Я боялся глядеть на отца, но все равно посмотрел, без всякой надежды.Ничего не изменилось. И первый раз подумал о том, что если его не вылечу, придется идти к людям за помощью. Лучше, конечно, сделать ему какой-нибудь укол, но никаких шприцов и ампул у нас в аптечке не было. Были только таблетки в железной банке. В прошлом году, когда пять дней шел дождь, и мы сидели в палатке сутками, перечитав все книжки, отец объяснял мне, зачем нужны все эти лекарства из аптечки. Я вытряхнул коробку прямо на пол - верхняя упаковка была надорвана, в ней не хватало одной таблетки. Эту таблетку выпил я, весной, когда страшно обварился кипятком. Я обрадовался, как будто встретил старых друзей. Таблетки эти были от боли, назывались анальгин, я вспомнил точно. И еще они страшно горчили и я долго запивал эту вяжущую горечь водой. Стараясь не касаться отцовских губ, я опустил белую таблетку в черную щель его рта,подождал, и стал лить туда чай. Чай стекал по отцовским небритым щекам, разливаясь озерцами,речками и маленькими морями по спальному мешку. Отец продолжал улыбаться и смотреть вверх - и меня затрясло от этой жуткой картины. Я знал, что люди умирают. Видел якобы мертвых в кино,видел наших солдат, которых мы находили в лесу - обрывки формы,обувь, ржавая винтовка, горстки темно-коричневых костей, черепа раздавленные корнями деревьев. Сам я знал, что никогда не умру, или это будет так не скоро, в таких далеких далях, что моя мысль еще не в силах туда забраться. Не мог я примерить смерть к своим близким, и, если бы в эти минуты я признался себе, что отец ушел окончательно и бесповоротно, я бы наверное лег рядом и тоже умер.Так было бы проще и легче. И я решил не думать о смерти, вообще. Слезы катились горохом и выедали глаза, когда я собирался. Губы дрожали, и пришлось их прикусить до крови. Мучительно хотелось взять с собой карабин, и я каким-то чудом заставил себя не делать этого. Отец и так оставался в этом лесу один, больной, без оружия. Раз. Я чувствовал, что не донесу карабин никуда, просто брошу его,уже через несколько километров.И отец этого не простит.Два. Я положил карабин отцу в спальник, прикладом на раскрытую ладонь.Пусть будет у него под рукой, рядом. Застегнул молнию, укутал пледом, подоткнув его со всех сторон. Собрал разбросанные таблетки, а пролитый чай размазал по полу палатки своими грязными колготками. Нож мой, подаренный отцом весной,лежал у нас в изголовье. Я взял его в руку и нагнулся еще раз к холодному отцовскому виску: - Папа, я побежал. Я дойду, мы приедем с дядей Сашей на вездеходе и отвезем тебя в больницу. Я быстро.Слышишь? Быстро было только по карте-пятикилометровке, на вертолете. Даже мотолыга проползала этот путь не меньше чем за три часа,срывая гуски о пеньки, ухая в бездонные ямы и выбрасывая грязевые фонтаны, как торпедный катер.В прошлом году, отец оставил меня одного в лагере, пошел звонить, и страшно упал на буреломе. Его спасла шерстяная шапка в нагрудном кармане горки, иначе, переломал бы ребра. Так он рассказывал. После этого случая отец стал учить меня ориентироваться, я даже брал азимуты по компасу. Иногда, во время наших странствий по лесу, отец вдруг останавливался и говорил: "Егор, выводи нас!". Когда я путался и начинал забирать в другую сторону, он мягко сдавливал мне плечо, или на секунду поднимал в воздух и ставил на землю,но уже лицом в нужном направлении. Сам отец ходил по этим лесам, как по нарисованной линии - ни отклоняясь ни на метр от цели в сторону, хотя, мы постоянно обходили завалы деревьев,болотины и кусты-шкуродеры. В карту он смотрел редко, карты, как говорил отец, были здесь "слепые" - просто зелень с редкими просеками,на самом деле, давным-давно заросшими. Но я не должен был заблудиться.Дорогу я помнил. Примерно двадцать минут мы шли вдоль речки по звериной тропе. Потом будет так называемая "крестовая яма" - большая заболоченная впадина с редкими, кривыми и очень жуткими елками. Мертвые елки напоминали обветрившиеся кости, торчали во все стороны и я думал - кто их убил всех, разом? Росли-росли елки, а потом ррраз - и умерли. Высокие, стройные...На кладбище похоже...Отец предположил, что здесь садилась летающая тарелка и жар двигателей спалил деревья. Вот этого болота я боялся больше всего. Через него нужно было идти по старой, еще времен войны, гати. С выкрошившимися бревнами, ямами с черной водой. По гати этой даже ходили медведи - мы как-то разглядывали следы, которые не могла накрыть наша лопата. Либо пятка из под нее торчала,либо медвежьи когти. После "крестовой ямы" начиналась просека высоковольтки с редкими столбами. По ней идти очень долго - мы делали обычно три-четыре привала и даже перекусывали... Я сгреб разворошенные кабаном продукты в гермомешок,зацепив горсть сухарей и пакет леденцов. В кармашек флиски положил свою кружечку - пить по дороге. Нужно было взять фонарик, но никакие силы не заставили бы меня еще раз залезть в палатку, копаться там в вещах и видеть то, о чем я сам себе запретил думать. Я присел на перевернутую гильзу от огромной пушки, на дорожку. Так мы делали всегда. Встал и пошел, сжав нож в ножнах в кулаке. Отец запрещал бегать по лесу с открытым ножом, показывал, как на него можно упасть, просто споткнувшись. Упасть и проткнуть самого себя. Но я решил - достану из ножен, когда совсем будет страшно. То, что будет страшно, я даже не сомневался. Страшно позади, и страшно впереди. Капкан, но не тупик. Лес, едва я вошел в него один, неуловимо поменялся. Звериная тропа уже не была такой удобной - за каждым ее поворотом я ждал тех самых кабанов, по которым стрелял из палатки. К реке, от тропы, через каждые сто метров сбегали хорошо натоптанные дорожки к водопоям. Я первый раз их заметил.Кто по ним ходил и ходит? Мокрая,здоровенная выдра щерилась из травы желтыми зубами, глаза-бусинки нагло блестели. Она, увидев меня, даже не думала попятиться - смотрела нагло. Я топнул на нее ногой и закричал: - Пошла, дура! Вытащил нож, полированная сталь пустила солнечный зайчик. Выдра смотрела и смотрела на меня не мигая, и я просто прошел мимо, сцепив зубы, чтобы не оглянуться на нее. Чтобы не догадалась, что я ее боюсь. Я подумал, что будь я с отцом, никая бы выдра не вылезла, а сидела бы тихо в своей прокисшей речке. У отца со зверями были какие-то странные отношения: они видели друг друга, и друг другу уступали дорогу. Он все время ходил с карабином, но никогда не охотился. Я как-то спросили его: "Почему?". Отец ответил очень серьезно: "пока в нашем мешке есть хотя бы одна банка консервов, это будет не охота, а убийство. Нельзя убивать просто так". Что говорить, мы с ним даже бересту или лапник резали со словами - "березка, елочка, прости! Нам надо!". И кроме волков мы со всеми тут дружили. Да и волки не лезли к нам,только выли страшно... Лось целых пять минут терпел, пока мы фотографировались с ним, и только потом убежал. К нам приходила общаться норка,каждый вечер. Прилетали какие-то птицы, я сыпал им на пенек сухие макароны. Но то было с отцом, и мне страшно представить, что будет без него. На краю "крестовой ямы", в невысоких сосенках стоял старый лось. Тот самый, с которым мы фотографировались. Лось тяжело вздыхал и постукивал копытом по упавшему бревну. Постучит-посмотрит на меня. Я спрятал за спину нож, и обмирая от ужаса, остановился и поздоровался с ним: - Я в деревню иду, к дяде Саше. Папа заболел. Ты понимаешь? Лось перестал стучать, и чуть наклонил голову на бок. Он долго шел за мной через болотину. Шел, далеко отстав, чтобы я не пугался. Выходил на гать, потом опять скрывался в редких соснах. Лось провожал меня, и исчез,только когда я выбрался на пологий край чаши. Я шел и шел, отдыхать залезал на столбы высоковольтки - казалось, что когда я иду,меня никто не должен тронуть. А вот когда остановлюсь - придут и съедят. С одного столба я видел, как через просеку шли две серые небольших собаки. Одна остановилось понюхать воздух, и я вцепился в гудящее железо так, что побелели грязные пальцы. Но вторая собака куснула нюхающую, и через минуту я видел лишь, как мелькали их гладкие спины в чуть колыхающейся желтой траве. Когда стало темнеть, я уже слышал шум машин на шоссе. Я шел босой. Резиновые сапоги я потерял на торфянике, там, где мох колыхался под ногами так, что сладко щекотало в животе. И где отцу было по-колено, а мне почти что по-пояс. Я не смог за сапогами вернуться, уговорил сам себя, что это не нужно - на ногах еще остались толстые шерстяные носки. Поздно ночью я положил голову на край асфальтовой дороги и уснул на минутку. Первая же машина, высветила фарами босого спящего ребенка в грязном камуфляже,шарахнулась в сторону, а потом остановилась так, что завизжали тормоза. Я проснулся от этого визга. Меня тормошили, поили каким-то сладким теплым компотом, надели носки и огромные клетчатые тапки. Остановились еще машины,все ждали скорую помощь, но я сказал им, что она не проедет по болотам... Раз десять пытались забрать нож - я не отдавал,держал обеими руками, и все про него, наконец, позабыли. Приехала милиция. Какой-то мужик в форме с мятыми погонами и выстиранными бесцветными глазами, сидел передо мною на корточках и повторял, как попугай: - Что с твоим папкой? Что с ним? Папка пил? Была у него бутылка с собой? Я мотал головой, говорить почти не мог, разучился. Мужик не унимался: - Папка бомбы разбирал? Взорвалось у вас? Что взорвалось? Снаряд? Граната? Наконец, примчался папин друг, дядя Саша, схватил меня на руки. Единственное родное лицо в этой дикой кутерьме. Я вцепился в его шею, крепко, как мог, и только тогда разрыдался по-настоящему. Первый раз,за весь этот проклятый длинный день. Дядя Саша послушал мое бульканье и завывание, и со словами: -Нет,Егор, так не пойдет, - шагнул через канаву в поле. Мы долго гуляли по полю. Точнее, дядя Саша гулял, сморкал меня в свой огромный клетчатый платок, а я сидел у него на руках,держал за шею, не выпускал, пока не успокоился окончательно и не рассказал все по-порядку. Мы вернулись к толпе на обочине дороги. Дядя Саша названивал по мобильнику, и я слышал, что какой-то Арефьев заводит свой вездеход, и не может завести, потому что его "завоздушило". Дядя Саша объяснял по телефону, как вездеход починить. Менты ругались, кто поедет за моим папой. Ехать они не хотели, но ехать им было нужно, чтобы заполнить какой-то акт. И еще ждали врачей, которые "на трупы не спешат". Я подергал дядю Сашу за штанину: - Можно я с вами? Вдруг вы не найдете? Но тут приехали врачи. Меня завели к ним в "скорую", я начал сбивчиво, с пятого на десятое, объяснять толстой врачихе, как спасти моего папу,что его заколдовали и очень просил скорее поехать за ним на вездеходе и вылечить... Но врач не слушала меня, вообще, посмотрела шишку на виске от гильзы, помазала йодом. Потом вдруг как-то ловко перехватила меня,зажала руку, и сделала укол. Я проснулся в избе у дяди Саши, в знакомой комнатке, где мы с отцом много раз спали на узенькой жесткой кровати, под тиканье настенных часов, в которых сидела пластмассовая кукушка изгрызенная котами-разбойниками. Возле избы грохотал двигатель,лязгали гусеницы, а потом все стихло. Я выглянул в окошко - у забора стоял плоский вездеход с башенкой, как у танка, весь заляпанный подсохшей синеватой грязью. На крыше вездехода лежал огромный папин рюкзак. Дядя Саша и незнакомые мужики в брезентовых куртках, достали из вездехода носилки с длинным свертком замотанным в мою и папину плащпалатки. Я, в чем был, босой, в чьей-то очень длинной майке, выбежал на крыльцо. Дядя Саша подхватил меня с последней ступеньки. Присел у носилок и отогнул край плащ-палатки. Глаза у отца были закрыты, но он все равно улыбался. Через год, когда я научился разбирать отцовский почерк, я прочел в клетчатом блокноте его последние записи сделанные для меня: ...может быть, смерть моя будет неприглядной - на гноище и во вшах. Или буду лежать я на перекрестке дорог, страшный,вздутый, оскалившийся, с вывернутыми карманами. Но это все неважно. Я знаю точно, что буду здесь всегда - на торфяных болотах, среди теней солдат, теперь скользит и моя тень. И под куполом церквушки на Перыновом скиту, в солнечном луче , дрожит эфирная часть моей души. Но самое главное - я останусь в своих детях, в их внуках и правнуках. Буду вечно течь в их жилах, буду смотреть на мир их молодыми глазами. Буду опять любить и ненавидеть, пока мой род не прервется. А значит, я почти что бессмертен...
Автор krig42 Лучше гипс и кроватка, чем плита и оградка...
Под сводами Кельнского собора торжественно и скорбно гудел орган. Смолкли звуки церковной музыки, и началась месса. Епископ в красном облачении повторял слова молитвы. Прихожане стояли у своих деревянных скамей в центре огромного храма и вздыхали хором: amen! Молились за Японию, на которую обрушилась беда, просили Бога о жизни, здоровье и благополучии для жителей далекого острова.
Я вышел из храма. На широкой площадке перед Домом — собор по-немецки Dom — стояли цепью японские юноши и девушки. Они пели японские песни и собирали пожертвования для пострадавших. Кельнцы и туристы склонив головы сыпали деньги в копилки. Японские юноши и девушки раздавали бумажных журавликов.
Мой товарищ и литературный агент фрау Дурстхофф положила в сумочку розового журавлика. В уголках ее усталых глаз блеснули слезы.
Спускаясь по каменной лестнице от Дома к улицам старого Кельна, я услышал от своего товарища и литературного агента, что в России кинорежиссер Никита Михалков, выступая как гигант христианской мысли и представитель православной общественности, заявил, что Бог покарал Японию за грехи. В частности, за потребительский образ жизни. Ну и, надо думать, за настойчивое желание оттяпать у богоносной России Курильские территории. Мне вспомнилась похожая история с землетрясением на Гаити. Тогда весь мир выражал сочувствие и пытался помочь, но прозвучала и парочка злорадных ремарок. Один проповедник из Америки сказал, что гаитян покарал Бог, и покарал за дело: они следуют богомерзкому культу Вуду.
Voodoo people, magic people... you know.
И вторая, конечно, из России. От нашего церковного иерарха. Тоже смиренно признающего правоту карающей десницы Господа Всемилосердного. Но по другим основаниям. Российский церковник заявил, что гаитяне наказаны за безалаберное и несовременное отношение к жизни, за отсутствие развитых капиталистических отношений и потребительского общества. И привел в пример гаитянам соседнюю — буквально за забором от Гаити — Доминиканскую Республику. В Доминикане церковник имел удовольствие отдыхать от праведных трудов служения церкви и пастве и заметил, что все там хорошо: бассейны, виллы, бары, казино, девочки, супермаркеты, банки, кабриолеты — совершенная и современная христианская цивилизация. И, видите — Доминикана от землетрясения нисколько не пострадала.
Хотя говорят, что один церковник от внезапного подземного толчка уронил пепел сигары на грудь одной дамы, а другая почтенная матрона и бизнес-леди пролила коктейль в бассейн. Инцидент ограничился возгласом «Ah, blyad!», каковой не был понят прислугой в силу ее (прислуги) недостаточного образования.
А в целом все обошлось.
И я задумался. В моем несовершенном разуме образовалось некоторое внутреннее сомнение. За что же именно карает Господь: за потребительство или непотребительство?
Вернувшись из Кельна в тихое немецкое поместье под Кройцау, я не мог и думать ни о чем другом, кроме причин и оснований Божественной кары. В саду пели птицы, зеленела на лужайках трава. Дворецкий утром подал мне велосипед для прогулки. Я крутил педали, катясь по ровной дорожке в ухоженном южногерманском лесу, а думал про Японию, развороченную землетрясением, накрытую волной цунами и отравленную радиацией аварийных атомных станций. И про Гаити. Как же так вышло?
Было просто необходимо узнать правду у Первоисточника.
Поднявшись в кабинет на втором этаже сельской виллы, я зашел в Интернет. На специальном закрытом сайте ввел пароль и получил секретные телефонные коды доступа. И набрал номер.
Нет, сам я с Богом не разговариваю.
Вернее, я с Ним разговариваю, а Он со мной нет.
Но я знаю одного человека, хм, я знаю одного — Человека — с которым Бог разговаривает. Бог отвечает на его вопросы и дает пошаговые инструкции по управлению вверенной Человеку территорией. В режиме онлайн. Так этот Человек и управляет. И однажды сам в этом признался.
