяснить их, доказать нашу правоту и неправоту тех, кто обиды нам нанес.
Вне зависимости от того, понимаем ли мы сами происходящее именно так, механизм выправления вмятин примерно один и тот же. Мы каким-то образом связываем убеждение в настоящем с обидой в прошлом и, отстаивая эту позицию, выправляем вмятину, нанесенную когда-то.
Конечно, в рационализации этого механизма есть пропуски. То есть рационально здесь далеко не все. Но таковы возможности нашей психики. Мы каким-то образом символизируем событие из настоящего до его почти полного совмещения с событием из прошлого. И отстаивая свои убеждения, испытываем облегчение, так как взамен приобретаем целостность, потерянную когда-то в момент нанесения нам обиды.
Поэтому нам так больно и подчас невозможно согласиться, когда кто-то в свою очередь не соглашается с нашей правотой, за которой не просто наши доводы (далеко не такие пуленепробиваемые, как нам порой кажется). Тут на помощь рациональности приходит эмоциональность: она-то и заполняет неизбежные лакуны, а опровергнуть эмоциональность не в силах ни одна самая что ни есть отточенная рациональность.
Означает ли это относительность всех суждений, их равенство в виду психологической зависимости? Нет, конечно, суждения не равны и отличаются уровнем рационализации, поддержкой/авторитетом разных групп и степенью конкурентоспособности.
То есть удивление, как это сторонники путинской экспансии не видят самоубийственность его политики и наивность доводов агитации, только кажутся наивным. Понятно, что доводы в поддержку "Русского мира", прежде всего, обозначаются как убедительные в группах, имеющих власть в российском социуме. Но также и в группах, власти не имеющих, но обладающих возможностью (в разной степени реальной) в обмен на лояльность получить падающую в цене, но все равно существенное материальное вспомоществование.
Но этого мало, поддержка "Русского мира" – невероятно эффективный механизм самооправдания для тех, кто от власти не имеет ничего, но зато, скажем, ненавидит тех, кто от власти раньше что-то получил. Например, за счёт лучшего образования, социального капитала семьи и так далее. Или беспринципности, почему нет? И они рассчитывают на реванш, интерпретируя Путина как обещание и символ этого реванша. А это уже огромная часть электората. И поэтому уровень конкурентоспособности у, как нам представляется, мракобесных и обреченных на поражение идей достаточно высокий. И их сторонникам кажутся смешными попытки оппонирования победе, которая у них почти что в руках.
В то время как в группах, противопоставляющих себя режиму (по разным причинам), эти идеи не только высмеиваются, как рационально мало обоснованные, но и как ведущие общество к неминуемой катастрофе. Группами поддержки здесь является (так принято считать) либеральное общественное мнение (на самом деле – не только), авторитетное подчас благодаря апелляции не к отечественной, а западной (мировой) системе ценностей. Но если переводить все это на рельсы рационализации, то и это оппонирование может быть рассмотрено в терминах реванша, но не реванша социально ущербных над социально успешными. А реванша, напротив, социально конкурентоспособных (и универсально конкурентоспособных) над апологетами местного и архаичного патриотизма.
Это не означает, что мы имеем дело только с идеями победителей. Идеи проигравших также обладают психологической и культурной привлекательностью, наверное, вечной.
И не менее универсальной, что пример с Трампом может только подтвердить.
Конечно, в наших спорах мы не в состоянии добавлять к нашим доводам эти и многие другие контексты, утяжеляющие наши суждения до уровня непроизносимости. Но то, что мы не в состоянии убедить соседа, друга, жену, френда в чем-либо, что символизируется им, как способ защититься от незаживающей обиды, это тот факт, с которым лучше смириться. Даже если моя попытка рационализировать эту проблему не показалась вам убедительной.
Кажется, с тех пор как открылся железный занавес, советские люди так и не разобрались с некоторыми вещами, которые раньше были от них надёжно скрыты границей на замке и информационной блокадой.
Что такое глянцевая пресса и каково её место. Что автомобиль - это не фетиш, а средство передвижения. Что "заработал" - значит заработал, а не украл. Что тираж книжки или грампластинки не говорит о их качестве, а скорее всего наоборот. Что не обязательно повторять в постели всё, что увидел в порнографическом ролике, начиная с криков "Дас ист фантастишь!". Что "ничего личного, просто бизнес" - это не мудрость жизни, а слова гангстера из голливудского кино, и его в конце арестуют и посадят на пятнадцать лет. Что "Модерн толкинг" и боулинг - это развлечения подвыпившего пролетария. Что гламур - это для девочек 15-ти лет, а к 17-ти из этого пора вырастать. Что любовь нельзя купить. Что при капитализме есть законы, прокуроры и суд, и среди людей признана ценность не только письменного, но и устного договора. Что звезда экрана и депутат бундестага тоже должны соблюдать правила дорожного движения.
