Когда свобода от выбора важнее, чем свобода выбора, совок получается сам собойНачать, пожалуй, придется издалека, с одного разговора за рюмочкой с добрым другом, который и тогда уже был маститым политологом. 1999-й, а может, уже и 2000-й, не помню даты, зато помню суть. Он был в ужасе тогда, ему казалось, что страна катится в пропасть. А мне – мне нравился Путин. Молодой, энергичный, говорящий внятно и просто. Президент, как теперь бы сказали, надежды, хотя тогда так, кажется, не говорили.
– Он же из ГБ?
– И что?
– Помяни мое слово, еще несколько лет, и здесь будет совок. Ну, какая-нибудь новая версия совка.
– Слушай, ну это бред. Ну что ты как Новодворская. Ну кто теперь хочет в совок? Старушки у Зюганова на митингах? Он явно не их президент.
Недобитый совокИ это было совершенно искренне. Да, объективно, 1990-е вышли тяжелыми. Много всего плохого творилось вокруг. Но поверить, что есть какое-то значимое количество людей, которым лет 50 или меньше и которые при этом рвутся назад, просто не получалось. Невозможная мысль, не умещавшаяся в голову.
Туда? После того как шепотом передаваемое семейное знание о людоедской сути режима превратилось в знание документальное? К духоте официоза? К идеологическим фальшивкам, в которые уже и при Брежневе никто, кроме Суслова, не верил? К невозможности читать что хочешь, смотреть что хочешь, путешествовать по миру? К необходимости, в конце концов, стоять часами в очереди за синюшной курицей, скончавшейся от естественных причин? Да ладно, так не бывает.
Можно (и нужно) спорить о вариантах будущего, но всерьез обсуждать возможность возврата в прошлое в том или ином виде? Невозможно, незачем, не о чем.
Звучит наивно, но так я тогда и думал, однако дело, разумеется, не во мне. В последние годы я много разговаривал с людьми, которые в 1990-е и позже играли, как пишут в унылых учебниках, заметную роль в жизни страны. Создавали новые медиа, формировали стандарты жизненного стиля, а то и вовсе – государственную политику. Все теперь в печали. Даже те, кто сохранил серьезные посты и по-прежнему на что-то влияет. Как бы влияет, если выражаться на языке 90-х. Одни каются – недооценили тяги общества к патернализму, другие просто ругают плохой народ, так и не сумевший впитать ценности свободы.
Никто не произносит этого вслух, но простой вывод напрашивается – просто не добили совок. Поверили, что это навсегда закончилось, что труп можно не хоронить (и главный труп на Красной площади хоронить не стали, и могилу усатого людоеда там же оставили на радость поклонникам). Ринулись обустраивать собственную жизнь. Зарабатывать, самовыражаться, читать, путешествовать.
Ельцинский троллейбусВ екатеринбургском Ельцин-центре (прекрасный, хорошо придуманный музей, не зря Никита Михалков его ненавидит) есть зал, в котором стоит троллейбус. Обычный советский уличный троллейбус. Можно зайти внутрь – детям особенно нравится, – устроиться на дерматиновом сидении и посмотреть старые видео: Борис Ельцин, первый секретарь московского горкома, едет на работу в час пик. Вместе с простым народом. Так и начиналась новая Россия. Не вокруг свобод велась игра. Людям обещали правильно распределить блага, отняв их у зажравшейся «номенклатуры» (было такое важное слово в тогдашнем языке).
Политические неудачи Ельцина связаны с тем, что этих, главных своих обещаний он так и не смог выполнить в силу печального состояния завалившейся набок экономики. Политического опыта у жителей страны не было, политический инстинкт вытравили в советские годы. И да, все, включая самых убежденных коммунистов, понимали под занавес совка, что все пошло не так. Искали объяснения ошибкам и простые варианты их исправления. Взять и сразу сделать все «как там» (Александр Яковлев в одном из последних интервью рассказывал, что еще в 1985 году написал для Михаила Горбачева записку с предложением ввести многопартийную систему, частную собственность и прочую гласность). Взять и сделать «как было» (про это записки писала Нина Андреева). Вернуться к ленинским нормам. Возродить великую империю с румяными гимназистками (это, кажется, называлось «Россия, которую мы потеряли»).
Но главный запрос – тот самый, который почувствовал Ельцин на заре своей карьеры, – был очень простым: отнять и поделить. Просто поделить правильно. При этом делегировав ответственность за передел правильным людям.
