Выпив очередную рюмашку, человек труда по фамилии Сухоплюев почувствовал нарастающее, буквально неодолимое желание записать обращение к Обаме. До этого Сухоплюев записывал подобные обращения дважды, но американский президент-негр то ли игнорировал их, то ли они до него по каким-то причинам не доходили.
— Эй, ты! Обама, блядь! — весьма развязно, если не сказать хамовато, начал Сухоплюев. — Ты чего это себе позволяешь? Забыл, что Бисмарк про Россию сказал, блядь? Он сказал, не надо шутить с войной. Там, сказал он, — Сухоплюев ткнул большим пальцем в тельняшку на груди, — другие ребята!
Надо заметить, Сухоплюев не был человеком злым или агрессивным. Но бесконечные пакости, творимые Обамой против России и Новороссии, вызывали закономерную реакцию — праведный гнев. Даже у такого добродушного человека как Сухоплюев.
— Ты пойми, Обама, — продолжал он, — у тебя все равно ничего не выйдет. Сколько уже враждебных пидарасов было, которые пытались нагнуть Россию? Гитлер, Наполеон этот ебучий, рыцари на ледовом побоище.., — Сухоплюев несколько замешкался (у него неожиданно закончился список враждебных пидарасов), но тут же нашёлся. — Жиды!
Скользкий маринованный грибочек никак не хотел насаживаться на вилочку, ускользая и ускользая.
Отправив наконец непослушную закуску в рот, Сухоплюев продолжил:
— Ты ведь, Обама, — чавкал он, — и сам знаешь, что неправ. Правда в силе! А сила — это Россия...
В тот момент, когда Сухоплюев набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы развернуть эту животрепещущую мысль, случилось неожиданное.
Экран компьютера погас, затем снова зажегся. И Сухоплюев увидел на экране президента Северо-Американских Соединённых Штатов Барака Обаму.
Кусок грибочка выпал из широко открытого рта Сухоплюева — настоящий Обама, ошибиться было решительно невозможно.
Был он как-то помят, несвеж и грустен. Слегка небрит. Сидел у себя в кабинете, кажется, но почему-то в белой майке, называемой в народе “алкоголичкой”. На майке виднелись жирные пятна.
Сухоплюев уставился на Обаму. Обама грустно смотрел на Сухоплюева. Повисла неловкая пауза. Сухоплюев громко икнул.
— Привет, Сухоплюев, — сказал Обама.
— Привет, вражина, — угрюмо отозвался Сухоплюев. Он хотел сказать что-нибудь более обидное, но решил сохранять холодное достоинство. Кроме того, американский президент был хоть и чужим, но все же большим начальником, а начальство Сухоплюев привык чтить.
— Чего злой такой? — устало спросил Обама.
— Ты дурака-то не валяй! — вспылил Сухоплюев. — Я добрым должен быть после всех твоих подлянок? — Он нервно выпил водки, с силой бухнув опустевшей рюмкой об стол. — Ты вот скажи, чего ты добиваешься? Зачем хочешь уничтожить мою Родину? А?!
— Не уничтожить, а лишить суверенитета, — мягко поправил американский президент, потирая щетину. — Окончательно превратить в колонию, так сказать.
— Это то же самое, — махнул рукой Сухоплюев.
— Ты вот думаешь, что я сижу тут, — Обама тоскливо огляделся, — и прям сплю и вижу, как Россию извести, да? Ха! Да я бы давно уже ушёл в отставку, ездил бы себе по миру, отдыхал, горя бы не знал. Да только не могу.
— Почему? — моргнул Сухоплюев.
Обама посмотрел на Сухоплюев с сомнением.
— Ну ты даёшь Сухоплюев. Ты не знаешь, что всем руководит Закулиса? Ротшидьды, Рокфеллеры, ФРС. Кагал, одним словом. Я же им подчиняюсь. И они меня не отпустят. Я им как ширма нужен. И подельник поневоле. Про Великих Иерофантов слыхал?
— Ну слыхал, — поморщился Сухоплюев. Ему стало неловко перед Обамой. Как всякий уважающий себя патриот Сухоплюев должен был разбираться в международной политике, но разбирался в ней плохо.
— Так вот, стоит мне воспротивиться руководству этих Иерофантов, они меня вмиг вальнут наглушняк. Как Кеннеди, — Обама налил виски в стакан, залпом выпил, занюхал майкой и добавил, — Ты пойми, Сухоплюев, я ведь тоже жить хочу. У меня семья, дети.
Сухоплюеву стало как-то даже немного жаль незадачливого Обаму.
— Я же не оправдываюсь, — вздохнул Обама. — Знаю, что виноват, чего уж там...
— Неужели ничего нельзя сделать?
Обама горько усмехнулся, закурил папиросу и неопределенно качнул головой.
— Вы, русские, лучше о себе думайте. Вот посмотри на США, на меня. Мы в своё время утратили суверенитет. И вот результат. И других уничтожаем. И себя. Моя страна гибнет. Всюду мигранты, цветные, негры. Хуже только в Европе. Про дырявых я вообще молчу. У них самое мощное педрильское лобби в сенате. Доллар наш не сегодня завтра обрушится, а сами мы уже давно ничего не производим, только на биржах играем... Не повторяйте наших ошибок.
— Так как же не повторять-то? — возмутился Сухоплюев. — Вы же всю Россию наводнили национал-социалистическими предателями и либерал-фашистами Навального!
— Сплотитесь вокруг Президента, и никто ничего вам сделать не сможет. Ни я, ни даже Кагал. Пойми...
Обама хотел сказать ещё что-то, но не успел.
В комнате, где он сидел, раздался грохот и послышалась какая-то возня. Обама вскочил и с ужасом посмотрел куда-то за камеру.
— Что происходит?! – взвизгнул Обама и внезапно исчез из кадра.
Сухоплюев, напряженно всматривающийся в монитор, слышал крики и звуки борьбы. Потом всё стихло. Некоторое время ничего не происходило, затем в кадре появилась черная фигура в широкополой шляпе и вроде бы с пейсами — рассмотреть Сухоплюев не успел. Неизвестный резко протянул руку вперед, изображение на мониторе исчезло.
Сухоплюеву стало страшно.
—
Комментарий культуролога.
Обряд “Поругание Абамы-чёрта” возник среди простонародья в начале 21 века. Заключался он в записи видеообращения. Люди верили, что могут таким образом войти в контакт с неким злым духом-вредителем.
Во время обращения Абаму-чёрта ругали, обзывали, читали частушки, а также всячески пугали.
Считалось, что если напугать злого духа, то можно отвадить его от себя и своих близких, а также вылечиться от алкогольной и наркотической зависимости, педерастии и прочего.
Примечательно, что Русская Православная Церковь осуждала такие практики, приравнивая их к сношениям с Сатаной.
Здесь, среди родных сосен Дмитрий Олегович мог расслабиться, ощутить подлинную гармонию, отвлечься от суматохи государственных дел. Сегодня это было ему особенно необходимо: новый проект по внедрению космо-батутов "Прыг-Скок" полностью провалился, и теперь надо было ехать на позорный доклад к Президенту. И снова краснеть и потеть.
Дмитрий Олегович вздохнул, поднял с земли шишку и вяло бросил. Мягкая лесная тишина окутывала вице-премьера. Он закрыл глаза, вслушиваясь в лесные звуки: вот шумят кроны сосен, вот застучал дятел, вот хрустнула ветка.
"Эх, Русь моя, — подумал Дмитрий Олегович, ощущая мудрую светлую грусть. — Люблю тебя. Люблю до последнего деревца, до последней травинки".
Ветка хрустнула ещё раз. И ещё. Вице-премьер открыл глаза и огляделся.
"Может, зря охрану отпустил?" — спросил себя Дмитрий Олегович, ощущая нарастающую тревогу.
Но вокруг, конечно, никого не было. Дмитрий Олегович сошёл с небольшой тропинки и направился к большой старой ели, лениво попинывая шишки.