У меня с Человеком отношения сложные. Но, ввиду особой важности вопроса, я не постеснялся обратиться напрямую к нему. Больше не к кому!
Так я и сказал.
— Слушай, земляк. Я сейчас занят. У меня важное совещание. Ближайший сеанс будет через пару часов. Я буду ехать в машине до резиденции. Ладно, спрошу о твоей проблеме. Передавай привет родным.
— Мне перезвонить часа через три?
— Я сам тебя наберу.
Абонент отключился.
Общаясь с Человеком, я научился не задавать глупых вопросов вроде: «а у тебя есть мой номер телефона?». Вечером зазвенел мобильный, зарегистрированный в Берлине на полузнакомого эмигранта.
— Салам Алейкум! Или как у вас принято здороваться? Хендехох?
Собеседник смеялся раскатисто.
— Гутен так.
— Что, как там в твоей деревне? Какой будет урожай яблок в нынешнем году? Свинюшек еще не завел?
Я посмотрел на яблоневый сад вокруг своей усадьбы, усадьбы, о которой никто-никто не должен был знать, — и тоскливо вздохнул.
— Иншалла... так что случилось с Японией?
— С Японией?.. Она утонула! Голос в трубке снова захохотал. — Ладно, слушай. Я задавал твой вопрос. Он ответил. Это из-за землетрясения.
— Как?..
— Ну, так! Было землетрясение, потом цунами, цунами накрыло АЭС, на АЭС случились аварии. Теперь радиация и вообще, полный режим КТО.
— Ааа...
Я был разочарован. Подумалось: кому Человек «задал мой вопрос»? «Яндексу», что ли?
— А как же... Бог?
— Он ни при чем.
— Эээ?..
— Земля — автономная система. Приливы, отливы, землетрясения, вулканы, цунами, выборы — все само собой. Все катастрофы. Ну, или почти все.
— Дааа?.. а Он???
— Он сейчас занят на другом проекте.
— Ну, а... всё же...
Я не мог успокоиться.
— ...а не может быть, что это из-за Курил? Ну, страна-богоносец и все такое...
Мой собеседник на том краю света глубоко вздохнул.
— Знаешь, я стараюсь не говорить об этом. Чтобы никого не обидеть. Но если честно...
— Что?
— Если честно, мне каждый раз приходится напоминать и заново объяснять Ему, где это и что это такое — Россия.
— И как ты объясняешь?
— Я говорю, что так называются обширные территории между Грузией и Эстонией. Большая часть земель — пустующие и брошенные, остальные застроены неудобными городами и завалены отбросами.
— А Он?
— А Он все обещает прислать своего архангела на приборку. Но постоянно забывает. И, знаешь, хорошо, что забывает. Знаю я, про какого архангела Он говорит. И как этот архангел делает приборку...
Мы поговорили еще немного и попрощались. Злоупотреблять временем и общением Человека не стоит.
А я задумался круче прежнего. По всему выходит, что только по недосмотру и Божьему попущению жива моя Родина. Что грехов у нее будет побольше, чем у Японии — ну, может, столько же, сколько у Гаити. Да архангел-терминатор задержался в дороге.
Что Москва, где самые дорогие в мире отели и рестораны, где количество миллиардеров превышает количество специалистов по древнеславянской литературе, где воры, коррупционеры, бандиты, проститутки, еще раз воры, еще раз коррупционеры — все в шоколаде, все в розовых бентли с кенами и барби соответственно полу, а иногда и вопреки, где рабские таджики убирают утром мусор за московскими патрициями, а ночами режут друг дружку в тесных подвалах нелегальных ночлежек — Москва, а не Токио, есть Вавилон, блудница грешная. И когда обратит Господь на нас взоры Свои — так лучше бы Он не обращал. Мы живем, пока Он не вспомнил о нас. А вспомнит — и накроет Москву, порт пяти морей — цунами.
На минутку я засомневался: откуда взяться в Москве цунами? До ближайшего океана далеко. И сейсмическая активность в норме.
Но тут же усмехнулся своему неверию. Господь Всемогущий. Найдет моря и океаны — даже если они под землей. И сушу тряхнет в любом месте, где только захочет. Сдвинутся плиты и подмосковное море — море под Москвой, то море, о котором так долго говорили дигеры и ученые — выльется на улицы грешного города, встанут волны выше кремлевских башен, выше Москоу-Сити и чего там у них есть еще. Новый сценарий для книжицы Веллера. А и сама книжица — не разработки ли для архангела?
Но вот еще Михалков. Почему он так? Ведь столп и светоч, православная душа, русский барин, потомственный аристократ. Значит, должен быть какой-нибудь смысл?
Про это тоже надо спросить.
Хотя бы у ангелов.
Что касается ангелов, то с некоторыми я и сам довольно накоротке. И есть среди моих знакомцев бывшие белые офицеры, помещики и дворяне.
Той же ночью у зеркала в спальной комнате, при свечах и благовонных курениях, я беседовал с драгуном, путешественником и поэтом — в одном лице. В определенном смысле я его биограф и мемуарист, пишу для школьного учебника развернутую статью, поэтому, из служебной необходимости, наши свидания не ограничены по времени, а общение допускается на любые темы, кроме предсказаний будущего и предметов, могущих оказаться военной и государственной тайной.
— Михалков, говоришь?
Драгун в задумчивости почесал нимб эфесом сабли.
— Нет, не припомню такого дворянина. Из какой он, говоришь, губернии? Из Москвы? А, ну-ну. Нет, не припомню.
— А в целом как? Высшее офицерское собрание. Или дворянское. Там. Одобряет? Он ведь как бы возрождает. Аристократизм, барство. Девок на кухне лапать, а кучеров пороть. Православие, самодержавие, гламур.
— Какое же барство, если это сам хам оборзевший? Холуй зажравшийся. В хорошем доме его самого бы дальше дворницкой не пустили бы, а то и пороли бы на конюшне.
— Но как же дворянское происхождение? Голубая кровь?
Мой гость-ангел стал очень серьезен и топнул по деревянному полу ногой, обутой в кавалерийский сапог.
— Кровь, сударь мой, становится голубой, когда проливается за отчизну. В этом смысл и суть аристократии, основа дворянских родов. В служении Родине. В принесении себя на алтарь, в пролитии крови за други своя! А так — людская кровь не святее изумрудного сока трав. У жирных лизоблюдов, ни разу не рискнувших головой для чести и славы — кровь как у хряка, сально-красная, не голубая. Что-то сомнителен мне ихний дворянский род. Ни разу не слыхал. Да и то сказать — не живут долго дворянские роды. В этом их подтверждение. Потому что гибнут — гибнут ради чести, славы и родины. Долго живут лавочники. Поищи-ка его фамилию в книге лавочников. А то Валуа — нет, и Бурбонов — нет, и Рюриковичей нет, и Романовых нет — нет на самом деле никаких Романовых, вымерли — а эти живут? Сомнительна мне их родословная.
— Но есть же бумаги...
— Бумаги можно подделать. Да и если бумаги настоящие — что они говорят? Что вот, мол, век за веком жили у царя под каблуком как у Христа за пазухой, и каждого нового начальника славили? Ни разу не бунтовали, не лезли на рожон, за то из века в век облагодетельствованы монаршей милостью — то землицы нам, то дачку, то орден, то должность? Что же это за дворяне такие? Лучшие дворяне во время оно вышли на Сенатскую площадь! Да не может быть такого, чтобы в истинном дворянском роду не было воинов и бунтарей, одни подхалимы и приспособленцы! Дворянин и при монархе не роняет чести, блюдет свою самость и гордость. А подобострастие — удел черни.
Час от часу становилось не легче.
Уже под утро страшная мысль пронзила мой воспаленный мозг.
Если Бог захочет покарать, то... Он ведь всех нас может покарать — за Михалкова. За его чванство и высокомерие, за хулу и беспутства, за немилосердие и злобу — накажет всех нас. Скажет: раз это лучший из вас, каковы же другие?
Мне очень не захотелось, чтобы вся наша несчастная страна, от Грузии до Эстонии, пустая, грязная и бедная, оттого неустроенная и злая — но родная и светлая сердцу; страна, которая приняла негра в свои снега и обелила — сделала его правнука величайшим поэтом, а драгуна отправила в Африку и тоже сделала величайшим поэтом, в которой поэтов все еще больше, чем миллиардеров, больше даже чем воров, проституток и коррупционеров; страна, лившая кровь за други своя — и за Европу, век за веком; страна, несущая на себе спящего, не помнящего Бога, несущая на себе и в себе; моя великая страна — чтобы она была наказана из-за одного идиота.
По Германии я хожу в толстовке с надписью RUSSIA, хотя это и так so obvious. Теперь мне захотелось майку с портретом Михалкова и слоганом: I’m not with this stupid. И еще одну, с трафаретом: Our famous Russian movie-maker is an idiot. Sorry! Одну из маек я подарил бы фрау Дурстхофф, которую зовут Галина — она русская, как и все мы.
Мне подумалось, что если кара Господня неизбежна, то пусть лучше она будет избирательна и найдет точного адресата. Точечным ударом. А мы поможем. Мы покажем цель. Наведем. Лазером или как придется.
Я подошел к своему старенькому аппарату, который использую только в самых крайних случаях. Крутанул ручку и установил соединение — односторонняя связь, подобная телетайпу или свифт-коммуникации в банковской системе. Загорелось монохромное табло, и я впечатал:
Вещица старенькая, но, блять, актуальная... Ещё больше, даже... Что ж, видно что-то в консерватории не так...
За жизнь:: - Мои друзья (ни слова лжи).
Аня, симпатичная девчонка, выросли вместе, двадцать лет - ровесница моя. Мать умерла, когда ей было 10. Отец запил, продал квартиру. Уехали жить в деревню. Окончила сельскую школу, поступила в ЧГУ на заочку, жить надо на что-то - устроилась продавщицей в ларек, конечно же, без прописки. Однокомнатку на окраине снимала. Менты, контролирующие этот район, пришли к ней на вторую смену: "Гражданочка, покажите паспорт. А-га! А где регистрация? Нет. Отлично! Будешь, тварь деревенская, отрабатывать!" Что она могла ответить? Что она могла сделать, семнадцатилетняя? Да ничего! Изнасиловали. Ревела всю ночь, хотела вены вспороть. Не смогла… Первый раз всегда тяжело, потом легче стало. Сломалась, сейчас по вызову работает. Видел недавно: опухшая, с мешками под когда-то красивыми глазами, с синяками на ногах от побоев, теперь курит и, я очень надеюсь, что не колется.
Коля, бывший одноклассник, жил в соседнем подъезде. Его жизни можно было позавидовать: третий курс, юрфак, работа перспективная, девушка беременна, любили друг друга, жениться собирались, родители с квартирой помочь хотели. Во дворе с чьих-то жигулей колеса сняли, пришла повестка: мол так-и-так, явитесь к нам в отдел как свидетель по такому-то делу. Пришел, дурачок, еще и костюм с галстуком одел. Били грамотно, по почкам, не хотел сознаваться в том, чего не совершал. Одели противогаз, шланг перегнули, когда задергался, сняли. Поздно. Уже не дышит - сердце слабое оказалось. В некрологе у Коли так и было записано: «…смерть наступила в результате сердечной недостаточности... Следов насилия на теле нет». У девушки выкидыш, мама еле выкарабкалась.
Сережка - вечный весельчак, оказался не в то время, не в том месте. На день рождения к подружке пошел. Его прямо с цветами и подарком на улице взяли: «Ваши докуменьтики, нет?.. пройдите к нам в машину». Понятых каких-то притащили, начали выворачивать карманы. Оппа! Целлофановый сверток в левом кармане куртки. Протокол, стали оформлять, бесполезно отпираться, ловко подкинули. Он в истерику, успокоили прикладом по зубам. А букетик с колечком себе взяли, может жене своей вечером морда усатая подарила или загнала кому, как знать. И им наплевать, что у них в уазике сидит ошарашенный парень с дрожащим окровавленным подбородком и искалеченной жизнью, ведь их начальство похвалит за поимку опасного "дилера". А судьба других так, мелочи. Только Сережку девушка бросила. Мама теперь передачки раз в месяц носит, постарела сильно. А менты, наверно, свою сторублевую премию получили за победу над наркомафией, уроды.
Сашка - добрейшей души человек, высокий, сильный. Поступал в ВУЗ, не поступил, пошел в техникум. Вечером на остановке пристала компания пьяных малолеток, началась драка, появились ППС-ники, всех загрузили в уазик. Особо не разбирались, кто виноват, ведь ему уже восемнадцать стукнуло, а этим не больше шестнадцати. В техникум пришла бумага, отчислили. Через два месяца забрали в армию, а он боксом занимался, гордый был очень. Зимой деды в два часа ночи подняли, хотели заставить по плацу в одних трусах бегать, он их всех троих за десять секунд положил. Вроде все успокоилось, ушли. Лег спать, проснулся через 3 дня в палате с белым потолком - арматурой череп пробили. Пластина в голове, демобилизовали. Инвалидность. Пенсия. Таблетки. Кому он теперь нужен?! Когда дома бываю, всегда его во дворе вижу, он своего пуделя выводит погулять или пудель его, теперь и не поймешь. Здороваемся по привычке, вроде узнает; интеллект теленка. Недавно отец его после работы решил пива выпить, в трезвак попал, обобрали до нитки, кошелек распотрошили стервятники, цепочку серебряную с крестиком и ту сняли.
Васек - друг детства, раньше в школе всегда вместе были. Катьку свою страшно любил, а она, сучка, на два фронта трудилась. С кавказцем попутно спала, и так случилось, что Васек с этим самым кавказцем узнали друг о друге. Стали разбираться. Избили Васька, поставили на деньги, дали срок, не отдашь - убьем тебя и девку твою. Напугали. Он в ментуру. Выслушали его там и посоветовали искать деньги, кавказец в авторитете, а ты кто? Никто! Лох ты Васек, чмо и фраер позорный, поэтому ищи деньги или уезжай куда-нибудь далеко, иначе тебе кранты, а девке своей можешь горло перерезать пока это за тебя кто-нибудь не сделал, потому что шалава она дворовая, а не принцесса цветочная. Через пару дней Катюха куда-то пропала, то ли свалила, решив, что дело дрянь, то ли сама оказалась такой дрянью, что с кавказцами была заодно. В общем, прижали Васька конкретно, прессовали жестко и, как раз под Новый год он в петлю залез, пьяный в доску. Успели, сняли синего уже. Три дня в реанимации, оклемался, только уже не такой живой - часть мозга от кислородного голодания отказала - с ложки кормят, да утки носят, двух слов связать не может - мычит только. А деньги родители отдавали, машину пришлось продать. Захожу к нему временами, смотрит на меня, улыбается, типа здоровается, улыбаюсь в ответ, а у самого за улыбкой зубы скрипят, сердце кровью обливается и сказать-то ничего не могу - ватный ком в глотке. Больно, до ужаса больно. Посижу с ним, как с ребенком, поиграю. Ухожу, ноги не слушаются. А какой он был, как огонь! И после этих встреч пью водку. Один. До беспамятства, иначе не уснуть. Надо будет проведать его, давно не был. Но боюсь - в груди липкий тошнотворный страх. Лучше бы не снимали.
Ваня – увлекался футболом, в секцию ходил. После школы пошел в училище, потом в армию забрали, через полгода приказ: «Чечня». Когда группой обход делали, подорвались на фугасе, он выжил. Контузия, шесть швов на голове. Злым вернулся. Нашептал ему кто-то, что его девушка не в одной кровати побывала, пока он там за родину чуть не сдох несколько раз. Избил Ваня ее, она заявление писать, только дописала, что еще и изнасиловал. Его в отделение, подумали, поговорили и решили: вставай-ка ты, Ваня, на точку, а то у нас барыга склеился, торговать будешь, но смотри, шаг влево, шаг вправо, сам понимаешь, дело не долго из ящика достать. Стал, короче, Ваня ментовскую наркоту толкать. Летом его видел последний раз: суетливый, дерганный, щеки впалые, вокруг глаз черные круги, похудел очень сильно, - торчал Ваня уже около двух лет. Любопытство оказалось сильнее здравого смысла. Сначала раз в неделю, потом два, потом каждый день. В общем, подсел он крепко, даже сам не заметил как. Вены в язвах, мозги в кисель. Мама в дверь туалета, как кошка скреблась: «Ваня, ну не надо открой… - Сейчас выйду, - а сам всю руку иглой в кровь расковырял, контроль не мог поймать». Только долго не протянул он так, умер полгода назад. Закатившиеся глаза, неестественно выгнутые руки, обветренные губы с засохшей желтой слюной и холодная трупно-серая кожа. Его младшая сестра нашла в собственном подъезде в позе эмбриона, когда собаку утром выгуливать пошла. Смерть, распространенная среди таких как он – передоз. Был на похоронах, блевал. Не помню, как домой пришел.
Можно долго перечислять всех моих друзей умерших на этой войне, но их судьбы фатально одинаковы.