В общем, что джинсы и жувачка - не символы процветания и красивой жизни, а просто джинсы и жувачка.
Виктория Волошина о том, почему читателей «Газеты.Ru» так разозлила реакция европейцев на доклад о плагиате в России
Вот уже почти месяц все рекорды популярности на сайте «Газеты.Ru» (больше полумиллиона просмотров и сотни гневных комментариев) бьет небольшое интервью, в котором основатель «Диссернета» физик Андрей Ростовцев рассказал, как на международной конференции европейские ученые реагировали на его доклад о ситуации с защитами диссертаций в России.
«Я даже не подберу слов, чтобы описать, насколько их ошеломило услышанное, — говорит в интервью Ростовцев. — Может быть, многие даже не поверили тому, что я рассказал. Зал на доклад реагировал хохотом, это был цирк... Реакция ученых из развитых западных стран сводилась к удивлению: как такое вообще возможно? Ведь вроде считается, что Россия принадлежит к цивилизованному миру?»
Казалось бы, что нового открыл основатель «Диссернета»? Плагиат давно стал такой же приметой современной России, как молебны против гриппа в осенне-зимний период и коррупция круглогодично.
Даже далекие от науки граждане в курсе того, как «пишут» диссертации российские чиновники и политики, какого качества эти «научные труды» и зачем многим из них в принципе нужны ученые степени — должность ректора вуза или директора НИИ часто становится почетной пенсией для тех, кто вдруг выбывает из номенклатурной обоймы. А как туда без «докторской»?
Но гнев комментаторов (опуская привычные выпады троллей и записных патриотов) оказался обращен вовсе не на «воров» от науки, а на докладчика, который посмел «наш» позор вынести на «их» обсуждение. И, что еще хуже, осмеяние. Как в Европе отреагировали на российских плагиаторов от науки
«Ты скажи все, что думаешь, дома, а не устраивай цирковую гастроль», — пишут Ростовцеву. «Изложенные факты достойны порицания, но как-то неуютно, что автор разоблачений доволен реакцией Запада, его издевательским смешком. Неужели нельзя наказать виновников плагиата и тщательнее подходить к анализу диссертаций в России? Обязательно надо пропиариться перед нашими недругами?», «Нехорошо это — сор из избы выносить...»
Ну, про сор — это наше любимое. Как будто сор в избе оставлять — залог чистоты и свежести. Но помимо этого народного аргумента есть другие, куда более содержательные.
Многих смутило то, что подобный доклад про масштабы «плагиата» в России может дискредитировать всю российскую науку, которой сегодня и так непросто.
«Это все равно что фильм о зоне назвать «Жизнь в России», — пишет один из читателей. — Да, такой фильм показывает частичку страны, очень маленькую, за решеткой, но у западного зрителя возникнет страх уже перед всей страной и он, к примеру, сдаст свой авиабилет в Москву, а это уже прямой ущерб нашей стране. Примерно то же может получиться и с подобными докладами: к сожалению, они не приводят к громким отставкам и тем более посадкам, а вот жизнь честным российским ученым могут осложнить, ибо порождают презумпцию нечестности российских ученых».
Есть в этой мысли своя логика и боль за страну, но куда больше — какого-то тягостного чувства стыда, бессилия и смирения. Дескать, если «воры» все равно не будут разоблачены и наказаны, зачем трепыхаться?
Если министр культуры все равно останется с ученой степенью, несмотря на то что в его диссертации обнаружены чудовищные ошибки, зачем позорить страну этими разоблачениями? Ведь это нехорошо, когда министр культуры великой страны допускает подобные ошибки, это же бросает тень на всю страну. Так зачем самим дополнительно портить имидж своей и без того несчастной науки и страны в целом?
Давайте лучше никому об этом не будем рассказывать, просто спрячем свои «изъяны», как в деревнях прячут увечного ребенка от злых взглядов и языков соседей. «Чужая беда — смех; своя беда — грех» — еще одна русская народная мудрость.