Неожиданно он заметил белку. Маленький зверек сидел на пригорке и с любопытством разглядывал человека.
— Ой какая прелесть! — умилился Дмитрий Олегович и, присев на корточки, зацокал, подзывая белочку.
Та не реагировала, лишь настороженно двигала ушками.
Дмитрий Олегович достал из кармана семечки. Он всегда лузгал их во время ракетных запусков, успокаивал нервы.
— Иди сюда, — позвал вице-премьер, — семечек дам.
Белка осторожно, то и дело замирая, подбежала наконец к Дмитрию Олеговичу, обнюхала его толстые пальцы и снова отскочила.
— Не бойся, дурашка, — ласково шепнул вице-премьер, стараясь успокоить зверька, — я тебя не обижу.
Белка замерла на пару секунд, вернулась. Ткнув носом в семечки, она неожиданно укусила Дмитрия Олеговича. Укусила больно. До крови.
— Ах ты блядина! — взвизгнул Дмитрий Олегович, вскочив на ноги.
Белка мгновенно исчезла, только хвост мелькнул.
— У неё же может быть бешенство, — с тревогой пробормотал Дмитрий Олегович, морщась и рассматривая окровавленный палец.
Бешеная белка тем временем опять слезла с дерева и мелкими прыжками начала приближаться к вице-премьеру.
— Иди на хуй! — прорычал тот и топнул ногой в сторону белки. Зверек замер, но не убежал.
"Вот сука", — злобно подумал Дмитрий Олегович.
Он хотел было повернуть, чтобы выйти обратно на тропинку и возвратиться на трассу, где его ждал чиновничий автомобиль, но удивленно замер: рядом со сволочной белкой появилась ещё одна, больше и толще. У этой было оторванно ухо. Затем в паре метров от них бесшумно возникла третья, а с другой стороны дерева сидела четвёртая.
Чутье подсказало Дмитрию Олеговичу, что надо поскорее убираться с проклятой поляны. Он резко развернулся и попятился. Путь к тропинке преграждала целая стая белок. Не меньше двух десятков. Они медленно рассредотачивались, окружая оцепеневшего вице-премьера.
— Брысь! — взвизгнул он. Получилось жалко и испуганно. Белки, как и следовало ожидать, крик проигнорировали.
Дмитрий Олегович опять развернулся к поляне. Белки там просто кишели, подступая все ближе и ближе.
"Но ведь это же просто белки! — мозг чиновника отказывался верить в происходящее. — Орешки там, сухарики..."
Одна из белок прыгнула и вонзилась в руку. Дмитрий Олегович закричал, пытаясь оторвать от себя пушистый комок, но хватка была мёртвой. Другая тварь спланировала откуда-то сзади и вгрызлась в ухо. Третья цапнула за бедро, легко прокусив ткань дорогих брюк и повиснув на ноге.
Вице-премьер взревел и с хрустом сломал белке, болтающейся на ухе, позвонки, буквально смяв её в ладони, но в его тучное тело уже вцепилось несколько новых бестий.
— А, блядь! — боль была невыносимой. Дмитрий Олегович сорвал с себя пару белок и отшвырнул прочь. Но из леса к своей жертве стремились все новые и новые пушистики.
Обезумевший, весь облепленный рыжими тушками чиновник метнулся, уже не обращая на них внимания, к спасительной тропинке, но запнулся обо что-то и растянулся на земле. И тут же в лицо ему вонзились мелкие, острые как иглы зубки…
Здесь, среди родных сосен Дмитрий Олегович мог расслабиться, ощутить подлинную гармонию, отвлечься от суматохи государственных дел. Сегодня это было ему особенно необходимо: новый проект по внедрению космо-батутов "Прыг-Скок" полностью провалился, и теперь надо было ехать на позорный доклад к Президенту. И снова краснеть и потеть.
Вчера начал читать в группе ВК и потом потерял. Счас дочитаю! Лучше гипс и кроватка, чем плита и оградка...
Нам, исконным обитателям Мордора, жевавшим его сладкий гудрон, игравшим в футбол на ветреных золоотвалах, ловившим блестящих мух над трупами издохших птиц, именно нам, потомкам тех, кто строил империю на обломках чужих перемолотых государств, следует научиться любить сшитую из кровавых кусков родину и правильно, и горячо.
Не отрицай зла. Мордор есть Мордор. Зола есть зола. Сера – это сера. Не говори, что выжженная пустыня – зеленый луг. Не настаивай, что нефтяные лужи – дом для золотистых рыб. Утреннее дыханье терриконов – не свежесть горного января. Замечай зло. Научись его различать. Потому что только так станет выпуклым и заметным добро: перламутровые зори, тёплая рука ребёнка, нежный мех на любимой спине. Вторая курчавая голова ласковой собачки. Неожиданный и добрый смех в прокуренном подъезде. Много чего. Твоя семья, например.
Не отрицай добра. То, что другие не хотят видеть в тебе добра, не значит, что его нет в твоём мире. Мордор бывает прекрасен. Ты это знаешь, когда глухими жаркими вечерами в прореху сажевых облаков глядит зелёная звезда. Когда по лунной дорожке, протянувшейся через Андуинское водохранилище, покачиваясь и спотыкаясь, идет к тебе милая и пухлая мечта: подходит, ступает на косые бетонные плиты берега, и под ногами её, вторя сверчкам, хрустит битое бутылочное стекло. Когда на боевых барабанах старшина тревожной сотни вдруг бацает румбу, а потом утыкается в плечо удивлённого товарища и плачет, как чижик, которому некуда улететь. Добро Мордора пронзительно, и потому – оно делает зло Мордора и отвратительнее, и трудней. Настолько труднее, что это почти невыносимо. Как созерцание голого младенчика на льду. Как вид женского пальчика, выкручивающего ногтём шуруп.
Ты это знаешь и часто криво усмехаешься как бы в осуждение себе, но все же в оправданье: «Да, орки мы, да, азиаты». Сарказм выдаёт твою слабость. Искренность же и доброта никогда никого не выдадут. Только сделают сильней.
Не стыдись. На наших лужайках было мало цветов. В наших сточных водах – многовато крови. Но не ты вытаптывал цветы и не ты проливал кровь. Стыдись того, что сделал или не сделал лично ты. Или когорта, которой командовал. Или олифант, которым управлял. Понимай зло, сожалей о нём, не допускай его продолжения. Но брать вину за чужие прегрешения, такая же гордыня, как принимать почёт за добрые дела, которых ты не делал. А потому
Не гордись. Великий Эру посрамляет гордых. Наш коллективный Саурон – он тоже прислан в посрамление, чтобы мы могли до конца выпить чашу гордыни и вытошнить её вместе с лёгкими раз и навсегда. Мы урок самим себе. Величие Саурона – только лишь расстояние падения, которое нам предстоит преодолеть. Ты можешь получать удовольствие от полёта. Но не питай иллюзий по поводу его конца.
Не спорь. Если кто-то ненавидит Мордор, скорее всего, этот кто-то имеет для того веские причины. Ты не можешь эти причины переменить. Поэтому, если кто-то считает, что любить Мордор нельзя – не спорь. В конце концов, любовь не требует объяснений. Любить можно всё, что угодно – и человека, и животное, и деревце, и место, и свое воспоминание об этом месте, и старый носок, и изгиб обуха окровавленного топора. Потому что любовь – это не объект, которым ты восхищаешься. Это отпечаток, который, как в глине, оставляет в тебе женщина, друг, местность, пережитый опыт и опыт переживаний. Это полость, которая имеет форму того, что ты любишь, но сама эта пустота, она заполнена тобой. Плохим-хорошим, но тобой: тем, чем ты выбрал её заполнять. Если кто-то предлагает что-то разлюбить, он предлагает разлюбить тебя самого в том, что ты выбрал любить.
Да и в конце концов – ты любишь не для кого-то, ты любишь для себя.