Я хочу уехать из этой страны, я хочу свалить отсюда. Я хочу спокойно выходить на улицу не боясь, что меня могут убить за сотовый телефон или вообще просто так, я хочу знать, что я проснусь в своей кровати, а не на облеванных нарах, я хочу жить как человек, а не как загнанное животное. Я хочу быть уверен, что моя девушка не снимается в порнофильмах, а мои новые знакомые не торчат на героине. Я не хочу вздрагивать, когда мимо меня проходит существо в форме, и я даже не могу представить, что должно случится, чтобы я стал смотреть этот дешевый ублюдочный пиар - тупые до омерзения сериалы про всяких Дукалисов и Васей Роговых. Менты в реальной жизни крышуют притоны и домашние бордели, а вы, домоседы, видели детский нарко-бордель? А?! А я видел! Я никогда не забуду большие голубые глаза измученной двенадцатилетней девочки (женщины), которые вопросительно и жалобно смотрят снизу вверх, этот собачий взгляд, просящий дозу, всего лишь одну дозу – у девочки исколото все тело, она около года сидит на героине. Сама колоться она не умеет, а вмазывает ее старшая сестра, тоже не от хорошей жизни, которая сама очень плотно сидит на игле. Описать, как маленькая Настенька зарабатывает себе на дозу? А? Спросите лучше 30-40-летних семьянинов, которые вечерами устраивают дуэт в Настино хрупкое безгрудое тельце, когда она после этих развлечений лежит на грязном матрасе, перепачканная спермой, а иногда собственным калом и кровью и с ужасом ожидает следующих клиентов. А родной доблестной милиции пофигу, что такие, как она, лишаются девственности раньше, чем приходят месячные. И после этого я слышу, как мои тупые сверстники скулят, что у них было нелегкое детство! Я не хочу жить в стране, в которой малолетних проституток-наркоманок больше чем порядочных милиционеров. Я ненавижу эту страну, и я сгнию в ней, потому что я не могу уехать из нее и я не знаю куда ехать!
Видите перерывы между абзацами - в эти пятиминутные вечности я жадно смотрел в звездное небо и держал бритву на левом запястье. Я ждал смерти… Я опять не смог, ночь кончилась, вышло Солнце и в который раз я не могу никак сдохнуть, и я не могу так больше жить. Но все-таки день начался и я опять продолжаю, как и вы все, эту жалкую убогую жизнь. И что бы вы ни говорили, и что бы вы ни думали - это так. Все блять, пиздец-аллилуйя и аминь нахуй!
П.С. Кстати Настенька умерла в клинике для наркозависимых, то ли на отходняках, то ли от транквилизаторов, ее измученный организм не перенес абстяги и сдался. И теперь на одну троюродную сестру у меня меньше.
Российские войска вошли в Крым, бывший на тот момент территорией Украины; Крым объявили русской территорией. А затем на востоке Украины появились русские ополченцы. Ополченцы объявили, что будут сражаться за то, чтобы восточные земли отделить от Украины. Все ждали, что Россия введет войска и туда; в Донбассе начались бои; в те дни я уехал в Берлин.
Я не выражал несогласия с внешней политикой России — просто уехал. Билеты были куплены давно.
В Москве многие считали, что границы с Европой скоро закроют. Когда ехал на вокзал, боялся, что поезд отменят. «Сколько можно, — говорили взволнованные граждане, — двадцать лет русские границы открытыми держат; кто хочет, тот и катается; не по-русски это». Парламент принял закон, контролирующий визы; имеющие вид на жительство в других странах должны были в течение двух месяцев явиться и об этом факте доложить. Кабинет министров постановил, чтобы члены правительства воздержались от поездок за рубеж; к тому же, вышло распоряжение: работники министерства внутренних дел выезжать за пределы России прав не имеют, дома надо сидеть. Секреты они, что ли, разболтают? И разве у нас враги за границей имеются? Ведь говорили: кругом друзья? Помните, поэтому и стену берлинскую ломали, чтобы среди друзей жить. Помните, собирались общий европейский дом строить? Недавно это было — войдем, мол, в общеевропейский дом, и всякое такое. Не получился общий дом, не достроили…и сразу догадка: неужели наверху потерпят, чтобы смерды разъезжали свободно, когда начальство в правах передвижения ограничили? Неужто крепостное право наизнанку вывернут? Не бывать такому. Закроют скоро границы, покатались туда-сюда — и хватит.
Интеллигенция бросилась на вокзалы, успеть в последние поезда — а патриоты смеялись над ними: вот когда страну нашу растаскивали на части капиталисты, когда иностранные жулики приватизировали русские недра, вы в те годы никуда уезжать не спешили, не так ли? Вам интересно было за процессом наблюдать. А теперь чего испугались? Русской весны испугались? Россия с колен встает, возрождение у нас. А что война идет — так ведь и повоевать надо, засиделись уже. Хватит.
Война с Украиной — это дико звучало, но говорили про войну часто и страстно, и все поверили, что война нужна. Телеведущие считали, что на Украине фашизм. Фашизм — черное слово, давно забытое слово; но вот, телеведущие сообщили, что в черниговских лесах отлежался фашизм, отдохнул, сил набрался — и вот фашизм именно в Украине-то и воскрес. С тех пор как Украина стала независимой страной, у них там все вкривь и вкось пошло. Там теперь русский язык запрещают, украинцы к Западу льнут, корни свои славянские забыли. И сказали телеведущие страшное: украинцы готовят геноцид русского народа. Всех русских людей на Украине убьют. Как же так, ахнули слушатели, не поверили сразу пророчествам. Неужели всех русских убьют? А вот так, сказали сивиллы телевизионные. Убьют русских— и и не спрашивайте даже почему. Звери на Украине потому что.
Жизнь в капиталистической России не сразу поменялась. Рестораны работали бойко, зажиточные граждане питались без перерыва, и премьеры театральные случались, но тревога вошла в души.
- Неужели опять фашизм? - Ведь разбили же фашистов. И что же получается — опять? - Да, нацизм. Геноцид русского населения. - Не может быть. Мы же братья. - Их американцы подговорили. - Американцы приезжали в Киев и всем хохлам раздавали печенье, соблазняли. - Печенье раздавали? - Представьте себе. Ходил по площади государственный секретарь Соединенных Штатов и раздавал печенье. Налево и направо. - Какой цинизм. - Украинцы нас предали. - Укры предали русский мир, хотят присоединиться к Западу
Отныне украинцев называли «украми» и «укропами», еще их называли «свидомыми», а еще «еврохохлами».
- Война будет. - Какая у свидомых армия? Полтора танка. Еврохохлы не умеют воевать - Укропы — это так, ерунда. Будет мировая война!
Странно, что говорили о войне с Америкой, хотя бои шли в Краматорске и Донецке, там украинцы стреляли в русских, а русские стреляли в украинцев. И причина убийств была не очень понятна — но, судя по всему, украинцы продали русский мир атлантической цивилизации.
Представить продажу было непросто: как это — мир продать? В банке, за деньги? Обменяли славянское братство на американские доллары? В детали не вдвались, но как-то сделку, видимо оформили, и вот теперь украинцы стали союзниками Атлантического блока — а блок этот, как всем известно, давний противник Евразии. И каждый патриот понял, что речь идет о большой беде.
Рассуждали о глобальной войне русского мира с Атлантической цивилизацией. Евразия против Атлантики — вот до чего дошло! Грядет бой цивилизаций.
Казалось бы, если конфликт столь глобален, то сражение следует вести в Атлантике, среди ревущих волн, на необъятных просторах океана — вот где подходящее место для столкновения цивилизаций! Пусть там, под крики чаек, под порывами ураганного ветра, сшибаются эскадры. Пусть там, в разбушевавшейся стихии, взрываются линкоры и горят эсминцы — однако нет, бои шли на садовом участке соседа, не имевшего отношения к атлантической цивилизации. Декорация для роковой баталии была выбрана неудачно — но уж какая есть: решили, что бои с Атлантической цивилизацией лучше всего вести в Мариуполе, под вишнями. Там и вели бои.
Это лишь прелюдия, говорили проницательные патриоты, но, если мы уступим сейчас Украину, то завтра враги войдут и в Россию.
- Как это — уступим Украину? Украина ведь отдельная страна? - Прекратите. Нет такой страны. Украина — это часть России. - Кто войдет в Россию? Укропы? Еврохохлы? - Куда им! Нет, пиндосы войдут!
Пиндосами в России называли американцев. Почему так американцев называли, я не знал, но прозвище повторяли все.
- Пиндосы сговорились с укропами, чтобы вместе напасть на Россию. - А Европа что делать станет? - Европа кончилась, легла под Америку. Сговорились русский мир разрушить. Нет больше Европы! Воспоминание одно. - Хохлов надо давить, все они фашисты. - Неужели все? - Все.
Все ли украинцы были фашистами, сказать трудно, но большинство граждан России поддержало решения правительства по присоединению Крыма. Когда русские войска вошли в Крым, все радовались.
- Крым украинским и не был никогда, — так говорили. - Шестьдесят лет все-таки был, — отвечали некоторые. - Не надо демагогии! Укропам повезло: Хрущев им Крым подарил. Вот так: сдуру подарил. Хрущев и сам был укроп по национальности. - Мы восстановили историческую справедливость.
Так говорили многие, и я тоже так говорил. Я не считал украинцев фашистами, да и вообще не считал что на Ураине фашизм; но Крым все-таки русская территория, пусть уж Крым будет в России. Только вот не получалось поверить, что Украина на Россию напала.
- Ты не понимаешь. Укры на нас напали! - Не понимаю. Это ведь Россия на Украину напала.
После таких слов мой близкий друг перестал со мной разговаривать.
- Смешно. Нет такой страны — Украина, нет! Есть единая Россия, которую насильно разделили, а слово «Украина» означает «окраина России». - Однако страна есть и язык у них свой. - Разве это язык? Свидомиты!
Слово «свидомит» русские патриоты образовали от сочетания украинского слова «свидомый» , то есть «знающий», и слова «содомит». Получилось смешно: свидомит. Почти так же смешно как слово «либераст».
- Я прикинул: получается, что на Украине три миллиона активных фашистов, — сказал мне друг. - Неужели три миллиона? Три миллиона фашистов? - И сочувствующих фашизму — еще миллионов десять. Укропам поперек горла все русское. А ты их поддерживаешь. — Я не поддерживаю. - В России действует пятая колонна. Ты с ними, с национал-предателями?
Друг перестал со мной разговаривать. В те дни многие поссорились — и правительство объяснило народу причину ссор.
Президент России сказал, что в стране действуют национал предатели, и с этих пор термин «пятая колонна» звучал официально. В Кремле устроили праздник по поводу добровольного присоединения Крыма к России — и там президент выступил с торжественной речью. И в речи, между прочим, он сказал о некоторых людях, которые предают российские национальные интересы. А потом на улицах стали вешать плакаты с портретами участников «пятой колонны». И некоторые интеллигенты испугались — гнев народа всегда страшен.
Что касается меня, я поехал на вокзал не потому, что бежал с Родины. Но билет сдавать не хотелось — а потом, когда толпа идет в одну сторону, всегда хочется пойти в другую.
Приехал. Ждал, что поезд отменят. Пассажиры стояли вдоль перрона и томились — вслух никто ничего не произнес, но взгляды были растерянные.
- Драпаете? — спросил меня человек на перроне. Потом оказалось, что он польский коммерсант. - По делам еду в Берлин. - А я домой еду, в Польшу. Если отпустят, конечно, домой. Всякое тут бывает.
Однако поезд отправился по расписанию: с Белорусского вокзала, через Минск и Варшаву, — прямо в Берлин.
Поезд ветхий, еще советский, купе на четырех человек — полки слева и справа, столик для нарезания колбасы и распития спиртных напитков. У меня было три попутчика: женщина с сыном Севой ехали до Минска, а польский коммерсант ехал в Варшаву.
Подростку Севе было шестнадцать лет, он был очень крупным подростком, и, когда вставал в проходе меж полок, воздуха в купе не оставалось. Польский коммерсант сразу же забрался наверх, чтобы не попасть Севе под руку и оттуда вел свои антироссийские разговоры. Говорили про Украину — а о чем прикажете говорить в такие дни?
- А помните, — сказал коммерсант с верхней полки, — президент Путин сказал всем, что российских войск в Крыму нет. Сам отправил в Крым войска, а с трибуны сказал, что это не российские войска. Ловкач! Комедия, а? Соврал, соврал ваш президент…
На подростке Севе была надета футболка с портретами президента Путина и министра обороны Российской Федерации Шойгу — футболка плотно облегала торс Севы и государственные мужи приятно улыбались с Севиной груди, а надпись на футболке гласила: «Вежливые люди».
Сева расправил грудь, потянулся и сказал густым голосом:
- Военная хитрость.
И он подмигнул мне и своей маме. А президент на широкой Севиной груди — скривил рот, но промолчал.
- Лариса, — сообщила мама Севы и подала мне лодочку своей аккуратной ладошки. И было видно, что Лариса очень одинокая и печальная женщина, а Сева возник в ее жизни случайно, плод грустного приключения юности.
Мы пожали друг другу руки. Потом и подросток Сева протянул мне широкую ладонь.
- Всеволод. - Президент врать не должен, — сказал поляк сверху. - Президент сам знает, что он должен, — сказал Всеволод. — Президента России еще учить будут. - Севочка! - Президента трогать не дам. Он Россию с колен поднял, — сказал Сева. - В Донецк из России бандиты приехали — стреляют, войну провоцируют. — рассуждал польский коммерсант, — интересно вы с колен встаете. - Вероятно, — осторожно сказал я, — в Донецке воюют добровольцы. - С танками и зенитками приехали добровольцы. Я вас умоляю, вы же взрослый человек. - Спасать надо славян, — сказал подросток, — вот и поехали храбрые люди. С фашизмом сражаются. Как наши отцы сражались. - При чем тут твой отец? Где твой отец воевал? — сказал сверху коммерсант, свесился вниз, оглядел Севу с Ларисой и замолчал. - Наши отцы, — сказал Сева густым голосом, — с германским фашизмом сражались, а сегодня американский фашизм. - А Украина при чем? Вечно вы с фашизмом не в том месте воюете. И отцы ваши такие же были. - Наши отцы — герои, — сказал Сева, а его мать Лариса смотрела на крупного сына печальными блеклыми, как пейзажи среднерусской полосы, глазами. - Война идет, — сказал поляк, — а у людей ни страха, ни ума нет.
Война уже жила сама по себе, и так возникла отдельная от мира правда войны и другой правды теперь не было — уже нельзя было сказать, в чем причина убийств, кто прав, вообще нечего было сказать. Когда журналисты описывали войну, они все врали — кто нарочно врал, а кто врал случайно — просто потому что невозможно описать событие со всех сторон, а можно только с одной точки. Но требовалось писать ярко и кричать о войне громко — и журналисты возбуждали население; они писали так: «убитая девочка — чем она мешала киевской хунте? За что ребенка убили фашисты?» И граждане, читая такое, приходили в ярость. Про войну в Донбассе знали очень мало — но, казалось, что знают все; причину убийств назвать никто не мог — в самом деле, не за то ведь, чтобы русский язык признать государственным в чужой стране, убивают людей? Наверное, есть и другая причина. Но причиной никто уже не интересовался. Люди умирали и убивали, и слова были не нужны. Просто горела война, и надо было подкладывать в войну новых людей.
И подкладывали новых людей, и люди сгорали в войне.
И все граждане захотели войны — и граждане говорили, что герои бьются с фашизмом: на карте мира поперек Украины рисовали фашистскую свастику. Что там происходило, никто не знал — и это было уже неважно. Накапливалась правда войны, и война была права своей отдельной, особой правдой.
- Вы сами в армии-то хоть служили? — спросил Сева верхнюю полку. - В какой армии? С кем мне воевать? — поляк ответил. — Мне семью кормить надо, а не стрелять в людей. - А вы служили? — подросток смерил меня взглядом. - Нет, не служил. - Ну, я так и знал. Посмотрел на вас двоих и все сразу понял. — Подросток зевнул, потянулся. Это был рослый и крепкий молодой человек, с длинными руками. Когда Сева расправил плечи и протянул руки в стороны, то занял все пространство купе. — Родине не служил, понятно. Боялся, значит. Шкуру спасал. - Сева, — ахнула Лариса, — взрослым надо говорить «вы».
Она возмущалась не сильно, лишь настолько, чтобы показать вежливость. На Севу ее слова не произвели впечатления.
- Прятался… Жизнь берег…
Сева зевнул, зевал долго — а его мама переживала, что я обижаюсь.
- Сева, так нельзя говорить со взрослыми. Ты ведь не знаешь всех обстоятельств. Может быть, дядя очень болел. - Чего это он болел? - Заболел и не смог пройти службу в армии. - Как Родине послужить — так все и заболели.
Лариса искательно посмотрела на меня — вероятно, надо было сказать Всеволоду, что я болен; требовалось исправить впечатление, восстановить веру подростка во взрослых людей. Но я ничего не сказал. Я не служил в армии сознательно, и никогда не жалел о том, что не служил.
- Спать я хочу, мама. - Передохни, сыночка.