С этой точки зрения любая критическая статья о России в западных СМИ — скажем, про диковатые нравы современной Чечни — тоже дискредитирует нашу страну в целом. И международные рейтинги про борьбу с коррупцией, в которых Россия опускается все ниже и ниже, — еще как дискредитируют.
А уж как полковник Захарченко со своими несчитаными миллиардами дискредитировал российскую полицию во всем мире, так никакому «Диссернету» и не снилось.
Так что же — отпустить полковника тихо на волю, пусть не позорит нас своими разоблачениями на открытом суде? Или судить его в закрытом режиме, чтобы никто из чужих о нашем позоре не узнал? Или, тем паче, над нашей бедой не стал смеяться. Перерастут ли детские бои во взрослые
Есть два типа воздействия на мозги. Одно — прямое, для людей, скажем так, с неразвитым рацио. Для них достаточно простого силлогизма. Все по ту сторону границы — враги России — это, так сказать, аксиома нынешней пропаганды. Все, кто с ними так или иначе сотрудничает, — враги тоже, не зря же ввели термин «иностранный агент». Соответственно, Ростовцев, который проблемы страны «вывез» за рубеж, — враг хуже плагиаторов, потому что последние хоть дома сидят и не кричат на весь мир о российских изъянах на радость нашим недругам. Вот и вся «политика», и хватит про это, пошел пиво пить, устал думать…
Второй тип воздействия — постепенное приучение к мысли, что вы все равно ничего здесь не измените.
Вроде умом понимаешь, что в стране — беда, что ложь все чаще торжествует над правдой, воры над честными людьми, мракобесы над учеными, но при этом чувствуешь, что сделать ничего не можешь, руки связаны. И поневоле начинаешь подбирать аргументы, которыми пытаешься сам себе доказать, что не так уж все и плохо. Потому что иначе один путь — пойти повеситься или уехать из страны, что для многих равнозначно смерти.
Судя по опросу Левада-центра (с недавних пор тоже «иностранного агента»), 87% людей на вопрос «Можете ли вы влиять на принятие решений в стране?» ответили «Нет!» Из них «определенно нет» — 49% и «скорее нет» — 38%. То есть подавляющее большинство признает, что не влияет в России ни на что.
Фактически все они (мы) — заложники в самолете, который летит в неизвестном направлении. Сколько топлива в баках осталось — не говорят, хотя есть подозрения, что немного. Командир корабля не паникует: дескать, все нормально, полет штатный, главное — не раскачивать борт, не нарушать равновесие. Особой веры пилоту нет (слишком много он уже чего обещал, да не сбылось), но и раскачивать борт страшно — а вдруг действительно рухнет, и ты этому поспособствуешь. А так, может, и долетим куда-то на одном крыле, и приземлимся, и все будет хорошо. Вот и стюардесса улыбается, чай разносит — говорит, чая пока хватит на всех.
Так и живем. С одной стороны, переживаем синдром заложника, когда «свои» террористы кажутся надежнее «чужих» полицейских. С другой, не изжит запущенный комплекс неполноценности родом из Советского Союза, когда импортная жвачка казалась недостижимой мечтой, а полиэтиленовый пакет «Мальборо» носили с такой же гордостью, как сегодня сумочки от «Луи Виттон».
Жвачки, пакетов и продукции «Луи Виттона» сегодня в стране хватает, но нынче мы с такой же завистью глядим на «их» науку (привет нобелевским лауреатам этого года, среди которых ни одного россиянина), на «их» технологии — привет безумным очередям за «Айфонами», с недавних пор опять на «их» еду — привет нашим контрсанкциям, за которые недавно президент страны потребовал контрибуцию от Америки. А от кого еще — не от самих же себя? Как в поисках «что такое хорошо и что такое плохо» не поубивать друг друга
«Они» — этот обобщенный Запад, исчадье ада и корень всех наших проблем — опять нас обошли, облапошили, обманули. Капитализм, пришедший на смену «развитому социализму» с его дефицитом всего и вся, не стал панацеей для всей страны — только для избранных. Но ругать этих избранных — себе дороже, да и не изменишь этим ничего. А чувство попранной справедливости ищет выхода. И находит, обрушиваясь на тех, кто позволяет себе выносить сор пусть из прогнившей, но своей, родной избы.