Изменяй себя – не изменяй себе. Иные эльфы стремятся подчеркнуть, что мы, орки, когда-то, может, и были эльфами, но отпали от добра и света, и так - в темноте, духоте, огорчении – увяли, сморщились, сгнили в новое и мерзкое племя. Ну, мы-то помним, что мы были другие. И мы знаем, что мы можем другими быть. А эти, кто теперь себя зовёт эльфами, они ведь тоже боятся разглядеть Мордор в себе. А ты не бойся увидеть в себе эльфа. Вообще не бойся ничего в себе разглядеть. Увидев плохое – борись с ним, увидев хорошее – расти его. Не стесняйся себя, не презирай других. Вообще – побольше интересуйся тем, что думаешь ты, а не тем, что думают о тебе другие.
Отчаявшись, не пытайся превратить в Мордор все вокруг. Глупо доказывать, что милый Мордор – это и есть сокровенный Ривенделл. Не надо стремиться уничтожать то, что самим своим существованием доказывает, что это не так: цветущие долины, голубые реки, высокие леса, соседние изумрудные города. От того, что Мордор станет больше, твоя любовь к нему не возрастет. От того, что падет Минас-Тирит, Мордор не станет краше. Может кому-то и нужен великий Мордор, но нам, адептам любви, нужны только великие душевные потрясения, а родине – наша любовь. Потому что когда-нибудь, когда наступит трудный час, только эта любовь родину и изменит, и спасёт. Да и кроме нас, похоже, больше никто ее уже и не полюбит.
И напоследок. Не будь столь серьезен. Так ты особенно похож на сгнивший огурец. А улыбнёшься – и уже ничего.
"Она кажется знакомой, но я никогда здесь не был".
Президент открыл дверь и вышел на крыльцо маленького деревянного домика. Домик стоял посреди небольшого поля. Слева от крыльца пролегала пыльная дорога, в обе стороны уходившая за горизонт.
Со всех сторон домик был окружен Странным Лесом.
/Что конкретно он принял? Дайте упаковку/
"Лес все ближе", — с тревогой подумал Президент. Он не имел представления, как понял это. Знание просто появилось.
Там, за дорогой, Лес стоял стеной метрах в трехстах. С этой стороны дороги Лес был ближе, обступая маленький домик полукругом.
Президент, щурясь, вглядывался в Странный Лес, пытаясь увидеть, кто там ходит, кто внимательно наблюдает за ним.
/Готовьте прото-кровь. Будем переливать/
В Странном Лесу то и дело замечалось какое-то движение. Загадочные силуэты бродили за деревьями, не показываясь на свет, предпочитая следить за Президентом, оставаясь невидимыми.
Президенту сделалось тревожно.
— Психологи считают, что лес в сновидениях символизирует твое подсознание.
Президент оглянулся. По дороге мимо домика шёл Безликий Человек. Одет он был в строительную робу, а его соломенная шляпа показалась Президенту отвратительной.
— Ты кто?
Безликий Человек не ответил, лишь хихикнул.
/Вот здесь сделайте надрез... Все, достаточно/
Путник молча встал на краю дороги. Президент пристально всматривался в Безликого Человека, но не мог уловить ни одной черты его лица.
В Странном Лесу что-то ухнуло. Президент вздрогнул и обернулся. Среди деревьев двигалось нечто чёрное, огромное, но при этом будто бы бестелесное, а Лес, почудилось, придвинулся вплотную.
"Скоро Лес будет совсем близко, — осознал Президент, — И тогда мне конец. Тогда я все пойму..."
/Сейчас я увеличу давление. Следите за индикатором/
Президент оглянулся на Безликого Человека, но увидел только пугало. Ветер сорвал с его "головы" мерзкую шляпу и погнал по полю.
— Пугало? — Президент почему-то расстроился.
/На восстановление всех функций понадобится минимум неделя. На несколько дней мы оставим его в искусственной коме/
Мы рады приветствовать Вас на сайте Фазиля Абдуловича Искандера.
Вас ждёт удивительное путешествие в мир литературного творчества многочисленных рассказов, повестей и стихов.
Фазиль Искандер – всемирно известный писатель – классик, философ, мудрец. Он остается безупречным авторитетом с неизменно высокой этической позицией в обществе на протяжении уже нескольких поколений.
И сейчас честное, великодушное, исполненное здоровой и умной иронии зрелое творчество Фазиля Искандера в очередной раз вносит ясность и понимание, дарит радость узнавания, любовь и уважение своим читателям. А сам он, ни при каких обстоятельствах жизни не растерявший внутренне мужество и благородство продолжает нести свою созидательную и путеводную миссию.
Скачать электронные книги бесплатно, читать книги онлайн автора Искандер Фазиль Абдулович - Электронная библиотека RuLit - Электронные книги скачать бесплатно без регистрации. Читать книги онлайн бесплатно. Русская литература.
Искандер Фазиль Абдулович - читать и скачать бесплатные электронные книги - Интернет-литература на сайте net-lit.com - читать и скачать книги бесплатно
Сделав все дела в районном центре, я зашёл в магазин. Надо было купить башмаки, для сада-огорода. Говоря проще, по-русски, - сделать шопинг. Ну вот, осуществил я этот самый шопинг и выхожу. Башмаки подмышкой, настроение хорошее . А навстречу мне - Алла Пугачёва! Живая, цветущая, в чёрном платье с блестками, туфлях на микропорке, с распущенными рыжими волосами и со своей обворожительной улыбкой. Поравнялась со мной и, хлопнув меня по плечу ладонью, заговорила.