История новой России – это история того, как общество пытается бежать от ответственности. Даже те, кто свободу как ценность ощутил, восприняли ее как торжество индивидуализма. Я свободен. И я ни за что здесь не отвечаю. В этом плане легендарные бандиты из 90-х даже честнее, чем забытые теперь публицисты из правильных изданий тех же 90-х.
Сил хватило, чтобы один раз собраться и не пустить к власти Зюганова, не рассуждая о методах. Цель ведь оправдывает средства. А цель – это как раз и есть защита своей свободы. Свободы не отвечать ни за что, кроме скромных или нескромных личных радостей, которые вдруг сделались достижимыми.
Мизулинский экзистенциализмСоюз – нищий и пожирающий собственных граждан – в одном был очень удобным государством. У жителя Союза не было ни выбора, ни ответственности, которую предполагает выбор. И в продуктовых магазинах, не говоря о промтоварных, выбора не было точно так же, как в сфере политической. Вершина развития Союза – сталинская эпоха, когда ввиду отсутствия правил игры не было даже возможности выбирать между жизнью и смертью, потому что человек просто не знал, за что государство может его убить. Государство могло убить его просто так.
Ну и глупо было бы ожидать (ах, как легко об этом судить теперь, когда все мыслимые ошибки уже сделаны), что Путин, у которого появились году этак к 2003-му деньги, не попытается выменять у граждан их свободы на иллюзию справедливого распределения благ. Не столько даже выменять, сколько выманить.
Он ведь тоже советский, как все, кто строил Россию. Он, конечно, не рвался в Союз с синюшными курицами, он просто воспроизводил управленческие схемы, казавшиеся наиболее эффективными. Проще управлять теми, у кого нет свобод. Особенно, если они и сами от ответственности, связанной со свободами, бегут.
Дальше выросло то, что выросло и что должно было вырасти. Пока – душный официоз, но будут наверняка еще и пустые полки. Зато никто – буквально, никто – ни за что не отвечает. Поклонники Путина, напуганные ужасами Украины, могут терпеливо ждать, когда, наконец, вождь хотя бы паспорта российские начнет выдавать страдающему народу Донбасса. Потому что они ни за что не отвечают, так здесь жизнь устроена. Противники Путина, возмущенные агрессией против Украины, могут даже и на митинг против агрессии выйти (отчего бы и не выйти, раз разрешают, правда, не вспомнить, в каком году этот митинг состоялся), но и они понимают, что ни на что повлиять не могут, и ни за что, включая эту агрессию, не отвечают.
И это, черт возьми, удобно, мы так привыкли.
Много издевались над сенатором Еленой Мизулиной после ее реплики о целительной силе запретов. Вот это знаменитое: «Запрет – это как раз есть то, где человек свободен, потому что он говорит: это нельзя, а все остальное – как хочешь. Что такое право? Это и есть самая большая несвобода. Я вам могу сказать, что чем больше прав у нас будет, тем менее мы свободны, потому что право, в отличие от запрета, это когда ты должен действовать, и только таким образом, как написано в законе». Все поминают Оруэлла, хотя это проблематика французских экзистенциалистов, конечно. Еще Сартр додумался до афоризма о том, что по-настоящему свободен человек только в концлагере. Когда свобода от выбора (то есть свобода от ответственности) важнее, чем свобода выбора – совок получается буквально сам собой.
Идеология национального величия, кстати – это идеальный повод для оправдания собственной безответственности. Когда ты часть великой машины, бьющейся за правое дело, даже рассуждать о собственной ответственности хоть за что-то и уж тем более пытаться задавать вопросы – это как минимум грех гордыни. А то и вовсе измена родине.
Сейчас невооруженным глазом видно, что у режима проблемы. Но проблемы эти снова воспринимаются как результат неправильного распределения. Чиновники жируют, а врачи нет, и популярным становится Сталин. Сталин, который мог бы еще раз отнять и честно поделить. И заодно наказать зажравшихся, потому что очень раздражают. Ради такого не жаль пожертвовать миллионом-другим невинных. Может быть, даже собой, если не повезет.
Здесь планировался пафосный финал про то, что, если предоставится еще один шанс, интеллектуальный класс ни в коем случае не должен… Но когда начинаешь писать, как-то сразу видишь, что это пустые слова. Поэтому закончу так: когда начнется большая война, я утешу себя мыслью, что я тут ни при чем. От меня ничего не зависело, я ни за что не отвечал.
Иван Давыдов
Публицист
25 АПРЕЛЯ 2019https://republic.ru/posts/93618 storm100https://storm100.livejournal.com/6357020.html 