Причем те же комментаторы интервью Ростовцева парадоксально находят повод для гордости в том, что наших ученых, убежавших из страны, «с руками-ногами отрывают западные университеты». Так некоторые женщины с трудной судьбой хвастают сбежавшим мужем — дескать, мой-то бывший, мерзавец, в гору пошел, как от меня ушел.
Страсть к обобщению — «все нас не любят», «все над нами смеются», «все нас боятся, вот и гадят» — признак глубокого невроза, скажет любой психиатр. Потому что смеяться над воришками, которые списывают диссертации, заменяя в них шоколад на говядину, полезно независимо от их гражданства и национальности. В данном случае смеются не над россиянами, а над обычными мошенниками, которых хватает везде. Просто не везде их покрывает государство — вот к чему, собственно, и сводился доклад Ростовцева.
А раз так — то давайте и мы над ними всеми посмеемся, если лишить их ученой степени или должности пока не получается.
Зачем же с ними отождествлять себя и всю страну?
В конце концов, смех хоть немного освобождает от страха за будущее, которым сегодня, кажется, заражены в России все: и низы, и верхи. И который все чаще прорывается в неоправданно истеричных реакциях на самые очевидные вещи.
Перед читателем очередная попытка нащупать точки соприкосновения с российской аудиторией. Настойчивость мою могу объяснить пониманием того простого факта, что без фиксации точек, линий и поверхностей, по которым наши мнения, знания и опыт минимально друг от друга отдаляются, и в которых наиболее облегчен обмен информацией, невозможен и поиск компромисса, а, следовательно, исключена сама возможность сближения. Не надо, думаю, никого убеждать в том, что понимание процессов, протекающих в обществе, отдельными его членами, ведет к консолидации, которая, в свою очередь, может стать рычагом, способным сдвинуть ось российской политики. Вот почему я, несмотря на некоторые странные комментарии моих поисков, не оставляю попыток.
Нечаянно-негаданный резонанс, вызванный моей лекцией, вдохновляет меня предложить читателям практическое занятие по теме, эдакую лабораторную работу. Необходимость и важность работы продиктованы очевидностью дальнейшего упрощения логической конструкции – как показали вопросы, уровень предложенной симплификации оказался, для известной части просвещенной публики, непреодолимо высоким. Некоторые даже надували губки и топали ножкой, грозя никогда-никогда больше не посещать моих противных лекций и семинаров. Манкировать подобной реакцией – самоубийственно для всякого исследователя. Поэтому я искренне прошу прощения за невольно предоставленный повод быть неправильно понятой этой частью аудитории, и предлагаю перевернуть страницу и начать наши отношения с чистого листа.
Как выглядят здоровые отношения между гражданином и государством!
Почему-то у нас принято относиться к политикам как к большим и авторитетным людям, а некоторые политика и вовсе воспринимают как небожителя. Это не так.
Вот она, стоит у кассы. Бабка. Мелочь считает. Очередь нервничает. А бабка все гремит своими копейками. «Блин, достала!» – говорит парень позади меня. У него несколько банок пива в руках. Вижу: ему бы топор в эти руки, искромсал бы старушку. И кассиршу заодно. И меня, очкарика.
Проспект. Вечер. В машинах едут зверюги. Бьют по рулям, кричат нечеловеческим голосом: «Куда ты, сука, прижимаешься?!» «А раньше помигать не мог, козел?!» Если все водительские матюги вдруг разом выпустить из салона – над городом образуется ядовитый гриб. Все сдохнут. Мы заряжены этой адской энергией.
Мы ненавидим друг друга, мы с трудом держим лица на улицах. Чуть тронь кого – «чё сказал, а?»
Прихожу на днях в важный офис: ковры, белые диваны, живопись на стенах. Просто Лондон. Девушка на ресепшене улыбается: «Вы к кому?» Отвечаю. Оказывается, мой «клиент» отменил встречу и забыл предупредить. Ладно, думаю, посижу на белом диване, полистаю журналы, погреюсь, дальше пойду. Девушка стремительно теряет любезность: «Я же сказала – встречу отменили!» Я упрямо сажусь на диван. «Здесь место для посетителей!» – грубит девушка. Почувствовал себя сироткой из книжек писателей-народников. Через минуту девушка уже хамит прямым текстом. Она меня, никчемного человека, презирает. Пинками бы выгнала. Лондон, гудбай.
Нет, мы мирные люди, но если бы разрешили легально носить оружие – вот пошла бы пальба. «Чё сказал?» И выстрел в голову. Подъезжает, допустим, в вечерний час пик поезд к станции «Выхино», а там в каждом вагоне по трупу. А то и по два. За неделю население страны уменьшилось бы на треть.