Всеволод стянул футболку с президентом и обнажил белый торс. В одежде он выглядел пристойнее, длинное мучное тело его оказалось волосатым; голый живот выглядел так словно открылась сугубо интимная часть Севиного тела.
- Ладно, поговорили. Пора отдохнуть. — Сева пошевелил дородным шерстяным телом, повертел головой; искал, за что ухватиться — чтобы влезть наверх. Взялся за края полок, подтянулся, и все купе наше содрогнулось от его тяжести. На мгновение перед мной оказалась спина Севы, голая белая спина с черными завитками волос. На пояснице Севы, выбиваясь из-под трусов, рос курчавый куст. Может быть, у его мамы был восточный кавалер, возможно, отцом подростка был человек, обладающий густым волосяным покровом; возможно, то был кавказец — южных людей теперь много в столице.
- Ты бывал на Кавказе, Сева? — спросил я. - Чего я там не видел, на этом Кавказе, — ответил Сева густым голосом. — Смотреть еще на них, на чурок. — Верхняя полка Севе покорялась постепенно, мохнатая поясница подростка оставалась у меня перед глазами.
Почему Сева не сбреет ужасный куст, думал я. Почему его мать, милая женщина Лариса, не посоветует сыну?
Лариса перехватила мой взгляд; лицо ее болезненно исказилось.
Всеволод тем временем совершил усилие, взметнул длинное тело на верхнюю полку, раскинулся, затем свесил вниз огромную ногу.
Теперь он находился напротив поляка и там, наверху, они повели разговор.
- Что думаете о Путине? - Ничего не думаю. - Как это — ничего не думаете? - Вообще не думаю. - Некрасиво получается. В страну нашу приезжаете, в гости к нам. А о президенте не думаете. А про Крым что думаете? - Взяли чужое, что тут думать. - А мы вот с братанами решили, что президент молодец. Мужик крепкий. У него железные яйца. - Как это — железные яйца? - Крепкий он. С характером. Мы с братанами так говорим: у него железные яйца. - У тебя есть братья? — спросил я.
Спросил и посмотрел на его маму, Ларису, аккуратную женщину пятидесяти лет.
- У Севочки нет братьев. Братаны — это его товарищи по классу. - Хорошо, что в классе такая крепкая дружба. - Да не особо крепкая, — честно сказал Сева сверху. — Подонков хватает. - Ты же их братьями называешь. - Дело у нас есть общее. Хотим с братанами поехать в Донецк, Родине послужить. - Зачем же в Донецк, Севочка? — тревожно сказала Лариса. Она, видимо, часто это говорила в последние дни — такая усталость была в ее голосе. - Не надо в Донецк, — сказал я верхним полкам, — там ничего не понятно.
И Лариса благодарно посмотрела на меня.
- Видишь, что взрослые люди говорят. Еще не ясно, Севочка. Президент решения пока не принял. - Так он же в армии не был. Что он может знать. - Взрослые люди знают больше тебя, Сева. - Отдать жизнь за други своя! — Севочка неожиданно использовал старославянский оборот, распространенный в годы Первой мировой. Ему, наверное, в школе подсказали, подумал я. - А у тебя в Донецке есть друзья? - Други своя — это так говорится просто. Выражение такое. А друзей у меня там нет. Но Родине служить надо. Отдать жизнь за други своя. - Своя твоя не понимай, — сказал поляк ехидно, — мало ли чего твоим соседям нужно. Война им точно не нужна. - Разберемся, — сказал Всеволод и покачал ногой в проходе меж полками. — Русский мир всем нужен. - А русский мир — это как? — спросил поляк. - Увидите, — сказал подросток, — Все увидите скоро.
Он равномерно покачивал огромной ногой.
- Победите Украину, и будет кругом русский мир, да? - Да, — сказал Сева, — будет русский мир. - А потом, наверное, и за Польшу возьметесь. Там тоже славяне. - Надо будет, так и возьмемся. - И русский мир везде построите? - Вы меня за лоха не держите. Агрессора из меня делать не надо. Помогать братьям будем. Жизнь отдадим за други своя. Русский мир построим. - Хорошо будет? - Ну. - А что вы там делать станете, в русском мире? - По-русски говорить будем, понятно? А то укропы по-русски говорить запрещают. - Севочка, Севочка, — всполошилась мама, — не надо так резко со взрослыми. - По-русски будем говорить! — напористо сказал Сева, — Русские книги будем читать! - Сева, — спросил я подростка, — а какие русские книги ты любишь? - Всякие люблю, — сказал Сева. - Хорошо, что вы его спросили, — зашептала мама Севы, — в то ведь не читает ничего, играет на компьютере. Теперь подростки так мало читают. А мы Пушкина в его возрасте. Как было хорошо. - Я, мама, в батлу играю, — сказал Сева густым голосом. - Во что? — спросил я. - В батлу. - Игра такая компьютерная, — пояснила Лариса застенчиво. - Да ладно, что он, про батлу что ли не знает, — сказал Сева матери. - Все-таки, скажи, Сева, а что хорошего в русском мире? Вот, завоюем всех, а потом? - Во-первых, мы никого не завоевываем. Свое берем назад. Что у нас украли. Ясно? - Ну, хорошо, вот мы все заберем назад. Еще больше страна станет. Будет очень большой русский мир. А дальше что делать станем? - Любовь будет братская, понял? - Ой, Севочка, не надо так со взрослыми! - А что я такого сказал? Любовь, говорю, будет братская. И точка. - Любовь будет? - Ну. - Сева, так, может быть, не надо откладывать с любовью? Может, прямо сейчас и начать? Еще до того, как все захватили? То есть, вернули? Может быть, прямо сейчас уже и любить соседей? - Кого любить? Укропов свидомых? - Да, и украинцев тоже любить. - Укропов полюбишь, а они тебе нож в спину. - Сева, подумай, — сказал я, — Ты говоришь, что есть единый русский мир. В этом русском мире, говоришь ты, нет разницы между украинцами и русскими. А есть только один народ, испытывающий чувство всеохватной любви. - Как вы хорошо говорите,- сказала мама Севы. — Севочка, ты слушай внимательно. Сева занятия в школе иногда пропускает, — сказала мама Лариса застенчиво. - Значит, внутри нашего «русского мира» должна царить общая любовь. Ты сам это говоришь. И украинцы и русские — это одно целое, утверждаешь ты. Стало быть, нет никаких укров свидомых? Это злая выдумка, Сева. Не надо никого ненавидеть. - Вы американское радио слушайте больше, — сказал Сева. — Еще и не такое скажут. Таких как вы зомбируют. Пятую колонну делают в моей стране. Враги нации. Вы русофоб, да? Русофоб, чувствую. - А что такое русофоб? - Это который все наше русское не любит. - Сева, это ты русофоб. Ты вот не любишь укропов, а сам же говоришь, что укропы — это такие же русские. Значит, ты сам и есть русофоб. Разберись, кого именно не любишь. - Это все пропаганда пиндосов, — сказал Сева, — Они уже Ирак разбомбили, а теперь к России подбираются. Знаете, сколько пиндосы истратили на Украине? Знаете? То-то и есть, что не знаете. Купили укропов с потрохами. Пять миллиардов дали, хорошие денежки, а? — и Сева засмеялся густым смехом взрослого человека, — Всякому такие денежки захочется… Хорошо, что Путин успел у пиндосов Крым отобрать. Из-под носа увел, ловко!
И Сева смеялся, довольный маневром своего президента.
- А теперь в Донбассе война, — сказал поляк сверху, — И кому это надо? Ну зачем туда русских послали? - За Россию бьемся, — сказал подросток. - Донецк — это Украина, — сказал поляк. - Если мы Донецк не отстоим, тогда и Крым придется отдать. Они уже говорят, укропы, то есть, говорят: отдавайте нам Крым обратно! Губу раскатали. А потом и на Россию нападут. Пиндостан план оккупации России имеет. Русофобы они. - Русофобия, — сказал коммерсант с верхней полки, — чуть что — сразу русофобия. Сто пятьдесят миллионов населения, самая большая страна в мире, — а переживают, что их любят недостаточно. Воровать надо меньше и в подъездах не блевать. Если вас не любят, вы сами себя любите — вон вас сколько. - Русофобия, — сказал Сева. — Двойные стандарты. - Сева, ты заблуждаешься, — сказал я. - Вернемся от бабушки, сразу поеду в Донецк, — сказал Сева мрачно. — Родине надо послужить. Жизнь желаю отдать за други своя. - Севочка, — воскликнула его мама, — ты по возрасту еще не подходишь! Не могут тебя на войну призвать! - Ничего, в ополчение возьмут. А если по домам отсиживаться, то укропы с пиндосами всю Россию захватят. Надо Родине служить. - Сева, не ходи на войну, — сказал я, — не надо! тебя убьют, и ты уже никогда не сможешь играть в «батлу». Представляешь, как обидно будет? Ты будешь мертвым, и у тебя не будет совсем никакой «батлы» — будет только могила и черви. Закопают тебя, Сева, в землю. Съедят тебя черви, Сева. - Зачем вы так? — мама напугалась, — нельзя так с детьми говорить. - Надо же мне его напугать, чтобы он на войну от вас не убежал. - Никуда он не убежит, — сказал коммерсант с верхней полки, — Диванные войска. Пиво пьет дитятя, попкорн жрет, телевизор смотрит. Пороть надо было. Да, видать, некому пороть. Безотцовщина. - Как вы смеете! — мама Севы заплакала внезапно, словно готовилась заплакать давно.
Сева гордо сказал:
- Ты не очень здесь! Пороть он меня собрался. Пойдем в коридор выйдем, я тебя на четыре кости поставлю. - Пойдем, выйдем, — согласился шляхтич. — Пойдем, я тебя воспитаю, раз отца нет. - Севочка, — вскрикнула мать, — не ходи никуда, родной! А вам стыдно! Взрослый человек! Женщину оскорбили, с подростком связались. Европеец! Вы Россию обокрали, вывезли все! Удобрения наши вывезли, газ украли! - Какой газ? Опомнитесь, мамаша. Я кастрюльками торгую. - Алюминий вы из нашей страны вывезли! Народ русский обокрали! - Дура! Вы, русские, сами себя обокрали. Как вы можете!
Поляк спрыгнул вниз, вышел из купе, хлопнул дверью.
Я вышел вслед за ним.
- Вы не должны так разговаривать с женщиной, — сказал я, — Извинитесь. - А за что извиняться? - За слово «дура». Немедленно извинитесь. И слово «безотцовщина» было обидным. Судьба тяжелая, но разве женщина виновата в своей судьбе? - У всех судьба тяжелая. Какие у тетки проблемы? Не вышла замуж? Сама виновата, что не вышла. - Стыдно так говорить, — сказал я - Знаю, что говорю. Опыт имею. - Видите ли, — сказал я, — вы ничего особенного в этой жизни не совершили. То, что вы спекулируете скобяными изделиями, говорит о предприимчивости. Но не дает оснований на суждения морального порядка. - Много я наспекулировал! — сказал поляк с досадой, — Воротилу нашли, как же. Купил кастрюлю за один евро, продал за полтора, а три ушло в налоги…Всю жизнь спекулирую, а государству остался должен. Это не газом торговать… Не Юго-Восток перекраивать. Сейчас, небось, на хохляцкой войне серьезные деньги делают… - Послушайте, — не удержался я, — а скучно, наверное, кастрюльками торговать? Сегодня кастрюльки, завтра кастрюльки… - Убивать, наверное, веселее. Вот, подрастает солдат. - А грубить все-таки не надо. Стыдно. - Воспитать меня решили… Перед кем вам стыдно? Вот, поедет дурень в Донецк, станет в людей стрелять… Вам за меня стыдно…А перед тем, кого дурак убьет, не стыдно? Кто виноват, что женщина дебила вырастила? Капитализм американский виноват? Ротшильд? Стыдно вам за меня! - Если наладить образование в стране… — сказал я. - И что будет? Посмотрите на прыщавую рожу! Мальчик или сопьется или станет убийцей. Хорошенький мальчик — центнер весом… А завтра поедет убивать. - Никуда не поедет, — сказал я, — Сева всего боится. Вы заметили, он с вами в коридор выйти испугался, а ведь он вдвое крупнее вас. Они нестрашные, этим подростки. Просто неразвитые. - А если таких мальчиков сто? А когда из них собирается армия? Вам за меня стыдно… Вы бы лучше на этой Ларисе женились. - Как это? — я растерялся. - Женитесь, серьезно говорю. А что еще можно сделать? Женитесь на этой тетке. Живите с ней в одной комнате. Спите в одной постели. В кино водите. Воспитайте болвана — ее сына. Неприятно, да? Потерпите. Может быть, через десять лет из мальчика выйдет человек. Может быть, он программистом станет. - Почему именно программистом? - А кем же еще? Композитором? Композитором вряд ли станет. - Считаете, другого способа нет? Только жениться? - Понятия не имею. Как дуру сделать счастливой? Может быть, никак не сделать. Может быть, способа такого в природе нет. Но вы попробуйте. А? Попробуйте. - Не хочу, — сказал я. - Правильно. И никто не захочет. Дураков нет. А, если вы не хотите истратить жизнь на эту бабу, так не обижайтесь, что у нее получаются дрянные дети. Воспитывать некому. Других детей у нее никогда уже не будет. Только бандиты и уроды. - Не преувеличивайте. - Знаю, что говорю. А учить меня не надо. Кастрюли вам не нравятся. Я же не спрашиваю, что именно вы в Берлине продаете. Едете, можно сказать, к врагам России — вчера еще с немцами воевали. - Это вы верно заметили. - А вы, тем не менее, едете в Берлин, совесть свою придушили, верно? - При чем тут совесть? - Лагеря по всей Европе немцы поставили, вот уж где фашизм-то был. - Так они раскаялись… - Держи карман шире.
Мы постояли молча. А что тут сказать.
- Вы все-таки извинитесь перед женщиной. - Извольте. Мне не сложно.
Мы вернулись в купе, и поляк извинился.
Лариса поджала губы, на польские извинения ничего не ответила. Подросток Сева сказал:
- Не надо нам вашего извинения. Обойдемся. Мы Украину освободим, а потом еще и в Польшу придем.
Ехали молча; скоро все задремали. Среди ночи вагон остановился, и поляк злорадно сказал, что поезд дальше не пойдет — объявили войну с Белоруссией.
- Как? С Белоруссией? — ахнула Лариса. - А так. Русский мир чтобы построить. Выведут нас сейчас в поле и грохнут.
Однако поезд пошел дальше, медленно, толчками — но шел вперед. Потом объявили, что поезд прибывает в Минск.
- Вот как хорошо. Приехали мы, Севочка. Сейчас бабушка нас встретит. Радость какая, Севочка. Ты ведь рад, что к бабушке приехали? И драники свои любимые поешь. Со сметанкой.
Лариса застегнула чемодан, рукав желтой кофты остался снаружи. Она потащила чемодан по проходу; крупный подросток Всеволод шел за матерью, руки в карманах. Они не попрощались.
Мы остались с поляком вдвоем.
- Не все патриоты такие, — сказал я, — Мальчик просто глупый. А есть идейные, умные, страстные люди. - Умные еще хуже. От большого ума нашу Польшу в крови топили, от ума и страсти. - Вы про польское восстание? Про Суворова? - А, что теперь вспоминать. Да мне, признаться, все равно. Утопили в крови, и ладно. Значит, так надо было. Какой я поляк? Я из Таганрога. Женился двадцать лет назад на полячке, варшавянином стал. Хотя развелись давно. - Дети есть? - Общих не было; у нее от первого брака двое — девчонка славная, а сын по карманам шарил. Не подружились. Разбежались мы с паночкой. Давно в Польше живу, можно сказать ополячился, сам паном стал. - Скучаете по России?
Он пожал плечами.
- Жизнь прошла. Скучай — не скучай, лишних лет не добавят. Эту жизнь доношу, и ладно. Пойду в вагон-ресторан, соточку приму и покурю. А там уже и Варшава. Прощайте. - Всего доброго.
Он ушел, а я стал смотреть в окно на белорусские, а потом и на польские степи. Потом поезд остановился, постояли пять минут в Варшаве. Потом вагон качнуло, опять пошли за окном одинаковые плоские пейзажи, пакгаузы и кирпичные пристанционные бараки, которые во всех странах мира одинаковые. До Берлина было еще шесть часов езды.
Многие беларусы не знают, что наш народ до 1840 года назывался литвинами, что никакой «Беларуси» в средние века не существовало, а была Литва (ВКЛ) - к которой нынешняя Республика Летува не имеет отношения. Великое княжество Литовское создал прусский король Миндовг, сама же Литва появилась на территории нынешней Западной Беларуси около 1220 года. Беларусы - не «восточные славяне», но славянизированные западные балты. Об этом и многом другом, интересном и важном для национального сознания современных беларусов, рассказывается в книге, рассчитанной на широкий круг читателей.
Это продолжение книги «Тайны белорусской истории», вышедшей четырьмя изданиями в 2010 — 2011 годах. В ней разоблачаются многочисленные выдумки, мифы и заблуждения о белорусском прошлом, которые долгое время насаждали официальные учреждения, историки и публицисты царской империи и СССР. Немало места в книге уделено «белым пятнам» в истории Беларуси — тому, что скрывалось в советские времена по идеологическим причинам.