- Здорово! Всё скрипишь, бродяга? "Это, надо же, вот так, запросто, как будто мы давно знакомы! У великих людей и замашки великие". - Это вы, Алла? - оробев, спросил первое, что пришло в голову. - А кто ж еще, - она тряхнула своей гривой. - Можешь потрогать меня руками. Потрогать было чего! Всё у неё еще больше, чем по телевизору показывают. Я протянул руку, но одумался. Всё-таки народная артистка. "Народная" - значит, всему народу принадлежит. Негоже мне приватно лапать. - Так вы вот так, одна, и ходите? - А ково мне бояться? - ответила она без страха и упрека. От неё пахнуло духами (не разбираюсь, какими) и водкой местного розлива. "Не могли уж любимицу публики угостить чем-нибудь поприличнее", - осуждающе подумал я об устроителях её визита в нашу дыру. - Займи сотню, - обезоруживающе улыбнувшись, попросила она. Я, торопясь, полез в карман. Достав деньги, постеснялся дать сотню народной артистке и протянул пятисотку. - У меня Максим загудел, деньги зажал, говнюк, - небрежно, спрятав купюру за ливчик, пояснила звезда шоу-бизнеса. "Вот фокусники эти телевизионщики! - подумал я. - Вчера ведь показывали концерт Максима в прямом эфире. Как умудрились, если человек загудел? Опять фанеру гнали!" - А мы с женой вчера его концерт смотрели, - эдак, робко, проинформировал примадонну. - Вчера не только вы смотрели, - криво улыбнувшись, сказала Алла. - Многие любовались, какие концерты он устраивает. Она ещё раз по-приятельски хлопнула меня по плечу, сказала: "Чао, бамбино" - и скрылась в магазине. - Вот тебе, и элита! - вслух, от избытка чувств сказал я, но дальше продолжал рассуждать недоступно для широкой массы, шагающей мимо. - "Такие ж люди, с теми же привычками. А, что мы знаем о них? Только то, что СМИ преподносит. Когда-то говорили, что Ленин - человечный, Сталин - мудрый, Брежнев - свойский. Потом, сказали, что все они были плохими. Хорошие только те, кто в Кремле сиюминутно сидят. А правду о них, нынешних, народ узнает попозже, когда в Кремле будут уже другие сидеть". Я застрял на автобусной остановке. И тут из магазина вышла она, Алла Пугачева. Издали помахала мне рукой. "Эх, жаль, что никто из знакомых не видел, как мы с ней общались", - с сожалением подумал. Народная артистка несла в руках две бутылки водки и в пакете кое-какую закуску. "И ведь всё, как у нас, простых людей", - опять же, с умилением, подумал я. Но тут подъехал милицейский ГАЗик, и вышедшие из него милиционеры взяли Аллу Пугачёву под локотки. Ничего не понимая, я смотрел, как её заталкивают через заднюю дверь в машину. ГАЗик, рыкнув мотором, укатил. - Геша, смотри! Алку замели! - сказал один небритый мужик. - Ну дак! Она в своем репертуаре, - поддакнул второй, тоже небритый. - А кто она? - не выдержав, поинтересовался я. - А тебе-то что? - мужики почему-то проявили признаки агрессии. - Да я у неё деньги занимал, - нашел, что сказать, я. - Га-га-га! - заржали мужики. - У неё займёшь! Замучаешься! Это она всему посёлку должна! - А кто она вообще? - Да, Алка Пугачева, местная леди, - уже миролюбиво рассказали мужики. - Она Макса, любовника своего, обула на всю зарплату. А жена Макса заяву накатала! Вот милиция её и схапала. Небось, осудят за мошеничество. А может, опять выпутается. - А фамилия у неё какая? - всё больше удивляясь, спросил я. - Мы же говорим, Пугачёва. Всё, как у артистки. Только профессии разные. Наша - женщина, которая не поет, - ржали мужики. Местную леди, Аллу Пугачёву, увезли в отделение милиции. А я уехал и, любуясь в окно автобуса на просторы сельскохозяйственных угодий, заросших лютиками и одуванчиками, вспоминал нашу случайную встречу. Жена поспрашивала у меня, что я купил, и досконально проверив всё, сразу обнаружила, что дебит с кредитом не сходится. - А куда пятьсот рублей дел? - Да Алле Пугачевой занял, - честно признался я. - Ну, трепло! - напустилась она. - И зачем я за тебя замуж вышла! Да пусть будет проклят твой дружок Валентино, который нас познакомил... Ну, и пошло, поехало. Нет, встреча с Аллой Пугачевой мне многое дала. Я решился на развод со своей благоверной. Но и это еще не всё. Выйдя свободным из районного суда и раздумывая, куда податься, я опять увидел Аллу Пугачеву местного разлива. Она стояла, опершись на бетонный столб уличного фонаря и курила. И еще больше походила на ту, всенародно известную Аллу. - Ну, привет! - сказала она мне. - Чего здесь ошиваешься? Так, мол, и так, доложил я, разводился. А по той причине, что в доме бывшей жены был примаком, то мне теперь и податься некуда. - Ладно, - сказала она. - Коли некуда, пошли ко мне на хавиру. Ой, хавира у нее была - ужас. Захламленная, ободранная, со сломанными выключателями, с текущими кранами, с разбитым унитазом... Ну, я не торопясь, за полгода, сделал ремонт. Алле понравилось. Мы продолжали жить-поживать, да добра наживать. Только я ей сказал, что я мужик старой закваски, воспитанный в советском обществе, и не привык, чтобы жить абы как, без регистрации. - Ты еще и совок? - удивилась она. - Ну, ладно, пойдем распишемся. Расписались. Только она фамилию свою девичью оставила. Я еще потом, когда окончательно закончу ремонт, напишу: "Как я проживал с Аллой Пугачевой"... Нет, однако иначе назову. Почему проживал? Я и сейчас с ней живу.
Над землей кружили искуственные спутники и космические лаборатории. На безоблачном небе, через весь окоем, протянулся инверсионный след истребителя-бомбардировщика шестого поколения. А по проселочной дороге престарелая кобыла Люся тащила телегу на резиновом ходу. Дядька Федор и тетка Авдотья ездили в райцентр, где в большом хозяйственном магазине купили рулон рубероида и еще кое-что. Прохудившаяся крыша сарая требовала ремонта. Тетка Авдотья и устроилась верхом на рулоне. В зависимости от рельефа местности она то отъезжала с ним к корме повозки, то упиралась пышной грудью в спину супруга. Притом умудрялась лузгать семечки, добывая их из огромного, похожего на почерневшее солнце, подсолнуха. Дядька Федор с безучастным видом смолил цигарку, сидя спереди на доске и свесив ноги наружу.
- Теплынь-то какая, - супруга сняла с головы платок, обнажив подкрашенные хной волосы. - Дак это... всемирное потепление, - разъяснил он. - Скоро и у нас, как в Африке, будет. - А это как? - Ну, как? - пожевал он губами. - Наверно, обезьяны по веткам будут прыгать. Тетка Авдотья ухмыльнулась. В её голове возник Антон Яшин, бессменный вожак ансамбля художественной самодеятельности. Он представился ей поседевшим орангутангом с артистическими ужимками. - Слышь? Наш старый хрен-то чего удумал, - поделилась она с супругом последней новостью. - И че он удумал? - спросил Федор, догадавшись, о ком она говорит. - Ввёл в репертуар танец живота. - Так ты теперь с голым пузом отплясывать будешь? - Да не я. Это лишь для Элизабет и Маргарет. Они по стандарту подходят. - По какому ишо стандарту? - Из прежних разговоров Федор знал, что Элизабет - это доярка Лизка, а Маргарет - телятница Машка. - Только они из нашей труппы через хомут пролезли, - пояснила жена. - Так и то, Антоний их силой проталкивал и заодно лапал за всякие места, старый греховодник. Дорога пошла на подъём, и тётка Авдотья отъехала в заднюю часть повозки. Дядька Федор показал кнутовищем на рощу с ярко-желтыми березами и багрово-красными осинами. - А помнишь ту рощицу? - Ну дак! - откликнулась Авдотья. - Ты меня там заморскими фруктами угощал. Этим и прельстил девчоночку. - Бананами, что ль? - напрягая память, спросил он. - Не, чем-то другим. Круглым таким, с косточками. - Сливами, што ль? - Да не, сливы и у нас растут, а то было такое... - она показала ладошками нечто круглое и большое. - Ты из города привез, со слёта сельской молодежи. - А, ну да! Там буфет богатый был, я сроду таких деликатесов не видывал. Ну и прикупил кой-чего. - Он сдвинул кепку на лоб и почесал затылок. - Как же оно называлось? - Разве всё упомнишь, - она сплюнула очередную порцию шелухи. - Почитай, тридцать лет прошло. - А роща так и стоит! - оживляясь, сказал Федор. - Да роща-то стоит... - Тьфу! Разболтались вы там, в своем клубе, - рассердился он и, отстегивая воспоминания, взмахнул кнутом. Кобыла Люся, много лет возившая хозяина, знала - не ударит. Федор, знавший характер кобылы, понимал - быстрее не побежит. Приехали домой; хозяин поставил лошадь в сенник, подкинул ей овса, похлопал по крупу и вздохнул. Люся в знак понимания мотнула головой. А что она поняла? Сам-то Федор этого не понял и зашел в хату. Авдотья приготовила чай. Попили духовитого напитка, заваренного на еще неизвестных науке травах. Съели по одной баранке. Супруга никуда не торопилась. Федор посмотрел на настенные часы-ходики, неспешно уничтожающие время. - А ты что ж в клуб не собираешься? - Да ну их всех! - махнула она рукой. - Не хочу на ихние танцы живота смотреть. - И правильно! - одобрил он. - Тогда, может, прогуляемся в нашу рощу, Дуняша? - А пошли, Федя! Она кинулась к зеркалу, подвела брови и подкрасила губы. Он подумал и сменил привычную, пахнущую навозом кепку на лежавшую сто лет без дела шляпу. Когда вышли, пес Шарик взлаял, не признав, но сразу примолк, сконфузившись. Роща встретила их осенним золотом. Шурша опавшими листьями, внедрились вглубь. - Где ж та полянка, на которой мы до утренней зорьки миловались? - спросила разрумянившаяся и помолодевшая Авдотья. - Да вон же ж... - поторопился показать Федор, продираясь через заросли чертополоха и бузины. Хотел еще что-то добавить и замолк, замер на месте. - Ой, мамочки! - воскликнула она, поглядев, куда он указал. Они увидели впереди, на полянке, необычное дерево с крупными заморскими фруктами на ветвях. ...Дядька Федор вновь обрел дар речи. - Вот чем я тебя тогда угощал, - припомнил он. - Надо же, принялось, - Авдотья всплеснула руками. Они подошли ближе. Ворона заметила их, однако не прервала своего занятия. Она в отличие от людей ничему не удивлялась. Ибо давно поняла, что настало всемирное потепление и вовсю пользовалась его плодами. Невидимая в пожухлой траве лисица, задрав голову, смотрела вверх и, не в силах ничем прельстить умудренную птицу, нервно глотала слюни.