Или те же наши фейсбуки и вконтакте. Тут все красавцы. С налитыми кровью глазами. «Либералы» кроют «ватников», те грозятся перевешать «либералов», джентльмены костерят дам, те отвечают круче зэков. Культурные с виду гражданки визжат заглавными буквами: «Заткнись, падла!» Дискуссии по национальным вопросам уж не буду затрагивать из соображений политкорректности, да вы сами все знаете. И такая стоит дьявольская брань, что Данте шепчет Вергилию: «Дай-ка сделаю апгрейд ада, добавлю еще один круг, десятый. Русские социальные сети». «Точняк!» – отвечает Вергилий.
У меня уже года три идея – создать у нас соцсеть Hatebook. Только для проклятий, ругани, хамства. Никаких котиков и детишек в парке, это забыть навсегда. Это для слабаков, для жалкой публики. Нет! Чистая беспримесная ненависть. Выгода очевидна – ненависть лучше всего продается. Налетай! Готов уступить идею за скромное вознаграждение.
Если составить перечень ключевых слов эпохи – вот они: «гнида», «сволочь», «тварь», «ублюдок», «подонок», «гори в аду», «сдохни мразь», сами дополните, мне уже надоело. Эпоха ненависти. Бескрайней как зимняя степь.
Заграницу мы любим ведь не за морские пейзажи и натюрморты в уютных музеях. Мы же просто отдыхаем от своей ненависти. Мы там как зэки после отсидки: не надо спать вполглаза на нарах, никто ножичком не пырнет. Расслабон, пацаны.
Ненависть – наш общий режим. Сбоку и справа. В ларьке и офисе. Ее нам транслируют свыше. Министр культуры вворачивает оборот «конченые мрази» во вполне официальную реплику, не с мужиками в гаражах. (Хотя в гаражах от него проку не больше.) А твиттер вице-премьера Рогозина – просто россыпь антрацитная. Каждый второй твит можно на стене в подъезде царапать – изводить гадов-соседей. «А не пошли бы вы… лесом!» Да, это цитата, совет вице-премьера – Америке и Европе.
Когда стране не могут предложить внятное будущее, ей впаривают «великое прошлое» и обязательно ненависть. Могучую российскую ненависть. К украинским фашистам, турецким помидорам, европейским «пидорасам». Ну и лучшее, любимое, только для вас: «Обама чмо». От иерархов РПЦ про «возлюби ближнего» слышно не очень, они какими-то другими вопросами заняты, орденами, гектарами, стройками, им не до глупостей.
Ненависть – простая эмоция. Быстрая. Надежная. Легко размножается. С ней удобно и недорого экспериментировать. Примерно как с мухами-дрозофилами.
Умненький Михаил Леонтьев объяснил бы тут, что ненависть сплачивает. И был бы прав. Сплачивает. Но ненадолго, ибо стремительно изнашивает ресурсы. Почему я вдруг про Леонтьева? Он у нас «великий магистр» ненависти. Еще до всякой Украины с экрана объяснял, какие кругом мерзавцы, в выражениях не стеснялся. Его программа «Однако» – образцовая пятиминутка ненависти. А как человек интеллигентный и начитанный, всегда рассматривал вопросы широко, диалектически. Искал и находил вредителей всюду. Если наводил прицел – кирдык. Чехова в одном интервью назвал «редкой гнидой». Да-да, Антона Павловича. И планку для последователей-пропагандистов задал высокую, просто олимпийскую: талантище. (Надо бы ему продать идею Hatebook, кстати.)
Киселев с Соловьевым, конечно, люди незлые. Они вообще душки, бонвиваны, читают хорошие книги, любят вкусно покушать и понежиться в пошлой роскоши. У них просто работа такая – ненавидеть. Профессия. И они – мастера, всю страну держат на взводе, у киселевских программ огромные рейтинги. Потому что ненавидеть – сладко, круто, адреналиново. Ненависть доводит до экстатической дрожи. Радиоактивный пепел стучится в наше сердце, и мы отвечаем радостно: «Войдите!»
Наша ненависть неисчерпаема как сибирская нефть. Мы пьем с ней чай и чистим ненавистью зубы, мы набиваем ею подушки. Ненависти у нас хватит надолго. На всех. До полного разложения организма и цивилизации. Однако, приехали.