Беларусы - единственный в мире народ, представления которых о самих себе полны мифов и заблуждений, подчас весьма странных и даже нелепых. Какую сферу жизни ни возьми, везде эти мифы. Парадокс в том, что к ним все привыкли, их почти никто не замечает, не сознает. В книге рассматриваются наиболее распространенные мифы о беларусах и Беларуси
S.N.U.F.F. Автор: Виктор Пелевин Исполнитель: Сергей Чонишвили Жанр: Фантастика, антиутопия, постапокалиптика Издательство: Союз, Покидышевъ и сыновья Тип: аудиокнига Аудио кодек: MP3 Битрейт аудио: 128 kbps Время звучания: 12:57:51
Описание: Дамилола Карпов — боевой пилот и видеохудожник. Он живёт в гигантском офшаре Бизантиум, нависшем над просторами Оркланда, словно чёрное солнце, и его дистанционно управляемая видеокамера, оснащённая пушками и ракетами, наводит ужас на орков в дни священных войн и мирных промежутков между ними. А Грым простой орк, едва успевший окончить школу, он живёт в грязи и свинстве оркской столицы Славы и многого не понимает в устройстве миропорядка. Но их судьбы таинственным образом связаны войной и любовью, двумя составляющими снафов, объединивших кино и новости в единую жертву от людей Маниту... Прошло совсем немного времени с того момента, как увидела свет печатная версия нашумевшего романа Виктора Пелевина "S.N.U.F.F.", а ей вслед уже спешит аудиоверсия. И это не случайно: ведь литературные критики, популярные интернет-блогеры и просто давние поклонники творчества Пелевина, более чем благосклонно приняли его новое произведение. Наиболее часто повторяющиеся эпитеты, сдержанных на похвалу литературоведов, звучат не иначе, как...
S.N.U.F.F. Автор: Виктор Пелевин Исполнитель: Сергей Чонишвили Жанр: Фантастика, антиутопия, постапокалиптика Издательство: Союз, Покидышевъ и сыновья Тип: аудиокнига Аудио кодек: MP3 Битрейт аудио: 128 kbps Время звучания: 12:57:51
Описание: Дамилола Карпов — боевой пилот и видеохудожник. Он живёт в гигантском офшаре Бизантиум, нависшем над просторами Оркланда, словно чёрное солнце, и его дистанционно управляемая видеокамера, оснащённая пушками и ракетами, наводит ужас на орков в дни священных войн и мирных промежутков между ними. А Грым простой орк, едва успевший окончить школу, он живёт в грязи и свинстве оркской столицы Славы и многого не понимает в устройстве миропорядка. Но их судьбы таинственным образом связаны войной и любовью, двумя составляющими снафов, объединивших кино и новости в единую жертву от людей Маниту... Прошло совсем немного времени с того момента, как увидела свет печатная версия нашумевшего романа Виктора Пелевина "S.N.U.F.F.", а ей вслед уже спешит аудиоверсия. И это не случайно: ведь литературные критики, популярные интернет-блогеры и просто давние поклонники творчества Пелевина, более чем благосклонно приняли его новое произведение. Наиболее часто повторяющиеся эпитеты, сдержанных на похвалу литературоведов, звучат не иначе, как...
http://audiobooks.3nx.ru/ Предупреждение! Все Аудио и Видео записи, а так же различные форматы цифрового изображения предназначены, исключительно, для предварительного ознакомления. Все права на исходные аудио и видео записи и различные форматы цифрового изображения принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Автор: Виктор Пелевин Исполнитель: Сергей Чонишвили Жанр: Фантастика, антиутопия, постапокалиптика
Время звучания: 12:57:51
Описание: Дамилола Карпов — боевой пилот и видеохудожник. Он живёт в гигантском офшаре Бизантиум, нависшем над просторами Оркланда, словно чёрное солнце, и его дистанционно управляемая видеокамера, оснащённая пушками и ракетами, наводит ужас на орков в дни священных войн и мирных промежутков между ними. А Грым простой орк, едва успевший окончить школу, он живёт в грязи и свинстве оркской столицы Славы и многого не понимает в устройстве миропорядка. Но их судьбы таинственным образом связаны войной и любовью, двумя составляющими снафов, объединивших кино и новости в единую жертву от людей Маниту... Прошло совсем немного времени с того момента, как увидела свет печатная версия нашумевшего романа Виктора Пелевина "S.N.U.F.F.", а ей вслед уже спешит аудиоверсия. И это не случайно: ведь литературные критики, популярные интернет-блогеры и просто давние поклонники творчества Пелевина, более чем благосклонно приняли его новое произведение. Наиболее часто повторяющиеся эпитеты, сдержанных на похвалу литературоведов, звучат не иначе, как...
http://audiobooks.3nx.ru/ Предупреждение! Все Аудио и Видео записи, а так же различные форматы цифрового изображения предназначены, исключительно, для предварительного ознакомления. Все права на исходные аудио и видео записи и различные форматы цифрового изображения принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Автор: Виктор Пелевин Исполнитель: Сергей Чонишвили Жанр: Фантастика, антиутопия, постапокалиптика
Время звучания: 12:57:51
Описание: Дамилола Карпов — боевой пилот и видеохудожник. Он живёт в гигантском офшаре Бизантиум, нависшем над просторами Оркланда, словно чёрное солнце, и его дистанционно управляемая видеокамера, оснащённая пушками и ракетами, наводит ужас на орков в дни священных войн и мирных промежутков между ними. А Грым простой орк, едва успевший окончить школу, он живёт в грязи и свинстве оркской столицы Славы и многого не понимает в устройстве миропорядка. Но их судьбы таинственным образом связаны войной и любовью, двумя составляющими снафов, объединивших кино и новости в единую жертву от людей Маниту... Прошло совсем немного времени с того момента, как увидела свет печатная версия нашумевшего романа Виктора Пелевина "S.N.U.F.F.", а ей вслед уже спешит аудиоверсия. И это не случайно: ведь литературные критики, популярные интернет-блогеры и просто давние поклонники творчества Пелевина, более чем благосклонно приняли его новое произведение. Наиболее часто повторяющиеся эпитеты, сдержанных на похвалу литературоведов, звучат не иначе, как...
Каждый раз, когда клубы дыма сносило ветром, в иллюминаторе открывался потрясающий пейзаж. Величественно проплывали ровные квадраты полей, расчерченные зелёными линиями посадок. Проносились дома, похожие на детские кубики.
— Красота! — Иван Васильевич поправил пенсне и пригубил из бокала, — Что же вы не смотрите, Тарас Петрович!
Тарас Петрович косо глянул в иллюминатор, который вновь затянуло клубами дыма, и снова уткнулся в руку. Карта не шла.
— Иван Васильевич, ума не приложу, что им написать для конкурса, — Тарас Петрович зашел с семёрки треф, которую оппонент тут же побил девяткой. — Отбой.
Мужчины резались в «дурака» в богато обставленном зале ресторана, подарившем пассажирам дирижабля «Ойкумены» немало приятных воспоминаний. За столиками вокруг них спали крепко выпившие попутчики из первого класса. Похрапывал за стойкой хорошенько клюкнувший бармен. И только двое приятелей яростно шлёпали картами по столу.
— А что нужно написать? Рассказ? Ну, так рассказ и напишите! — засмеялся Иван Васильевич. Пол резко качнуло, и стоящие на столе стаканы поехали к краю, однако умудренные опытом игроки перехватили их в последний момент. В воздухе запахло гарью.
— Время поджимает, две недели всего. А идей никаких. Скучно живём, дорогой мой человек! Вот и идей нет!
Иван Васильевич зашёл с двух валетов, его собеседник принял.
— Тарас Петрович, так напишите сказку! И членам жюри понравится, и читателям. Оценку хорошую поставят, а трудиться особенно не придётся.
— Да не лежит у меня душа к сказкам. Сю-сю-сю да ми-ми-ми. Тьфу! — Тарас Петрович отбился и зашёл в ответ с девятки. Иван Васильевич побил десяткой.
— Да соль же не в сю-сю-сю, помилуйте! Сказка хороша тем, что совершенно не требует декораций, детальной проработки мира, героев. Пишете «курочка», и все сразу понимают, что это за курочка, какие яйца она несёт, кому несёт и зачем. Хорошая сказка построена на архетипах, чем сильно упрощает жизнь автору.
Тарас Петрович нахмурился, но собеседник с пылом продолжил:
— Вы же сами говорите, что времени в обрез. Так экономьте! Расскажите историю о том, как вместо курочки золотое яичко снёс, кхм, дедушка. Тут вам и кризис самоидентификации, и драма. Всё в лучших традициях постмодерна. А ещё путешествия во времени добавьте, это сейчас ультрамодный тренд. Только представьте: в курочку вселился дух древнего героя. И решил, значит, этот воитель спасать страну от вражеских козней единственно возможным в его положении способом: неся Отечеству золотые яйца. А потом увлёкся, влюбился в местного петуха и зажил счастливой крестьянской жизнью.
Дирижабль основательно тряхнуло. С потолка посыпалась штукатурка.
— Есть ещё одна загвоздка, дорогой Иван Васильевич. Конкурс-то фэнтезийный, нужен особенный художественный элемент. Правильный контекст!
— Ох у Вас и правила, Тарас Петрович! Поди пойми, что нынче считается фэнтези, а что нет. Вот у нас, — тут он широким жестом обвёл ресторан рукой, — сплошной материализм и технократия. Гигантские дирижабли, «зелёная» энергетика, атеизм и постмодернизм. Но час назад мы оба наблюдали, как наш дирижабль атаковал дракон! Поворот, а?
— Мне показалось, это лошадь. Голова лошадиная.
— Нет-нет, я же видел: дракон! Но вы правы, у него в самом деле были копыта.
— А ведь гондола до сих пор горит, — недовольно заметил Тарас Петрович, отбиваясь последними козырями от очередной атаки противника. — Почему никто не тушит?
— Да что вы всё о пустяках, — отмахнулся Иван Васильевич, — давайте же выпьем!
Они выпили.
— Раз уж вы первым открыли этот жуткий ящик Пандоры, давайте поговорим о постмодернизме. Вы думаете, мне действительно стоит написать рассказ в этом жанре?
— Конечно, коллега. Хотя… Давайте оставим постмодернизм поросшим мхом эльфам. Вместе со всеми этими дискурсами, симулякрами, вечным сомнением, хождением по кругу и дурацкими шуточками. Фэнтези в мире постмодернизма это болтовня, зубоскальство и бесконечные цитирования классиков жанра. Скучно!
— Так что же делать? Вы меня запутали совсем, Иван Васильевич.
— Ну… сейчас серьёзные авторы уходят в метамодернизм.
— Вот как! Интересно-интересно, — Тарасу Петровичу внезапно пошла карта, и он зашёл с тех самых давних валетов. Иван Васильевич побил их козырями, азартно шлёпая пластиком по столу. — И с чем едят этот метамодернизм?
— О, это как постмодерн, но без шуточек и перемигиваний, — Иван Васильевич протёр треснутое пенсне и вновь водрузил на переносицу. — Попытка снова поговорить о важных вещах всерьёз, однако используя при этом инструментарий постмодернизма. Другого-то пока нет.
— Иван Васильевич, дорогой мой! Умоляю, проще! Хотя бы на примере нашей курочки!
— Ну, значит, курочка. Всё начинается так же, как при постмодернизме. Дух героя, какого-нибудь ура-патриота, вселяется в курицу и начинает спасать Отечество золотыми яйцами. С утра до вечера то под петухом, то над гнездом тужится. И удовольствие имеет. Кстати, обязательно нужно архетип обыграть, переосмыслить конфликт курицы, Деда и мыши. Но! — тут Иван Васильевич поднял палец к небу. — Заканчивается всё на минорной ноте. Более того — на отрезвляющей!
Тарас Петрович весь обратился в слух, оторвавшись, наконец, от карт.
— Видите ли, коллега, план нашего протагониста имеет очень серьёзный изъян: он не работает. Можно завалить страну золотом, но это не сделает её лучше. В конце истории герой понимает, что счастье не в ресурсах, а в мозгах, в умении эти ресурсы правильно применить. А дармовой поток золота из куриной, извините, жопы отправляется прямиком в жопу государственную — тем же маршрутом, каким до этого туда отправилась уйма благих намерений, ресурсов и надежд.
— Ага! — обрадовался Тарас Петрович. — А вот и трагедия маленького человека просматривается! Ведь если герой это понял в теле курицы, то что он может сделать с этим? Беспокойно кудахтать на заборе? Он же никому не нужен с его прозрениями. И ничего не может сделать. Более того, наш герой вынужден и дальше нести бесполезные золотые яйца! Просто для того, чтобы однажды не попасть в суп.
— В точку, коллега! Выпьем!
Выпили.
— Рискну дополнить Вашу безупречную мысль, Тарас Петрович. Подсевшей на золотые яйца стране не нужны вообще никакие прозрения. Ни от наседки, ни от великого предка. У страны есть золото, а большего и не надо.
Выпили ещё.
— Если я правильно понимаю структуру момента, сейчас главное ненароком о политике не написать. — Тарас Петрович нахмурил лоб, пытаясь выбрать, с чего заходить.
— И то верно, — поддержал его товарищ. — Когда начинают говорить пушки, слова теряют силу.
Словно в подтверждение его слов, со стороны кормы донёсся чудовищный грохот. Дирижабль крепко тряхнуло.
— Кажется, наша артиллерия бьёт по дракону.
— Да где там, — хохотнул Тарас Петрович. — То огонь до снарядов добрался. Нам ещё повезло, что их в полёт немного взяли. А то сейчас бы ещё не так тряхнуло.
Выпили и за это.
— Эх, хорошо сидим! Хорошо, да голодно! — пожаловался Иван Васильевич. — Представляете, сыр с плесенью закончился. Весь! Нечего к вину подать.
— А я и говорю: берите пример с меня и пейте виски со льдом. Позвольте, налью вам. Уж чего-чего, а льда у меня в последнее время хоть отбавляй!
Тарас Петрович встал и хромая пошёл к барной стойке за чистым стаканом. Его левая нога заканчивалась у колена, поэтому он опирался на протез. На левом боку Тараса Петровича по богато украшенной рубахе расплывалось красное пятно.
— Крепко же вас приложило, — сочувственным и слегка извиняющимся тоном заметил Иван Васильевич.
— Ну, чего уж теперь, — Тарас Петрович сделал неопределённый жест рукой, словно хотел охватить весь ресторан. — Вот, прошу!
— Благодарю! Скажите, коллега… всё-таки не найдётся ли чего-нибудь поесть?
Еда нашлась. Товарищи отложили карты и взялись за ложки. На некоторое время вокруг них воцарилась совершенная тишина, прерываемая лишь позвякиванием металла о тарелку да потрескиванием корпуса дирижабля. Наевшись, они отодвинули тарелки на край стола. Палубу снова качнуло, и одна из них полетела вниз. Жалобно зазвенели осколки.
Тарас Петрович раскурил трубку и спросил:
— Вам не кажется странным, что наша «Ойкумена» не только горит, но ещё и падает? Это же не самолёт, пожар не должен был сказаться на устойчивости судна.
— О, так вы же всё пропустили! — наевшийся Иван Васильевич заметно подобрел и охотно потянулся за бутылкой. — Проклятый дракон не только дышит огнём, но и прекрасно дерётся своими лапами. Или копытами — я всё-таки плохо рассмотрел, что у него. Как раз пенсне треснуло. Но метровые когти запомнил! Или это были зубы? Жаль, вы были без сознания и не видели, как чудовище вспороло оболочку дирижабля. Величественное и завораживающее зрелище, доложу вам. Вот потому и падаем. Однако, заметьте, не так уж и быстро. Иной оптимист даже назвал бы это чем-то вроде быстрой посадки.
Иван Васильевич с трудом поднялся и пошёл к стойке, чтобы поживиться ещё едой. При ходьбе он опирался на новенькую можжевеловую трость, которая не столько помогала ходить, сколько мешала. Покопавшись за стойкой, он нашёл пару бутербродов и с торжествующим видом принёс их к столу.
— Скажите, разве не опасно то, что огонь вот-вот доберётся до оболочки? Ведь внутри водород…
— О, риск, конечно, есть, но минимальный. Во-первых, дракон сильно повредил оболочку, и того объёма газа, что был на старте, уже нет. То есть взрыв, конечно, будет, но не такой сильный. А во-вторых, мы уже прилично снизились, так что и падать не высоко.
Тарас Петрович с некоторым сомнением посмотрел в иллюминатор, где проплывали крохотные спички деревьев и синие ленточки рек.
— Давайте лучше выпьем, Иван Васильевич.
Игра шла к концу. Уходили последние карты из колоды, разыгрывались последние козыри. Перехвативший было инициативу Иван Васильевич неудачно вмастил оппоненту, и тот сбросил с руки последнюю некозырную карту. В итоге сыграли вничью и тут же чокнулись стаканами. Тревожно лязгнули плавающие на поверхности янтарной жидкости льдинки. Партия была сделана.