В центре нашей деревни лежало огромное, вросшее в землю бревно. Здесь нередко собирались люди - посидеть, покурить, обсудить новости и посплетничать. Вот и сегодня говорили о погоде, урожае, о том, что в этом году много грибов. В лес повадились ходить многие. Даже конюх Макар, раньше не замеченный походами по грибы, теперь, накормив и вычистив вверенных ему лошадей, зачастил в чащобу. Поэтому не очень удивились, когда он возник на улице с эмалированным ведерком. А Макар, конечно, приостановился у бревна - разве мимо пройдешь!
- Во, чё нашёл, - подсунул он ведро Матильде Ивановне, крупной, яркой бабе, в прошлом известной активистке. В ведре у него лежал всего один гриб. Да, один - но зато какой! - И тебе не стыдно это замужней женщине показывать? - возмутилась та. - Чево стыдно? Мне не стыдно! Это тебе стыдиться надо. Ибо сказано: кажный судит о вещах в меру своей испорченности. - Нахал! Клеветник! - Матильда Ивановна замахнулась хозяйственной сумкой. - Да, гриб же это, - конюх уже и сам был не рад, что показал. - От него спесифический дух исходит. Не веришь, понюхай. А хочешь - кусни. Тады убедишься. - Да чтоб я в рот эту погань взяла? - взъярилась Матильда Ивановна. - Иди бабе своей предлагай! Пусть она минуеты делает. Подошли другие и посмотрели в ведро. Мужчины - посмеялись. Уж очень был похож этот гриб на тот инструмент, который каждый имел при себе в штанах. Из женщин подкатила Жульетта, старая дева. - Чё шумим? - спросила она. - Да вот: гриб, - миролюбиво показал Макар. Жульетта внимательно разглядела необычный гриб через очки, потом дотронулась до него указательным пальцем, а палец лизнула. - Вот ето да, - оценила она. - Етот гриб мне мучительно што-то напоминает. Вот токо никак не могу определить, где и когда я ето видела. Подбежали подружки Вика и Леночка, старшеклассницы. - Ух, ты! - сказала Леночка. - Да, супер! - подтвердила Вика. У Жульетты после их восклицаний память восстановилась. - Ведь про ето вслух не говорят, - укоризненно заметила она. - Об етом только мечтают в девичьей светелке. И Матильда Ивановна девчат осудила. - Ох, уж эта молодежь! Совсем стыд потеряла! - Не мы ж принесли. Сами показываете, а потом нас и стыдите, - обиделись подружки. - Ну что вы раскипятились, - попытался примирить всех Макар. - Это ж природное явление. Еще Лев Толстой говорил: что естественно, то не безобразно. Что там говорил Лев Толстой - собравшиеся не ведали, и конюху не очень поверили. Он и раньше неприлично выражался, приписывая известным людям нецензурные высказывания. Подошла еще одна баба, Валюхой звать. То ли вдовица, то ли брошенка - не поймешь. Её муж, специалист по женской обуви, вот уже лет пять как уехал в Грецию на заработки и там сгинул. Может, не доехал, попал под зачистку наших органов или бандюг, а может, до сих пор тачает в Греции сапожки страстным гречанкам. - И куда ты это добро понесёшь? - с неизбывной тоской спросила она у владельца необычного гриба. - Как куда?.. Домой. Моя Алевтина порежет и изжарит в сметане, - Макар проглотил слюну. - Тьфу! - расплевалась Матильда Ивановна. - И ты будешь это есть? - Дак чего - "это"? Я ж сотый раз вам говорю: энто всего лишь гриб, природное явление! - Дайте-ка, я ещё етот предмет пощупаю, - попросила Жульетта. - У меня подозрение, что ето явление совсем не природное. Я слышала, в городе такие штуки продают, в специальных шопах. Наверно, городские грибники в чаще потерявши. Может, и употребить не успевши. - Дядь Макар, отдайте его нам, - пискнула Леночка. - Ты чё, блин, дура? - шепнула ей Вика. - У твово Владика такой же! - А ты чё, подглядывала? - ревниво спросила подруга. На сельской улице, со стороны школы, появилась учительница истории Виктория Арнольдовна. Увидев учениц, она издали крикнула: - Девочки, по домам! Не забывайте, завтра у вас контрольный тест. Смотрите, а то на второй год оставлю, если даты от зубов отскакивать не будут. - Так мы уже и так на втором годе, - напомнила ей непосредственная Вика. - А Лена к тому же на третьем месяце... - Што? - удивились все и посмотрели на Ленин живот. Но она на улицу вышла в ватнике, поэтому ничего не разглядели. - Тем более! - строго сказала учителка. - Тогда нечего по улице шляться. Идите и готовьте пеленки, распашонки. Отослав девчат, Виктория Арнольдовна подошла ближе и всплеснула руками. - Ах, какой чудесный экспонат! - Она раньше жила в городе, работала в краеведческом музее, да и теперь, при сельской школе организовала музей и никогда не забывала о своём детище. - Не отдам! - тотчас упредил Макар. - Фу на вас! Как можно личный интерес ставить выше общественного? - укорила учителка. - Это же Фаллос! Символ силы и плодородия у древних обитателей нашей планеты. Своего рода жезл, направляемый божественным Эросом куда следует. Почитайте об этом у академиков Мандовича и Куницына. Нет уж, ему место только в нашем музее! Смотрите, у него и ободочек есть, а снизу полукруглые утолщения, глядя на которые сразу приходит ассоциация с гениталиями. Отсутствие же верхней плоти говорит нам о том, что мы имеем дело с экземпляром, подвергшимся обряду обрезания... - И ничего не фалос! - Макар с трудом дождался паузы в её речи. - Это мой гриб! Я его срезал! Вот бывают маслята, опята. А этот, наверно, благородного происхождения. Не иначе, как из белых. В разговор вступила бабка Зычиха, притопавшая с пустыря с охапкой трав, собранных для врачебных отваров. Она посмотрела в ведро и безоговорочно определила: - Это знамение. Учительница не стала спорить с ней, посчитав ниже своего достоинства. Ведь, в сущности, знахарка - безграмотная, нахальная женщина, эксплуатирующая предрассудки сельчан для личной выгоды. Презрительно поджав губы, Виктория Арнольдовна удалилась. Остальные в ожидании объяснений уставились на Зычиху. - Признавайся, где взял? - строго спросила та у конюха. - Да в лесу срезал. Иду - стоит, как настоящий. Ну, я и тово... под самую мошонку. - Не к добру это, - определила экстрасенша. - Давай, неси назад. - Никуды я не пойду, - возмутился Макар. - Наговоришь тут. - Поплатишься, - пригрозила Зычиха и обвела взглядом присутствующих. - Помните, у меня в позапрошлом году в огороде точно такое же знамение выросло? - Ну и что? - бунтовал Макар. - А то! Тут же начался глобальный кризис, которому конца и края не видно. Солнце, натрудившись за день, спряталось за той самой чащей, откуда Макар принес удивительную находку. Но народ от информационного бревна не отходил. Добавился еще один участник форума - ночной сторож Емельян, вышедший на дежурство. - Не смеши людей, Зыкова, - с усмешкой сказал он. - Глобальный кризис начался совсем не потому, что у тебя на огороде хрен знает что выросло. - Ты еще будешь возникать! - тотчас перекинулась на него местная Ванга. - А как объяснишь другие последовавшие за тем явления? Почему у вас на конюшне Казбек запел человеческим голосом? - Ну, разошлась, - поморщился Емельян. - Это пел не Казбек, а Макар, - он повернулся к виновнику дискуссии. - Подтверди, Макар. Тебя же Алевтина из дома тогда выгнала, и ты ночевал на конюшне. А наш жеребец с Матильдой в интимные сношения вступил. Ему не до песен было. Матильда Ивановна в негодовании топнула двухпудовой ножкой. Так она реагировала каждый раз, когда при ней упоминали про кобылу, нареченную одним с ней именем. Все, конечно, поняли, о какой из кобыл речь. Только девушка Жульетта, далекая от сельских будней, округлила глаза и ошеломленно спросила: - Тильда, ето ты-то... с жеребцом? Матильда от гнева речь потеряла. На помощь пришла Зычиха. - Ну, мели, Емеля, твоя неделя, - уничижительно сказала она. - Вот когда вслед за этим знамением голод и мор начнется, тогда попомните мои слова. Услышав зловещее пророчество, все поутихли, а Матильда Ивановна начала истово креститься и молиться вслух. - Господи Исусе, обереги нас от всяких напастей, не дай пропасть во цвете лет, не гневайся и пощади грешных... Один Емельян держался молодцом. Услышав молитву, он саркастически усмехнулся. - Ишь, перековалась-то как, - высказался вслух. Он еще хорошо помнил те времена, когда Матильда была членом общества "Знание", читала лекции в сельском клубе и громила религию в пух и в прах. А он, будучи бессменным парторгом колхоза, скакал с ней в одной упряжке, сражаясь против суеверий, мракобесия и невежества. И легко, будучи единомышленником, сошелся с ней в любовной связи. Но свежий ветер перемен выдул из головы Матильды коммунистическую начинку. Она спрятала партбилет за иконку и пропела своему любовнику анафему. - Да вот, сподвигли благочестивые люди, - огрызнулась бывшая активистка. И это помнил Емельян Андреич. Сменила Матильда красную косынку на чёрную и зачастила в райцентр к своему прежнему недругу - отцу Пафнутию, которого в те годы именовали не иначе, как "племенным жеребцом". Батюшка встретил её насторожено, подозревая провокацию, временами даже прятался от греховодницы. И всё-таки не устоял. Да и подвернулась она кстати для дальнейшего укрепления веры. Ибо не согрешишь - не покаешься. - Помню, как же! - кивнул бывший парторг. - Осенил тебя батюшка Пафнутий своим знамением. - Гэкачепист, богохульник! - завопила Матильда. - Не зря тебя всех почестей и регалий лишили. Поделом! - Да уж, ты, Емельян Андреич, нам тут обедню не порти, - встряла и прорицательница. - Иди себе подобру-поздорову. А ты, Макарий, слушай меня внимательно. Немедля верни проклятый симбол на то место, где нашел. И обязательно обуй правый сапог на левую ногу, а левый, на правую. А также обязательно плюнь три раза через левое плечо. И убегай, да не оглядывайся, а то тебя черти догонют и слопают. Но пока через левое плечо плюнул не конюх Макар, а Емельян Андреич, отошедший от собравшихся. Это ж подумать только! Паранормальные и клерикальные силы деревни пришли к консенсусу. Выразив свое негодование, он потопал на конюшню, караулить от воров поредевший табун, в том числе и бывшего жеребца Казбека, давно ставшего мерином. Подчинившись настойчивому требованию прорицательницы, Макар отправился в помрачневшую чащу. При этом он приплясывал, вертел головой и вихлял бедрами, словно порывался вернуться назад, и разные его части тела делали противоположные по смыслу движения. - Во, как мужика корежит. - Зычиха контролировала конюха магическим взглядом. - Это его враждебные силы злобно гнетут. Женщины, охая и крестясь, смотрели вслед. Стемнело, когда Макар вернулся в деревню. Радостный и просветленный, он шел бодро, широко размахивая свободными руками. Злополучный гриб исчез вместе с ведерком.
На другой день все услышали поразительную новость. На железнодорожном переезде, за деревней, сошла с рельс платформа, гружённая углем. Тридцать тонн высыпалось под откос. К сожалению, местным жителям не удалось приватизировать ни килограмма высококачественного кокса, ибо на место аварии съехались: майор милиции с отрядом быстрого реагирования, штабс-капитан МЧС со своими ребятами, какой-то чин из ФСБ и тоже не один. Еще подоспел глава районной администрации г-н Мамонтов. У всех этих гражданей имелись двухэтажные особняки с прожорливыми буржуйскими печками. Макар, узнав подробности крушения, ушёл в тяжкий запой и заночевал на конюшне. Заступив на боевое дежурство, к нему с расспросами подлез Емельян Андреич. - Слышь, Макар, а ты куда находку дел? - Какую находку? - ежась, переспросил конюх. - Да, гриб свой, жезл этот. Макар оглянулся, свидетелей не увидел. Он уже был не в силах нести в себе зловещую тайну. - В проходящий состав я ево бросил. Смотрю, товарняк идёт, ну и на платформу запустил с размаху. Пущай, думаю, сгорит где-нибудь в топке синим пламенем... А оно вон что вышло. - Ну ты и овощ, - покачал головой Емельян Андреич. Макар же опять потянулся к банке с самогонкой. - Андреич, может, и ты за компанию? - А! Наливай! Неразрешимые вопросы бытия замучили бывшего парторга, и он позволил себе расслабиться. Часа в три ночи, когда на дне банки остался только белесый осадок и был съеден последний огурец, опять пристал к конюху с расспросами: - Скажи-ка, Макарушка, как на духу. Кто в тот злополучный год в загоне пел - ты или все-таки Казбек? - Ей-богу, не помню. А какую песню мы сполняли? - Украинскую народную. Распрягайте, хлопцы, коней, тай лягайте спочивать. - Не, наверно, не я. Я и слов-то таких не знаю, - отрекся Макар. Он отключился, а Емельян Андреич предался грустным размышлениям: "А вдруг и вправду жеребец тогда запел? Распрягайте, мол, хлопцы, нас да ложитесь отдыхать. Это же прямой намек на кризис, безработицу. И знамения, как грибы, полезли... Ничего не поймешь на этом свете, господа!"
О том, как Макар расправился с жезлом-знамением, вскоре узнала вся наша деревня. Только не думайте, что Емельян Андреич проболтался. Он хоть и не поп, но тайну исповеди соблюдал, даже если она спровоцирована алкоголем. А растрезвонила обо всем Алевтина, жена Макара. Она долго донимала мужа, куда делось почти новое эмалированное ведерко. И конюху, в конце концов, пришлось отчитаться за проделанный ритуал. Тот случай еще не раз обсуждали у информационного бревна. - Хорошо, в наше время сексоты перевелись, - радовались мужики. - А то б осудили нашего Макарку по статье за терроризм, и загремел бы он туды, где его тезка телят не пас. - Малой бедой откупились, - высказала общее мнение Дарья Евдокимовна Зыкина, так теперь её уважительно называли. - Могло и хуже быть. Так что, народ, слухай меня. Я дурному не научу! Народ - слушал. Все, кроме Емельяна Андреича. Ночной сторож, протрезвев, попытался разобраться в ключевых вопросах современности, не прибегая к мистике. И пришел к выводу, что все-таки прав был старина Маркс, когда сделал заключение, что регулярно происходящие кризисы являются закономерным явлением при капиталистическом способе производства.