Игроки откинулись на спинки стульев и безучастно смотрели на проплывающие внизу поля и деревни.
— А ведь там внизу кто-то живёт, — заметил Тарас Петрович. — Интересно, что они подумают, когда мы, кхм, приземлимся к ним на головы.
— Посадка действительно будет жестковата. Надеюсь, у них в аптечках есть йод, — забеспокоился Иван Васильевич, вглядываясь в проплывающую под ним зелень так пристально, будто обладал волшебным зрением, способным разглядеть вожделенный флакончик и белоснежные рулоны бинтов прямо сквозь крыши домов.
— Да уж… Вот сядем кому-нибудь на поле, и урожаю конец. Едва ли после такого мы запомнимся местным жителям чем-то хорошим.
— Ну, хоть запомнимся. Неважно как, — Иван Васильевич триумфально поднял стакан, — главное, войти в историю!
— Вот если бы мне этакая громадина передавила помидоры, я бы точно запомнил…
Они помолчали. За соседними столиками всё так же спали пьяные мужчины и женщины. Где-то тихонько трезвонил мобильный, но никто не спешил принимать звонок. Запах дыма с кормы усилился, и иллюминаторы снова заволокло дымкой. Бутылка виски опустела, оставив ведёрко льда в холодном одиночестве.
— Как вы думаете, — внезапно спросил Иван Васильевич, — всё кончится хорошо?
— Конечно! — встрепенулся Тарас Петрович, — Уж как-нибудь обустроится. Как-нибудь, да обойдётся. Вон сколько летали до этого, и ничего!
— И то верно, не может же, чтобы вот так насовсем, да?
— Ну конечно, — ветер подул в другую сторону, и Тарас Петрович тут же прилип к иллюминатору. — Эх, только бы никому на огород не свалиться! Им же ещё жить потом …
— Тарас Петрович!
— Что?
— А как же конкурс? Вы ведь до сих пор не придумали рассказ!
— А чего его придумывать… Про курочку и напишу. Хороший сюжет, магия, мораль имеется.
— К чёрту мораль! — стукнул кулаком по столу Иван Васильевич. — Слышите? Пусть там всё закончится хорошо! Я вас умоляю, нет, требую! Пусть этот парень всё снесёт и всех спасёт. Пусть хотя бы он сможет, слышите? Пусть хотя бы у него всё кончится хорошо. Пусть!
Молчали двигатели воздушного судна. Умолк, наконец, мобильный телефон в чьём-то кармане. Молчали люди. Потрескивая и дёргаясь под порывами ветра, пылающая «Ойкумена» приближалась к самой быстрой посадке за всю свою историю.
Вот представьте себе большую коммунальную квартиру. У одного в этой квартире две комнаты и у другого – тоже. И вот один, воспользовавшись тем, что другой уехал в отпуск, занял одну из его комнат.
Тот возвращается, и вот те на: комната занята. Он сначала давай по-хорошему: вот, мол, ордер, я владелец этой комнаты по-закону и так далее. А ему в ответ: пошел на хуй, козел, в этой комнате еще моя бабка жила, эту комнату 60 лет назад обманом твой дед получил, воспользовавшись тем, что моя бабка (дура набитая) его любила без ума, а вот теперь я вернул себе свое и никуда не уеду.
Он в полицию - полиция говорит: сами разбиратесь. Он в суд - там глазки прячут и говорят, чтобы поискали мировое соглашение. Он им в нос ордер тычет, договор купли-продажи, платежки, выписки из кадастровой книги, а те мямлют чего-то и по всему ясно, что с соседом-захватчиком никто связываться не хочет: опасаются, уж больно он буйный, может и бритвой полоснуть.
А сосед похохатывает и рассказывает всем, что он такой удалой, потому, что все так себя ведут и ему нисколько не стыдно. Что это вовсе не грабеж и беспредел, а просто умение жить и отстаивать свои интересы. Что его бабка была дура, и он решил, что сейчас самое время восстановить справедливость. И что хватит уже ныть и давай разопьем на кухне мировую и будем жить как жили раньше. Мы ж, фактически, братья! Только теперь я в трех комнатах жить буду, а ты – в одной.
Пострадавший сосед насупился и затаил злобу. Со своим обидчиком он в открытую конфликтовать не может: у того два здоровенных сына-амбала. Оба в наколках, по две ходки за спиной, а у него – одна дочка третьеклассница, да жена еврейка, учительница в музыкальной школе. Вот и все войско. Как тут воевать?
Короче живут они в новом раскладе только зубы скрипят. Только однажды раз: и одного сыночка-урку кто-то зарезал в пьяной драке. А у второго - туберкулез обнаружился. Тут уж еврейка-то не стала ждать у моря погоды, побежала к сестре в тубдиспансер, и второго уложили принудительно лечиться: открытый туберкулез – не шутка!
Остался удалой сосед один-одинешенек. А страдалец решил его попугать: купил на барахолке здоровенный эсэсовский кинжал со свастикой и ходит с ним по квартире. То на кухню зайдет – картошку им почистит. То дочке карандаши. И все хвалит: ах какой хороший кинжал! Вот же умеют немцы вещи делать! Загляденье! Вот и канавка, по которой кровь вытекает, когда он в самое сердце входит, а вот и зазубрины, чтобы рана получилась рваной и всякая зараза в нее попала… А острый какой: бритва! Слышь, сосед! Хочешь я тебя им побрею? Ей-ей, бритва, а не нож! Хорош, зараза!
Сосед в ответку стал ходит по квартире с двустволкой, заряженной картечью. Так прямо и ходит: в майке, трениках, а в руках – двустволка. Придет на кухню, заломит ее и давай шомполом стволы чистить. Потом патроны резанными гвоздями забивать. Насыпит пороху двойной заряд, запыжит их под завязку и рассуждает вслух: ежели прямо в морду волку попасть, то всю черепушку ему снесет, прямо с мозгами. Сильно хороший порох: сухой, крупнозернистый. Да и гвозди я взял двухсотку. Короче: не патрон – граната!
Долго ли, коротко ли, а и второй сын от туберкулеза помер. Схоронили его, а тут и дочка подросла и кавалер у нее завелся: тоже еврей. Ефим. Мордатый такой, под два метра ростом. Носяра с кулак, губы как у верблюда, глаза черные, хитрые, наглый, сука. Придет, сядет на кухне и жрет прямо из холодильника. Темный человек. То ли спекулянт, то ли врач. Хрен его разберет. Евреи они такие.
Однажды повздорил он с соседом (тот его жидовской мордой обозвал), выхватил он у соседа ружье и обломал его об косяк. Прямо пополам переломил. И ружье и косяк. А патроны в уборную выкинул. И сказал, чтоб тот благодарил его, что не об его спину он это ружье расколотил. Скоро и свадьбу они сыграли. И еврей въехал в квартиру.
Сначала он пришел по хорошему: мол верни комнату, видишь – нам жить негде. Сосед, конечно ни в какую. Тогда еврей (он оказался психиатр) взял да и выписал справку, что сосед – буйно помешанный. Приехали санитары, связали соседа и увезли его в психушку. А еврей с молодухой въехали в его три комнаты. И зажили со стариками в отдельной, четырёхкомнатной квартире.
А сосед от горя в психушке-то и околел. И то: как там не околеть если каждый день пиздят как собаку и не кормят. Вот такая история. Страшное дело – евреи. Русскому человеку прохода не дают. А еще интеллигентов из себя корчат.
Конвой прибыл в Тюмень утром – полторы дюжины оливковых «КраЗов» в сопровождении трех БТР-5. На головной машине ветер развивал большой гражданский украинский флаг – на остальных машинах были флаг поменьше. Боевой флаг, красно-черный убрали в чехол – конвой был гуманитарный.
На Центральной площади их уже ждали остатки городских властей, и те, кто еще не бежал из города. Из грузовиков начали выгружать гуманитарную помощь. Две машины под завязку были набиты трехлитровыми банками с салом, щедро пересыпанного укропом.
– Хохлы издеваются? – прокатилось по очереди.
Но никто не ушел, к банкам тянулись руки – голод был сильней.
Когда уже начали разгружать пятую машину, набитую продуктами вразнобой очередь дошла до Володьки. Ему всучили пакет, мужчина хотел взглянуть на содержимое, но на него шикнула на него старуха, стоящая сзади:
Володька прошел мимо пустых грузовиков, мимо «Киборга» - новейшего украинского БТР. Командир в шлеме, очках и легком бронежилете стоял, по пояс высунувшись из люка. Остальной экипаж предпочитал наблюдать за незнакомым городом через прицел скорострельного орудия.
Сплюнув под ноги, Володька отправился домой. Там рассмотрел сегодняшнюю добычу. В пакете лежала бутылка газировки, пачка несоленых крекеров, пять банок консервов – не вполне свежих, но и не просроченных. Еще был рулон туалетной бумаги, какая-то книга, фонарик, йод бинт. Пакет, видимо, собирал один человек.
Открыл книгу – дрянь какая-то, самоучитель японского. Зачем он ему? Вырвав страницу, Володька принялся разжигать прогоревшую «буржуйку» - рядом лежали обломки чьего-то забора.
Когда потянуло теплом, Володька сел обедать: на грязный стол, поставил консервную банку, достал переточенный нож-стропорез, стал открывать. И лишь тогда заметил, что в книгу воткнут узкий лист желтой бумаги. Володька бросился к нему, надеясь, что это купюра. Это была записка.
«Привет, - писал кто-то неровным мужским почерком. – Я из Мариуполя. Когда в августе начались первые обстрелы, я собрал себе тревожный пакет. Затем рыл окопы за городом, сдавал деньги и кровь. Но все обошлось. А сегодня я увидел, что помощь собирают уже вам. Это тот самый тревожный пакет. Вам он оказался нужней. Бывает же так».
…А затем Володька пил китайскую полусинтетическую водку, закусывая ее хохляцким мясом и много плакал. Со стены на пьяного человека с укоризной смотрел плакатный Путин, к листу бумаги была приколота медаль «За освобождение Крыма».
Из-за слез казалось, что Путин корчит рожи. Пустой банкой Володька запустил в портрет, но не попал:
– Тезка! Вова! – кричал он портрету покойного. – Вот какого хера ты тогда не дал приказа бомбить хохлов! С-с-сука! За что нам от них такое унижение терпеть ?
- ...Так на Дубининскую или на Дубнинскую? - Мне пофиг. - Это разные концы Москвы. - Сказал, пофиг.
Смышленый таксист сразу перестал спорить. Помятая Деу взревела мотором и мягко выкатилась на проспект.
- Что с Германией? – ценя время, сходу начал Иванов. - Да погоди ты! – Таксист откинул бардачок, и кивнул. Иванов демонстративно выключил мобилу, обмотал фольгой и кинул в ящик. Дверца захлопнулась. - Так как дела на западном фронте?
- Я тут вёз одного мужика, – начал таксист издалека – у него кум полярник. Сидит на льдине, и, короче, до него американский фай-фай добивает. Иногда. Редко. Так вот, говорит, наши про войну всё брешут.
- Это понятно. – Иванов взмахнул, как курица, руками, показывая степень доверия к новостям. – А конкретно, как там?
- Короче, нет никакого западного фронта. - Как это? - А вот так. Более того, не победил Путин на Евровидение, и даже не участвовал. Поэтому и на приз претендовать не мог. - А чего ж они Рязань разбомбили?
- С Рязанью мутно. Я тут вез одного мужика, короче, говорит, вроде бы в Рязани то ли казаки, то ли татары были. Он сам доехал до Коломны, дальше дороги нет, блокпост и поперек плакат «Ежегодной Олимпиаде Быть!» и значок радиации. А местные говорили, что Рязань цела, сидит там какой-то атаман, и они туда каждую неделю самогоном торговать ходят.
- И они под это дело списать её решили? – Догадался Иванов.
- Типа того. Вообще, всё к югу под татарами, до самой Чечни. И вот там настоящая война, а в Берлине нашей армии нет, и Кугельшрайбер мы не взяли, и вообще, не может такого города быть, потому-что «кугельшрайбер» по-немецки «шариковая ручка».
Иванов пожевал губами, переваривая новость.
- Бомбардировки взяты из фильма «Марс атакует», если присмотреться, видно, что у немцев зеленые головы из-за касок торчат. – Иванов задумчиво кивнул, про каски многие замечали, – а где поляки цветы нам на броню кидают – это вообще «Четыре танкиста и собака». Я вёз полковника, который лично дизайнеров расстреливал, которые всю эту пургу в фул-ХэДэ раскрашивали, но он просил себя не называть. - Зачем расстреливал? - Что б не проболтались.
- Кстати, о дизайнерах. У меня знакомый есть – начал Иванов, чувствуя, что настала его очередь, – близкий друг, человек надежный. Говорил, что его начальник по секрету рассказывал, что к ним приходили визитки делать «Третий секретарь посольства РФ в Независимой Уральской Республике». - Это вероятно, – Кивнул таксист, выкидывая бычок в форточку, – Недавно вёз семью – откуда, говорю? Они – с Путинбурга. Ага, конечно! Беженцы из Сибири, нелегалы... Так они рассказывали, что на Урале китайцев отбили и там, вроде, даже интернет есть. Теперь понятно, почему. - Вся Сибирь под Китайцами? - Почти вся. Достань карту.
Иванов отвернул пухлый козырек над сиденьем и на него посыпались страницы ветхого атласа.
- Ты чё, отмечаешь что ли? - Что я псих, себе срок зарабатывать? На словах расскажу.
Иванов разложил на коленях две половинки ветхой карты Советского Союза. Таксист, бросив руль, как в прогнозе погоды принялся показывать руками продвижение геополитических фронтов.
- А как же ЧМ? – Удивился Иванов, когда таксист щедро отрезал столицу проведения в пользу восточного соседа. - Короче, я одного мужика вез, он говорит, что ему другой таксист рассказывал, что ЧМа вообще нет. - Да ладно!.. А когда Путин гол забил, а канцлер с французским президентом на трибуне от злости плакали? - Говорят, настоящий Путин умер пять лет назад. В Майами усыпальница стоит, на манер египетской пирамиды. Из Кубы видно. Но это, думаю, брехня. А кадры, где ихние президенты на трибунах плачут, взяты из художественного фильма. Поэтому они и выглядят так странно, и плачут на всех каналах одинаково. И никакие это не европейские президенты, а звезды немого кино, ныне забытые. Вот, смотри, – таксист протянул Иванову старинную карточку.
- Зачем тебе канцлер Германии? - Мать твою, ты год смотри, и читай, что написано!.. - Актер кино... Луи Дю Фю-нес... – Хера себе!.. - А француз – Пьер Ришар, тоже актер. Мне один пассажир рассказывал. Пожарный. Он пожар в архивах одного борделя тушил, и там их и увидел. Поэтому они ходят все время вместе, и не меняются вот уже 20 лет...
Иванов задумчиво вернул карточку таксисту.
- И о культуре. – Таксист прихлопнул руль ладонью и вдруг запел: «ай вона кис ю ин зе эс, ай вона кис ю ин зе э-эс!..» - Это чё? - Оскар этого года за музыку. Группа *** слыхал про такую?
Иванов завистливо помотал головой.
- Короче, я тут бухого сынка дипломата вез, он под этим делом рассказал, что Путин Оскара не брал, ни в этом году, ни в прошлом... - Иди ты!.. А я всё думал – как они могли фильму Путина про молодые годы Путина два Оскара подряд дать?! - Монтаж. Фотошоп. На, возьми. – Таксист протянул Иванову мягкую пятидюймовую дискету.
Иванов бережно спрятал дискету на груди:
- У метро.
Деу прижалась к обочине.
- Сколько? - Вместе с песней – сто миллиардов.
Иванов протянул таксисту два помятых Вашингтона:
- Сдачи не надо. - Телефон не забудь.
Иванов забрал из бардачка мобилу, застегнул пуховик и приложил ладонь к козырьку ушанки.
- Я до тебя мужика одного вез. С Гидрометцентра. Говорит, на самом деле сегодня плюс двадцать пять. И апрель. А про мороз и декабрь по телеку рассказывают, чтоб неурожай картошки оправдать. - Я на госслужбе.
Таксист понимающе кивнул и отчалил.
Иванов натянул покрепче ушанку и спустился в государственный, ордена Путина, ордена боевого красного Путина, Путинбургский Путинолитен имени Кима Чена Ира.
Как стать авантюристом? Размышления миллионера в ВКонтакте:
"Само занятие предпринимательской деятельностью стало авантюрой. Таможня, налоговая, прокуратура, милиция превращают жизнь предпринимателя в авантюру"
Эта книга о том, как начать зарабатывать настоящие деньги в сегодняшней Украине.
В отличие от многочисленных изданий иностранных авторов, чьи советы трудно, а порой просто невозможно применить у нас, в этой книге вы прочитаете про то, как заработать состояние и создать себе имидж преуспевающего делового человека, учитывая наш менталитет и нулевые возможности.
Это не универсальный рецепт удачи, это двадцатилетний успешный опыт бизнесмена, собранный на страницах одной книги, приправленный эволюционной психологией и яркими примерами из бизнес-практики.
Монархия предпринимателя. Как стать царём? в ВКонтакте:
Аудиоверсия книги "Монархия предпринимателя. Как стать царём?"
Перед вами прикладное бизнес-пособие для предпринимателей и монархов всех возрастов, сборник революционных и анархических мудростей для тех, кому «осточертело», раствор для промывания мозгов активных пользователей зомбоящика. Эта книга – продолжение бизнес-романа «Как стать авантюристом? Размышления миллионера», в которой вы ещё больше узнаете о том, как снять «коробку» с головы и увидеть вокруг себя пространство возможностей. Хочешь зарабатывать? Делай для этого все возможное, создавай свое бизнес-царство, не обращая внимания на трудности и препоны. Хочешь жить в богатой и развитой стране? Ищи тех, кто знает и говорит о том, как стране стать богатой и развитой. Читай. Думай. Зарабатывай.
Содержание:
Предисловие Пролог Глава 1. Искушение халявой Глава 2. Социальные сети и бизнес Глава 3. Деньги – трудная тема Глава 4. Все должно быть маленьким и быстрым Глава 5. Фантазия – источник перемен Глава 6. «Майн кампф» для Украины Глава 7. Офис авантюриста Глава 8. Путешествие в лучшую в мире страну Глава 9. Рабство свободы Глава 10. Министерство предпринимательства Глава 11. Единственный шанс Глава 12. Орда Чингисхана Глава 13. Ловить момент Глава 14. Бюрократия или геройство? Глава 15. Генерировать процесс Глава 16. Авантюра с пирамидой Глава 17. Ее кумир Глава 18. Финансовая волна Глава 19. Страна-пирамида Глава 20. Банк недвижимости Глава 21. Сеанс черной магии Глава 22. Горький привкус успеха Глава 23. Превращения Глава 24. Все врут Глава 25. Рог изобилия Глава 26. Закон подлости и возвращение коровы Глава 27. Подход не имеет значения Глава 28. Давид VS Голиаф Глава 29. Каким может быть мэр Глава 30. Люди хотят быть обманутыми Глава 31. Убить дракона Глава 32. Золотое стадо Глава 33. Денежный дождь Глава 34. Толстый слой успеха Глава 35. Веселье Глава 36. Казнь и месть казнокрадов Глава 37. Сказки для взрослых Глава 38. 3,48% Глава 39. Активная фаза. «5.10» Глава 40. Лицензия на бесчестие Глава 41. Украина и пустота Глава 42. Дом, который построил Балашов Глава 43. Менять правила Глава 44. Патриотизм и глобализация Глава 45. Пивная Гитлера Глава 46. Взятка за партию Глава 47. Ты никому ничего не должен! Глава 48. Ярмарка тщеславия Глава 49. Ветер перемен Глава 50. Дурные деньги Глава 51. Да здравствует революция! Глава 52. Использовать ситуацию Глава 53. Сытый и голодный бунт Глава 54. Государственный переворот и деньги из YouTube Глава 55. Крымский пленник Глава 56. Лидер партии Глава 57. Монархия авантюриста Эпилог Послесловие
Жанр: Бизнес-роман Год выпуска: 2014 Авторы: Геннадий Балашов, Полина Кудиевская Формат: MP3
Брошюра была отпечатана на дорогой бумаге и вкусно пахла. Иван Матвеевич оставил пухлый конверт с грифом правительственной почты на закуску — не так уж часто до главы администрации Нижнемойвинска доходили такие конверты — и был доволен собой: тут, кажется, и впрямь что-то интересное. Начало февраля, бюджетные баталии и унизительные поездки в область на трансфертные комиссии далеко позади, отопительный сезон проходит спокойно, крупные конкурсы будут играться еще нескоро — в администрации царило благостное затишье, почты было совсем немного, и Иван Матвеевич предвкушал содержательное, размеренное, приятное чтение.
В последний раз в таком конверте он получал отпечатанную небольшим тиражом речь Президента; Иван Матвеевич, конечно, смотрел ее по телевизору в прямом эфире, но на финской бумаге каждое слово выглядело еще весомее, еще взвешеннее. Президент говорил о достижениях страны, о новых рубежах и о сильной, сплоченной команде, которая делает любые задачи посильными. Иван Матвеевич читал эти слова про себя, они отдавались у него в голове знакомым, несильным, уверенным голосом Президента, а потом он перевернул брошюру и увидел на последней странице тираж — 5000 экземпляров — и его сердце забилось чаще. Он вдруг понял, о какой команде говорит Президент: вот же он, возглавляет небольшой райцентр в Среднеуральской области, хлебзавод, леспромхоз, железнодорожная станция, а все-таки он один из пяти тысяч ближайших соратников Президента; не так мало по всей России таких райцентров, да не так уж и много — и вот вместе с губернаторами и мэрами, руководителями федеральных ведомств, региональными министрами, ключевыми силовиками, ну кто там еще может быть в числе получателей книжечки с речью — вот их всего-то пять тысяч человек, не так уж и много, они — одна команда, и он, пусть на своем скромном посту, тоже часть этой команды.
«Инструкция по первоочередным действиям для лиц, занимавших государственные или муниципальные должности, изобличенных в совершении преступлений коррупционной направленности и подлежащих народному суду»
В названии брошюры Ивану Матвеевичу почудилось что-то странное, а в целом буквы сливались в непонятную, но привычную бюрократическую вязь, и он открыл первую страницу (брошюра очень приятно лежала в руке), чтобы скорее добраться до сути. Буквы по-прежнему не выстраивались в понятные слова, наконец взгляд выхватил что-то совсем странное:
«В октябре 2009 года Парамонов Иван Матвеевич, находясь в должности Главы администрации муниципального образования «город Нижнемойвинск», организуя конкурс на капитальный ремонт здания гимназии №4 с углубленным изучением английского языка, создал видимость конкуренции между двумя фирмами-подрядчиками, контролируемыми его шурином, Микрюковым Сергеем Станиславовичем, 15.04.1958 г.р., благодаря чему смета на капитальный ремонт была завышена на 120 млн. рублей. Незаконно полученные средства Парамонов и Микрюков поделили пополам, свою долю Парамонов направил на приобретение четырехкомнатной квартиры площадью 145 кв.м. в Исетске в элитном жилом комплексе «Сапфир», оформив квартиру на супругу Парамонову Надежду Станиславовну 26.06.1961 г.р.»
И в этот момент зазвонил телефон.
— Матвеич, как твое ничего? - мэр соседнего Краснопутейска, Петя Трифонов, хотя и был значительно моложе, всегда говорил с коллегами несколько залихватски. Ему это сходило с рук, Петя слыл неформалом. Он оставался беспартийным, а в мэры избрался вовсе от «Партии пенсионеров», построив свою кампанию на критике предшественника из партии власти. Предшественник был в постоянном конфликте с градообразующим предприятием, «Уралгазтранзитом», и, в конечном итоге, прямо перед выборами без отопления остались два детских садика, которые мэрия и «Уралгазтранзит» постоянно перекидывали друг другу на баланс. Петя напечатал листовки «Трифон детей в беде не бросит», и теперь был весь в шоколаде: «Уралгазтранзит» неплохо пополнял бюджет Краснопутейска, и на фоне соседей молодой мэр по всем показателям выглядел передовиком; этим, а не оппозиционностью, скорее и объяснялся его небрежный тон, но сегодня за привычной легкостью слов слышалась некоторая напряженность. — Нормально, а что случилось? — отозвался Парамонов. — Да ничего, так просто звоню, — сказал Трифонов, а потом решился — хотя, Иван, скажи, ты никаких необычных писем сегодня не получал?
«То есть мне это все не привиделось», — подумал Иван Матвеевич, и машинально перелистнул страницу.
«В марте 2013 года Парамонов Иван Матвеевич, пользуясь правом нормотворческой инициативы, предоставленной Главе администрации муниципального образования «город Нижнемойвинск» Уставом муниципального образования, внес на рассмотрение Городской Думы муниципального образования «город Нижнемойвинск» проект нормативного акта о снижении ставки земельного налога для земельных участков, занимаемых торговыми и складскими помещениями ООО «Стройбаза» с 0.8% до 0.05% от кадастровой стоимости земель в год. При этом Парамонов оказывал давление на ряд депутатов Городской Думы, а также умолчал о том факте, что номинальным собственником 100% доли в ООО «Стройбаза» является его любовница Кривоножко Анжела Сергеевна, 10.09.1977 г.р., а фактическое руководство деятельностью ООО осуществляет он сам. В результате принятия указанного нормативного акта, бюджету муниципального образования «город Нижнемойвинск» был в 2013-14 годах нанесен ущерб в сумме свыше 26 млн. рублей, частично направленных Парамоновым на приобретение для Кривоножко автомобиля Audi Q7 в максимальной комплектации».
«Да каких 26 миллионов, какого хрена вообще?» — вскипел Иван Матвеевич, — «все равно надо было налог снижать, иначе федеральные сети бы вытеснили, а на Стройбазе у нас леспромхоз нормально пиловочник продает, а так бы хуй, и Анжелка при деле опять же, работает. Нет, блядь, сначала на учебе говорят про поддержку местного малого бизнеса, а потом такое присылают» - подумал он, и недоверчиво оглядел конверт; гриф «правительственное» с него никуда не исчез.
— Матвеич, алё, ты меня слышишь? — прорвался через звон в голове голос Пети из телефонной трубки. — Да слышу, слышу... — ответил Парамонов, и, промедлив еще пару секунд, проговорил — ...пришла тут, блядь, хуета какая-то, читаю, но ничего не пойму. Это ты прикалываешься, что ли, Трифон? (Последняя мысль мелькнула в голове спасительным лучиком; опять же, про Анжелу Петька знал, хотя, впрочем, кто не знал-то). — Если бы! Мне пришло, и Томилину из Канайска, и Днепрову из Лозового — да всем, кому позвонить успел. Всем и каждому. Ты до конца-то дочитал? Что думаешь делать?
Иван Матвеевич быстро пролистал страниц двенадцать, чтобы оказаться в конце брошюры.
«В связи с вышеизложенным, предписываем Парамонову Ивану Матвеевичу в течение трех дней с момента получения настоящей инструкции сложить полномочия мэра муниципального образования «город Нижнемойвинск», и прибыть в расположение народного суда по адресу город Исетск, улица 1 мая, дом 76, подъезд 11, для прохождения процедур легализации преступно нажитого имущества и люстрации. Сообщаем, что в связи с умеренным размером нанесенного ущерба, народный суд полагает возможным вынесение решения о легализации без отбытия тюремного заключения и полной конфискации имущества, при условии уплаты налога на легализацию имущества, приобретенного коррупционным путем, по льготной ставке 80% (муниципальные служащие, занимавшие выборную должность, не совершившие преступлений против личности), с последующей люстрацией, то есть запретом занимать любые государственные и муниципальные должности сроком на 10 лет. Отмечаем, что в соответствии с положением об упрощенном порядке рассмотрения дел о преступлениях коррупционной направленности, лицо, занимавшее государственную или мунипальную должность и изобличенное в совершении преступлений коррупционной направленности, теряет право на рассмотрение дела в упрощенном порядке и легализацию имущества путем уплаты налога в любом из следующих случаев: — нарушение предписанных сроков явки в народный суд, — неисполнение иных указаний народного суда, — совершение попыток укрыть, перерегистрировать, уничтожить незаконно приобретенное имущество, — совершение попытки выезда за пределы Российской Федерации. Вышеизложенные положения относятся также к членам семьи и иным близким людям лица, изобличенного в совершении преступлений коррупционной направленности, участвовавших в схемах по легализации незаконно приобретенного имущества».
Далее шли еще номера телефонов для справок, адреса электронной почты, часы работы народного суда и даже симпатичная карта проезда.
— Ого, круто тебе, у тебя восемьдесят процентов всего, и без лишения свободы — сказал Трифонов, — а у меня даже по льготному порядку девяносто пять процентов и принудительные работы шесть месяцев, блядь.
Иван Матвеевич понял, что читал последние абзацы вслух.
— А почему у тебя девяносто пять процентов, а у меня восемьдесят, ты ж недавно совсем мэр, когда успел? — машинально спросил он. — Да, блядь, у тебя категория «не совершившие преступления против личности», там не важно сколько эпизодов, все равно льготная ставка восемьдесят процентов, ты инструкцию-то читал, там все подробно расписано? — А у тебя? — Иван Матвеевич пропустил мимо ушей вопрос. — Да у меня чё, — вздохнул Трифонов, — у меня не получается, у нас тут один коммерс борзый по межеванию выебывался очень осенью, пришлось его немного проучить, так, не особо, телесные средней тяжести, ну и потом ему еще машину сожгли, когда он в полицию заявил, дурень. Менты, главное, сами и сожгли, ну ты знаешь, мы ж с моим начальником УВД на охоту ездим — и он тоже теперь на девяносто пять процентов и принудительные работы попал, злится на меня теперь. — Да постой, постой, это вообще-то что за хуйня? Что все это означает? Откуда эти инструкции-то? — Парамонов сам не заметил, как начал орать в голос. — Не знаю, Матвеич. И никто не знает. Все сидят, охуевают и репу чешут. Ты у нас вроде как самый опытный в округе, может надумаешь что?
Парамонов задумался. — Трифон, слышь, а звонить по этим телефонам пробовали? — Днепров звонил, говорит, там девушка отвечает, вежливая, строгая: мол, «какой конкретно пункт инструкции вам непонятен», как с ней разговаривать-то... А Томилин говорит, ему там вообще неправильно все насчитали, он не при делах, там первый зам у него вроде на всей теме по конкурсам, звонил им и ругался, но там только «приезжайте, поднимем бумаги, разберемся». — Ну а в область звонили? — Ну дак первым делом же, через их экспедицию же пришло. Но там никто трубку не берет, ни в секторе по работе с муниципальными образованиями, ни в орготделе, ни в аппарате вице-губернатора. Я не удивлюсь, если эти пидоры областные первые все побросали и уже в очереди в этот сраный суд стоят, это нам туда ж блядь сутки ехать, а они то что, в своем Исетске, встали, вышли да пошли, льготы вымаливают. — Ну хорошо, а в эфэсбэ? — Матвеич, не тупи. Давай им сам звони, и еще отксерь эту бумажку и факсом им сначала отправь. Ты в своем уме? Это, скорее, фейсы нам всем привет и прислали, ну или следственный комитет какой, хер их сейчас всех разберешь. — Блядь, а что делать-то? — Да я сам не знаю! Думаю, съездить туда, пока три дня не вышли, посмотреть, что и чего и как. Ну в конце-то концов, если по-серьезному все, ну девяносто пять отдам, ну пять-то процентов останется, молодой еще, руки-ноги целы, все не с нуля начинать. Съезжу, посмотрю, не откладывая. Знаю, и Томилин собирается, и этот, как его, армянин с Новоивановки, у него там вроде родственник какой-то в этом народном суде. Авось, обойдется... — Петя, да постой, ты чего! Куда ты поедешь! Это ж какая-то провокация! Областного масштаба, а может и государственного! Это ж на сколько людей поклеп возвели, и так постарались еще! Это ж враги орудуют, не иначе, настоящие вредители! Петь, слушай, это надо Президенту звонить, Президенту! Враг задумал нас сбить с толку, если мы все с должностей уйдем, а сейчас февраль, отопительный сезон, люди-то без нас как, а тут-то он и раз! И чего! Это же по всей команде удар, а через нее и по Президенту, получается! А мы же все для него, мы с ним вместе! Мы с ним, а он с нами, одна команда!
В трубке послышались короткие гудки, а перед ними — по крайней мере так послышалось Ивану Матвеевичу — рев дизеля, шипение покрышек знаменитого на всю округу трифоновского джипа.
Все Аудио и Видео записи, а так же различные форматы цифрового изображения предназначены, исключительно, для предварительного ознакомления. Все права на исходные аудио и видео записи и различные форматы цифрового изображения принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Год выпуска: 2005 Автор: Аркадий и Борис Стругацкие Исполнитель: Михаил Гульдан Издательство: Вокруг света Жанр: Фантастика Тип: аудиокнига Продолжительность: 06:17:00 Братья Аркадий Натанович (1925 - 1991) и Борис Натанович (1933) Стругацкие - выдающиеся прозаики XX века, соавторы, создавшие настоящие шедевры в области научной фантастики (НФ) и принёсшие мировую славу нашей литературе. Каждое их произведение было и остаётся бестселлером, но при этом затрагивает серьёзнейшие социальные, философские и психологические проблемы. Сюжет знаменитой повести "Пикник на обочине" (1972) разворачивается вокруг так называемой Зоны, образовавшейся на Земле после вторжения пришельцев - места наполненного страшными и непонятными чудесами. Главный герой повести Рэдрик Шухарт - профессиональный сталкер - человек, умеющий выносить из Зоны загадочные инопланетные предметы. И есть легенда о Золотом Шаре, находящемся где-то там, в глубине Зоны. Прорваться к нему почти невозможно, но он, по слухам, исполняет все желания. Сколько смельчаков сгубили себя, пытаясь добраться до вожделенного чуда! Именно Рэдрику удаётся сделать это...