Если вы думаете, что всякие экзотические существа - водяные, лешие, кикиморы и прочие - преданья старины глубокой, то глубоко заблуждаетесь. Как же, существуют они и сейчас; правда в виду того, что людской прогресс дошел до невиданных чудес, они выбирают потаенные, удаленные места, где "не ступала нога человеческая". Вот об одном таком месте, затерянном в отрогах Заоблачных гор мы и расскажем. Поди, вы сразу саркастически сморщитесь и спросите: откуда это ведомо?.. Сорока на хвосте принесла! Этим птицам нет преград и кордонов. Только вам, нелюбопытным и неохочим до знаний, надо их стрекочущий язык постигнуть. Причем, не думайте, что эти белобокие почтальонки только в одну сторону вести носят. Нет, и от нас к нелюдям тоже! И поэтому наша людская цивилизация оказывает на них заметное влияние.
Пожалуй, расскажу вам о современной жизни Бабы Яги и её присных. В последние годы она живет уединенно в Долине Забугорья, в густой чаще. Окно её избушки по старинной традиции затянуто бычьим пузырём. Поскрипывая ревматическими курьими ножками избушка переходит с одного места на другое, всё дальше от людей. Не так давно к бабушке подселился Леший, которого она по нашему с вами примеру стала считать гражданским мужем. По вечерам Леший сидит у окна, затянутого бычьим пузырем, и плетет лапти. Ловко орудуя кочедыком он скрипучим голосом выводит: - Горе горькое, по свету шлялося и на нас невзначай набрело... Баба Яга помешивает на каменной печке бурлящее в котелке зелье. - Дорогой, - при наступлении сумерек просит она, - запалил бы ты лучину. - Еще погожу, - отвечает экономист Леший. - Что зазря жечь-то? Эдак скоро все выжгем. Давай, подружка, не будем уподобляться людям. Так беседуют незлобиво, до тех пор пока совсем не стемнеет. И если луна в ущербе или даже полная, но черти её своровали для освещения своего шабаша, то Леший все-таки встает с лавки и зажигает лучину. Тут самое время сказать, как они сошлись. Раньше-то, еще в запамятные времена, Баба Яга была замужем за Кощеем Бессмертным. Но через триста лет совместной жизни стала замечать, что Кощей всё реже стал исполнять супружеские обязанности. Куда-то отнес и спрятал левое яйцо, мотивируя тем, что в нем его погибель. Но Яга и без его разъяснений знала, для чего мужикам яйца. Поэтому предположила, что у Кощея завелась любовница. Надела шапку-невидимку и выследила, куда он, сказавши, что пошел до ветру, направился. И что же? Выяснила, что старый пердун прямым ходом поскакал в терем к Марье-красе. Вот тогда-то она и лишила его прописки в избушке на курьих ножках. Яга в те годы красивой была, стройной и её не называли "бабой". После измены Кощея она стала хипповать. Отрастила до попы волосы, оделась в драную холщевую юбку, а взамен ступы приобрела двухцилиндровый байк. По тем временам это был высший пилотаж. Однако ж по мере удаления от людей, все труднее становилось с запчастями и бензином, и бабушке опять пришлось пересесть на ступу. Да и ей она всё реже пользовалась, потому как ступа прохудилась и потеряла прежние летные качества. А уж про маневренность и говорить не приходится. Да и сама Яга сдала. С годами волосы поседели, юбки превратились в лохмотья. Так и вековала бы одна, но не на её счастье, наступили на Руси рыночно-воровские времена. Лес, где обитал Леший, спилили под корень и продали японцам. Остался бедняга без привычной среды обитания. Хотел с тоски повеситься, да поздно хватился: уже ни одной осины рядом не оказалось. Вот и наткнулась на него Яга, сидящим на пеньке с уже намыленной верёвкой. Пожалела, привезла к себе в избушку, попарила в баньке и спать уложила. Так и стали они жить-поживать. И ведь не особо тужили. По утрам Леший отправлялся туда, где лес ещё не вырубили, драл лыко, собирал грибы и ягоды. По вечерам, как уже мы упоминали, плёл лапти, а баба Яга варила зелье по своему рецепту. В избушке царили мир и покой. Леший уже стал поговаривать о том, что хочет маленького лешачонка. Яга смущалась и махала рукой: "Мне и одного Лешего хватает". В общем, тишь-гладь и всамоделишная благодать. Но у нечисти, как и у людей, счастье одних вызывает зависть и злобу у других. Пришла как-то в гости Кикимора болотная. Французское кушанье принесла: "лягушачьи лапки в желе" - так назвала. И не понравилось ей, что в доме не ругаются, не таскают друг друга за волосы. Бабу Ягу чуть не стошнило от французского кушанья, но она виду не подала и выставила на стол грибки жареные, варенье из ежевики, мёд лесной. Поставила и зелье, которое только что сварила. Выпили, закусили. Вернувшийся из дальней чащобы Леший взял в руки балалайку и исполнил соло на одной оставшейся струне. Баба Яга тоже припомнила несколько народных песен, но посетовала, что на Руси русским духом уже не пахнет, всё заморское стало. И песни тоже. - А я не люблю русское! - фыркнула Кикимора. - А как вспомню Советские времена, так вааще понос прохватывает. - А чаво так? Диссидентка, што ль? - спросил Леший. - Да вот! Выступала с передних позиций, - похвасталась Кикимора. - При Советах же болота осушали. А мне это нафиг? Вот сейчас, наоборот, всё заболачивается. Кр-расотище! Выпили ещё. Уставший за день Леший вскоре уснул, подложив полено под лохматую голову. Бабы перешли на вечерний чай с лепешками из солодки и повели неспешные разговоры. Яга, захмелев, рассказывала о своём женском счастье. - Когда я впервые привела Лешего, то избушка испугалась. Ой, как боялась повернуться к нему задом! А теперь привыкла. Хочь задом, хочь передом. Вот тут Кикимора и показала своё гнилое нутро. - "Привыкла!" - передразнила она. - Когда тебя нет, он же с ней один на один остаётся. Вот тебе и задом, и передом. Эх ты, простодырая! - Да нет! - возразила баба Яга. - Он у меня, не такой. Он же энтих новаций, пришедших со стороны закатного солнца, не воспринимает. - Да причем тут новации! - продолжала интриговать Кикимора. - Избушка у тебя какого роду? - Ну, женского, надо быть. Изба, избушка, избёнка... - То-то! А мужики - все кобели! Не спорь! И твой не лучше, я по евойным глазам вижу! - Нет, нет! - сопротивлялась Яга. - Я когда после трудов праведных угощу ево зельем, он хохочет, гукает, бегает вокруг избушки, меня смешит. Любит он меня! - Вокруг избушки бегает? Не вокруг же тебя! Вот и анализируй, не девочка уже, - убеждала Кикимора. И убедила-таки. Утром собрала баба Яга своему гражданскому мужу котомку и беспрекословно указала: - Геть со двора, кобелина!
Эпилог
По вечерам с дальнего болота доносится сдержанный скрипучий голос: "О, горе-горькое, по свету шлялося..." - разумеется, это заводит фольклорную песнь Леший. Ему, совсем не в лад, вторит довольный женский голосок, исполняя новьё, заимствованное у современных жеманниц: "Чем выше люб-о-о-овь, тем ниже поцелуи". А баба Яга живет одна. Правда, сороки-белобоки стрекочут, будто залетает к ней иногда Змей-Горыныч - три в одном. И болотная нечисть их вести подхватила. Но скорее всего, это не информация, заслуживающая доверия, а новые, пришедшие на смену старым, сказки. Потому как по другим, вполне проверенным источникам, Змей-Горыныч давно покинул среднерусскую равнину, улетел за тридевять земель и сейчас является главным советником у хищных заокеанских птиц, в просторечии именуемых ястребами. Ему ли до мирной бабушки, обитающей в избушке на курьих ножках?