Аркадий и Борис Стругацкие. Пикник на обочине [Неканоническое издание 1989г.]
В 1989 году в издательстве «Юридическая литература» вышел двумя изданиями под разными обложками авторский сборник с «Пикником на обочине», текст которого значительно отличался от всех ранее и впоследствии опубликованных вариантов — это было обусловлено тем, что Аркадий Стругацкий (вероятно, по ошибке) передал в издательство один из черновых вариантов повести.
Первая публикация в журнале «Аврора» номера 11 и 12 за 1974 год. При подготовке в издательстве «Детская литература» сборника «Незримый мост» редакция настоятельно попросила «несколько приблизить повесть к читателю детской литературы» и учесть возрастную специфику. В результате этого во всех без исключения книжных изданиях повести (а это либо издания «Детской литературы», либо перепечатки с них) массовый читатель (в том числе и далеко не подросткового возраста) имеет дело с сокращенным и адаптированным для школьников вариантом. Когда издательство «Текст» начало издавать СС АБС, тексты предоставлял АНС, относившийся к этому процессу весьма небрежно — брал первое попавшееся издание, не обращая внимания на его аутентичность и полноту. Таким образом, до 2003 года так и издавался «детский» вариант. Описание: Одна из сквозных тем в творчестве Стругацких -- тема прогрессорства -- вмешательства высокоразвитой земной цивилизации будущего в общественную жизнь отсталых планет. Отчаянные и зачастую наивные попытки ускорить прогресс, предостеречь иные миры от ошибок, совершенных землянами, забрасывают Благородных эмиссаров в самые разные эпохи и страны. Но в повести «Парень из преисподней» авторы предпримут обратный ход: на Земле XXII века окажется простой военный парень Гаг, чья планета так похожа на наш сегодняшний страшноватый, неустроенный, но такой родной мир.... ....ещё лучше к описанию подойдёт рецензия написанная видфара на сайте http://fantlab.ru/work557 Повесть перекликается с «Попыткой к бегству» - светлое будущее попадает Человек Войны. И не может принять всё это благолепие, считает его для себя несправедливым. Ибо оно не выстрадано им. Присмотритесь, прислушайтесь к Гагу: парень-то из преисподней, но это наш парень! Да, его учили и научили убивать, но не смогли согнуть внутренний стержень, искорёжить основу. Помните, Жилин сказал: «Главное всегда остаётся на Земле»? Так вот, Земля у каждого своя, а человек остаётся человеком, даже если считает себя всего лишь «боевой единицей»...
На протяжении всей жизни периодически сталкиваюсь с людьми, ставящими целью подсчёт денег в чужом кармане. Масштабы совершенно разные, в чём я и предлагаю вам самим убедиться.
Мне около 14 лет. Я познакомился во дворе с мелким шкетом, добрым и привязчивым парнишкой, весёлым и гиперактивным. Не знаю, кого он во мне нашёл, но лично мне с ним было интересно: пацанёнок был не по годам развит, любознателен и потрясающе умел слушать. Его родители и сестра не возражали против нашего тандема. Где-то через месяц меня отозвали в сторонку местные бабули и спросили, сколько мне платят родители парнишки за то, чтоб я с ним возился. У него оказалась редкая болезнь, из-за которой он должен был сгореть, не дожив и до 20 лет, плюс отставание в физическом развитии. Оказывается, ему было 12 лет — почти мой ровесник, хотя на вид больше восьми я ему дать никак не мог. Это многое объясняло в его поведении, но не в том вопрос. Старые кочерыжки тогда много чего понарассказывали: и то, что родители парня — бывшие торгаши с золотыми унитазами дома, и что деньгами печку на даче топят, и что едят только из супермаркетов… И, разумеется, что болезнь ребёнка — наказание за богатство, нажитое грабежом и разбоем.
Я никогда не мог терпеть недомолвок и оговоров без обоснований. У мумий был только один аргумент: «Да это все знають!»
Я побеседовал потом с родителями парня. Они оказались переводчиками, которым сильно повезло в 90-е оказаться при деле, когда иностранные фирмы шли на российский рынок. В деньгах они не купались, конечно же, но жили чуть лучше многих. А бабули, кстати, требовали с них денег за то, что «присматривали за их ублюдком» на улице.
Став постарше, в институте я отмечаю день группы с сокурсниками. Случайно замечаю, как одна из студенток ворует из казны группы деньги, собранные на поездку на экскурсию в соседний город. Ловлю за руку, стараясь не привлекать внимания, и отвожу в сторону. Спрашиваю о причинах поступка. Девушка с гордым видом рассказывает о том, что она из бедной семьи, ехать на экскурсию она передумала, поскольку останется без денег. На вопрос, зачем вообще сдавала и почему просто не попросить у старосты вернуть сумму, объяснив причины, услышал ответ:
— Да вы все тут богатые! Могли бы и за меня заплатить! Если б не ты, никто б и не заметил пропажи! Гад!
Забрать она пыталась сумму, вчетверо превышавшую вложенную ей.
Уже на работе собираем деньги на юбилей клёвому коллеге. Узнаю, что с меня собираются содрать сумму втрое большую, чем с остальных, и что есть пара человек, которые не платят вообще. Спрашиваю: почему так? Ведь речь идёт о достаточно приличной сумме. Мне отвечают: «Так ты ж ведущий инженер у нас! А у ведущих оклады большие! А Мариванна и Нинпална — заслуженные пенсионерки, с них брать не будем». Объясняю, что я живу на съёмной квартире, у меня не работающая больная жена, что 95% моего оклада расписаны ещё до снятия с зарплатной карты, а требуемая сумма сильно превышает остаток. Вроде как понимают и требуют, как со всех.
На поздравлении дядьки при всём отделе слышу фразу: «Мы все вас очень уважаем и поздравляем с юбилеем! Не, ну, не все, конечно, есть и те, кто вас не так уж уважает. Вот, например, N.!» — и на меня показывают.
Прошло ещё время. Попытался открыть свой бизнес. Не буду говорить, через что приходится пройти начинающему «капиталюге проклятущему», чтоб начать своё дело, если нет ни знакомств, ни связей. И пусть бизнес пока только на бумаге, вся наличка — это грабительский кредит на пять лет, а «офис» — это ободранный кабинет с ржавой дверью в подвале жилого дома, под пожарной лестницей, там, где лампочка не горит и табличка «Не входить», но по умолчанию ты уже «богатей, наворовал и сосёшь кровь у народа!».
Протянул три года, кое-как отбиваясь от внезапных «друзей», которые: «Ну, ты ж бизнесмен! Подкинь до зарплаты (на машину, дачу, квартиру, телефон, яхту, Звезду Смерти)…»
Закрыл дело после ежедневных посиделок полиции у меня в гостях и меня у них. Бабка-соседка, начав с участкового и заканчивая письмами в прокуратуру и налоговую, прессовала, как могла. Ни мирно поговорить («А-а-а! Убивают! Спасите, люди!»), ни задобрить подарками («Взятку даёшь, тварь?! Я тебя посажу, кровопийца!»), ни даже просто выяснить причины боевых действий («Сам знаешь! На воре и шапка горит!»). В итоге оказалось, что я отказал её сыну-наркоману в помощи, когда он, обколотый, пришёл ко мне «попросить денег на свой бизнес»: «Решил вот начать!» Друг бабки — бывший мент со связями.
Прошло ещё несколько лет. Вернулся на работу по профилю, в офис. Жена поправилась. Скопили деньжат и решили, что пора обзаводиться собственным жильём. Квартира-однушка на этапе строительства по настолько вкусной цене, что даже не верилось. Выяснив всё о застройщике и решив, что уж этот-то дело доведёт до конца и вообще надёжен, вложились. Дом рос, как гриб после дождя, опережая сроки. Красивый, современный, с парковкой, детской площадкой, программой озеленения и кучей других наворотов, которыми не могло похвастаться 80% «илитного» жилья в нашем городе при в полтора-два раза большей цене. Читаю отзывы будущих соседей.
Мужик с личным автопарком: «Да на хрена нам детская площадка?! Лучше б парковку побольше сделали!»
Мужик, перепродающий квартиры: «На хрена мне телефон, интернет и прочие коммуникации? Знал бы, что я и это оплачиваю, послал бы на хрен!»
Баба с тремя детьми: «На первом этаже застройщик свой магазин открывает! Лучше б детский садик построил!»
Молодая семья: «Ремонт не сделают? Голые стены?!»
Бабуля: «Окна пластиковые! Отравить нас хочет! Пущай деревянные ставит!»
Все хором: «Гад! Капиталист хренов! Ворюга!»
Поговорил с инициатором стройки. Мужик 49 лет, родился и жил тут всё детство, видя тот ад, который творится сейчас с парковками, точечной застройкой и прочими нарушениями, решил построить восьмиэтажку и облагородить вокруг территорию. Перекупил проект 24-этажки с дикими ценами. Я честно вглядывался: не просвечивает ли нимб у человека над головой? Он потерял на этой стройке около 26 миллионов деревянных, чтоб сделать на придомовой территории парк для своей престарелой матери и хотя бы одну детскую площадку на весь район для племянников, а вселиться могли в первую очередь местные и знакомые.
Устал писать. На мораль сил уже нет. Да и не нужна она тут: и так всё понятно.
Наша палата для симулянтов располагалась обособленно, у выхода из тихого отделения в конце длинного коридора, по которому целый день шли сумасшедшие. Опустив головы, шли молча, натыкались на запертую дверь, разворачивались и шли назад до дверей туалета, где опять разворачивались. И так с утра до ночи, от подъёма и до отбоя, с короткими перерывами на препараты, обед и ужин.
В дверь нашей палаты было вставлено смотровое окно размером с кухонный телевизор, чтобы приставленный к нам большой медицинский брат всегда мог посмотреть, чем мы там занимаемся. Заниматься нам было нечем, и мы сутками валялись на койках, наблюдая в дверное окно за бесконечно проплывающими мимо нас утлыми черепами безумцев.
Когда зрелище стало невыносимым, кто-то из нас встал с кровати, вышел в коридор и громко крикнул:
— Внимание!
Коридор замер.
— Отныне и вовеки веков вот здесь проходит государственная граница.
На этих словах Кто-то из Нас носком больничного тапка провёл воображаемую линию, отсекающую кусок коридора, куда выходило наше окно, от остальной территории отделения.
Безумцы тянули шеи, проталкивались вперёд, пытаясь получше всё рассмотреть и запомнить.
— Если кто-то из вас, — сказал Кто-то из Нас, — нарушит эту границу…
Здесь он сделал многозначительную паузу.
-…конвой стреляет без предупреждения!
Мы снова легли на койки и стали ждать.
Окно опустело. Мы долго смотрели в него не отрываясь, и не увидели ни одной головы. Мы поднялись с коек и подошли к окну. Сумасшедшие шли по коридору, глядя под ноги, как и раньше, но теперь, дойдя до воображаемой линии, они резко, по-военному разворачивались и шли назад. Они так ясно видели эту стену, построенную Кем-то из Нас в их беззащитном воображении, что через какое-то время мы и сами её разглядели со всеми её трещинами и швами, пробившимся сквозь кладку безнадёжным побегом и глубоким клеймом на прожженном кирпичном ребре. Никогда в жизни мы не видели такой непреодолимой стены.
И тут в коридор вышел Кто-то из Них, который всё это время лежал в палате под инсулиновой капельницей. Голодный, сильный, смышлёный дурак, бывший матрос рыболовного флота. Не подняв брызг, он вошёл в общий поток под прямым углом и вместе со всеми устремился к выходу, надеясь что в этот раз дверь окажется не закрытой. Он не знал о пересмотре границ, он шел к воображаемой свободе весело и отважно через воображаемый шторм под пули воображаемых снайперов.
— Э-э-э-э, — пытались остановить его остальные. — Э-э-э-э…
Сделав последний шаг, Кто-то из Них переступил черту. Коридор ахнул, зажмурился, повалился ничком, закрыв руками уши и головы. Кто-то из Них подошёл к двери, ухватился за ручку и требовательно дёрнул дверь на себя…
Пулемёты молчали.
Коридор открывал глаза, вставал на четвереньки, поднимался с колен. И, наконец, расталкивая и давя сам себя, бросился к выходу.
— А-а-а-а-а, — кричал Коридор. — А-а-а-а!
Ударяясь о закрытую дверь, опадал, разворачивался и устремлялся в противоположную сторону.
— А-а-а-а-а-а-а-аааа…
С каждым ударом поток слабел, и скоро снова все брели, опустив головы, сначала в одну сторону, затем в другую.
…Но кусок коридора под нашим окном так и остался за ними.
Ли Куан Ю, автор впервые публикуемых на русском языке воспоминаний, выдающийся политический деятель второй половины XX века. С именем этого человека неразрывно связана вся история создания, развития и процветания такого уникального образования как город-государство – Сингапур. Республика Сингапур менее чем за 40 лет национального суверенитета превратилась в один из самых индустриальных центров в Юго-Восточной Азии, заняв важное место не только в региональной политике и экономике, но и в системе мирохозяйственных связей и международной политике. Книга – это не просто мемуары политического деятеля. Это поучительные размышления о том, как добиться признания и успеха.Ли Куан Ю Сингапурская история. Из «третьего мира» – в первый СОДЕРЖАНИЕ ЧАСТИ 1(4) Предисловие переводчика Доктор Генри А. Киссинджер. Предисловие Предисловие Ли Куан Ю Глава 1. Отправляясь в одиночное плавание Глава 2. Как создавалась армия Глава 3. Великобритания уходит Глава 4. Выживание в одиночку Глава 5. Создание финансового центра Глава 6. Профсоюзы – на стороне правительства Глава 7. Справедливое общество, а не «государство благосостояния» (welfare state) Глава 8. Политическое самоубийство коммунистов
СОДЕРЖАНИЕ ЧАСТИ 2(4) Глава 9. Центристская политика правительства Глава 10. Пестуя и привлекая таланты Глава 11. Много наречий – один язык Глава 12. Борьба c коррупцией Глава 13. Озеленение Сингапура Глава 14. Управление средствами массовой информации Глава 15. Дирижер оркестра Глава 16. Подъемы и спады в отношениях с Малайзией Глава 17. Индонезия: от вражды – к дружбе Глава 18. Развитие связей с Таиландом, Филиппинами и Брунеем Глава 19. Вьетнам, Мьянма и Камбоджа: возвращение в современный мир Глава 20. АСЕАН: малообещающий старт, многообещающее будущее
СОДЕРЖАНИЕ ЧАСТИ 2(4) Глава 21. Кризис в Восточной Азии в 1997–1999 годах Глава 22. Сингапур – член Британского Содружества наций Глава 23. Новые отношения с Великобританией Глава 24. Отношения с Австралией и Новой Зеландией Глава 25. Лидеры и легенды Южной Азии Глава 26. Вслед за Великобританией – в Европу Глава 27. Советский Союз: крах империи Глава 28. Америка – главный борец с коммунизмом Глава 29. Стратегическое партнерство с США Глава 30. Америка: новая повестка дня Глава 31. Япония – родина первого «экономического чуда» в Азии Глава 32. Японские уроки
СОДЕРЖАНИЕ ЧАСТИ 4(4) Глава 33. Корея на распутье Глава 34. Гонконг: возвращение в Китай Глава 35. Тайвань: иная ипостась Китая Глава 36. Китай – «дракон с длинным хвостом» Глава 37. Китай эпохи Дэн Сяопина Глава 38. Китай за пределами Пекина Глава 39. Площадь Тяньаньмынь Глава 40. «Быть богатым в Китае – почетно» Глава 41.Передача эстафеты Глава 42. Моя семья Глава 43. Эпилог
Электронная библиотека RoyalLib.com: Ли Ю. - Сингапурская история: из «третьего мира» – в «первый», скачать бесплатно книгу в формате fb2, doc, rtf, html, txt:
Книга лауреата Нобелевской премии по экономике 1976 года и одного из самых известных экономистов послевоенной эпохи — «Капитализм и свобода» Милтона Фридмана — относится к числу наиболее значительных политэкономических трудов двадцатого века. Высказанные в ней идеи ограничения вмешательства государства в экономику и взаимосвязи экономической и политической свободы, гибкого валютного курса и плоской шкалы подоходного налога, разгосударствления образования и системы социального обеспечения, создания контрактной армии и многие другие стали фундаментом для большей части либеральных реформ, осуществляемых в последние десятилетия в самых разных странах мира. ОГЛАВЛЕНИЕ. Введение. Глава I. Взаимосвязь между экономической и политической свободой. Глава 2. Роль государства в свободном обществе. Глава 3. Контроль над деньгами. Глава 4. Международные финансовые и торговые отношения. Глава 5. Бюджетная политика. Глава 6. Роль государства в сфере образования. Глава 7. Капитализм и дискриминация. Глава 8. Монополия и социальная ответственность труда и капитала. Глава 9. Лицензирование профессиональных занятий. Глава 10. Распределение дохода. Глава 11. Меры социального обеспечения. Глава 12. Борьба с бедностью. Заключение.