Егор Матвеич, затушив о каблук окурок, осторожно отворил скрипучую дверь поликлиники. Медицинские учреждения он недолюбливал и побаивался. Старался приходить сюда только по самым неотложным причинам. Последний раз заглядывал примерно четверть века назад - на медкомиссию, когда менял место работы. Не хотел идти и сегодня, но боль в желудке лишала покоя. Зимой Егору стукнуло семьдесят пять. А ведь даже молодые мужики ходили в больницу, как на работу. Старик знавал таких и приравнивал больницу к наркотикам: свяжешься, то навсегда. Он всячески противился визитам в это обшарпанное двухэтажное здание на окраине городка.
- Вот, язви её! - ругался он, когда подхватывал простуду, выпивал пол стакана водки с перцем, и ложился под два одеяла. - Вот голова садовая! - ругал он свою голову, когда та трещала с похмелья и выпивал пол стакана, но без перца. И на тебе! Желудок, язви его! Егор Матвеич пытался лечиться традиционным же способом, опять с помощью водки, размешивая в ней ложку соли, - не помогало. Когда-то давным-давно он закончил четыре класса начальной школы и на этом остановился. Некогда было учиться. С малых лет работал в заготконторе и позже не отдыхал - до самого выхода на пенсию. Теперь-то, со свободным временем проблем не стало. Он высидел очередь и уже через какие-то два часа открыл дверь в кабинет. Доктор что-то быстро и увлеченно писал. "Наверно, историю болезни", - подумал Матвеич. Вот ведь, наверно, больной уже давно дома, пьет чай, смотрит телевизор, а доктор все пишет и пишет... Не глядя на вошедшего, врач указал на стул. Матвеич сел и подробно осмотрел кабинет. Всё блестело или белело. На столе из подставки торчали инструменты. "Сколько людей доктор вскрыл этими штуками!" - по спине прошел холодок. А доктор продолжал писать, иногда останавливался, глядел в потолок и снова строчил. "И что же он туда смотрит?" - Матвеич вслед за доктором взглянул вверх, но ничего не обнаружил: потолок был девственно чист. Он стал строить дальнейшие догадки насчет пациента, о котором пишет доктор. Может, тот вовсе уже не смотрит телевизор, не гоняет чаи, а отдал богу душу? Доктор же сочиняет, чтобы отчитаться перед своим начальством и не зазря получить зарплату. От такой неожиданной мысли у Егора Матвеича взмокла голова - хотелось встать и убежать из этого ужасного кабинета. Но ноги ослабли, стали ватными и непослушными. Наконец, доктор перестал писать и глянул на пациента. - Извините. Вот, самому всё делать приходится. Надо срочно заявку на стройматериалы для ремонта составить. А какой из меня строитель? Не зная, что сказать, Матвеич кашлянул. Дважды. - На что жалуетесь? - продолжил доктор. - Простудились, что ли? Старику стало стыдно за свои прежние мысли. "Ишь, чего удумал. Человек делом занимался!" - Желудок у меня болит, - сказал он. - Так-так. И давно болит? - Да, почитай, почти год уже. - А почему раньше не обращались? - Так ведь думал, пройдёт. - Курите? - спросил доктор и посмотрел на руки пациента так, точно проверял: не держит ли он спрятанную сигарету. - У входа бросил, - Егор Матвеич выставил прокуренные пальцы вперед. - Затушил, как положено. - Я спрашиваю, вы вообще курите? - раздражаясь на его непонимание, спросил доктор. - Вообще курю. А как же. С пятилетнего возраста, язви её! - Жить хотите? - Можно ещё потянуть, - признался Матвеич. - А чё бы ещё не пожить? Пенсию платят исправно, прямо на дом приносят. - Тогда бросайте курить. - Как так? - удивился дед. - Прямо сразу? А вдруг с лечением не получится, что ж я напрасно брошу-то? - Вот и хорошо, что бросите! - уверенно сказал доктор. - Будете еще, как молодой бегать. Егор Матвеич достал из кармана пустую пачку "Примы", смял в кулаке и отправил в корзину под столом. Доктор слегка поморщился. - Вы принимаете всё буквально. Ну, хорошо. Теперь разденьтесь до пояса и - на кушетку. Матвеич разделся и послушно лёг на застеленный клеенкой топчан. Вытянув по швам руки, плотно зажмурил веки. - А чего ж глаза-то закрыли? - Лучше уж я сам. А то будете потом медными пятаками накрывать. - Вы это... выбросьте дурные мысли из головы! - рассердился доктор. Он стал нажимать пальцами на живот деда, в разных местах. - Больно?.. Не больно? Егору Матвеичу показалось, что у него вообще нигде не болит. "И чего я сюда припёрся, старый дурак?" - проклинал он себя. Медик надавил пальцами где-то под ребром. - Больно! - охнул Матвеич. - Вот и хорошо. Вот и ладненько, - проворковал врач. "Блажной какой-то, - подумал больной. - Как ножом резануло, а ему хорошо да ладненько". - Одевайтесь! Сейчас выпишу направление на сдачу анализов. И рецепты выпишу - пока общеукрепляющие и болеутоляющие. А как будут результаты анализов - сразу ко мне! Назначу основное лечение. Ясненько? - Да уж, чего неясного. Матвеич быстро оделся. Сунул в карман проштампованные бумажки и выскользнул из кабинета. В коридоре на него накинулись ждущие очереди пациенты. - Гляди-ко, сам вышел, - удивился мужик с мордой кирпичного цвета.- Ну, что скажешь? Как тебе доктор? - Нормальный, хоть и чумной слегка, - ответил Егор Матвеич. - Вот сдам анализы, назначит лечение, и всё ладом! - Ага, так просто взял и сдал! - насмешливо бросила пожилая женщина. - А чо так? - удивился старик. - Разве не принимают? - Да принимать-то принимают, но ты прочитай, что у тебя в направлении написано. Внизу, мелкими буковками. Егор Матвеич посмотрел. Внизу было написано: "Действительно в течение десяти дней". - Ну, так чо я за десять дней мочу и кал не сдам? Да сколь хошь! - Сдашь, куда ты денешься! - стала втолковывать женщина. - А потом твои ценности в область повезут, в лабораторию, понял? - Ну и пусть везут. Их забота. - Да в том-то и дело, что привезут результаты только через одиннадцать дней, понял? Я уже год тут пороги обиваю. Всё надеюсь, повезёт. Иногда, бывают случаи, что и через десять дней привозят, - делилась опытом женщина. Егор Матвеич озабоченно поскреб макушку: "Ничего я сдавать не буду. Таскаться сюда". В конце коридора сверкал витриной аптечный киоск. Красивая молодая женщина глянула на рецепты, дежурно улыбнулась и повернулась к посетителю задом. Наклонившись, стала передвигать коробочки и пузырьки на нижней полке. Коротенький медицинский халат, ушитый ей самой по моде, поднялся, оголив бедра. "Ишь, какая! - с восхищением подумал дед. - Язви её!" - Вот эти будете пить после еды, эти натощак... - она говорила быстро, а в конце монолога назвала сумму к оплате. Матвеич понял, что если он купит лекарства, натощак ему придётся жить до следующей пенсии. - Дайте мне только вот этую, - попросил он, заприметив на розовой пачечке вполне подходящую цену. А про себя подумал: "На хрена мне желудок, если есть будет нечего?" - А как же остальные? - неприязненно спросила красивая женщина и некрасиво надула губы. - В другой раз непременно выкуплю, - пообещал Матвеич. Выйдя на улицу, с облегчением вздохнул и пошарил по карманам. Хорошо, что додумался сигарет в запас взять. Достал непочатую пачку "Примы" и направился к скамеечке, стоявшей за кустами. На ней сидел Михаил Абрамович, бухгалтер конторы, где Матвеич сторожил перед уходом в отставку. Сейчас, конечно, он тоже на пенсии. - Ты чего тут, Абрамыч? - спросил старик. - Извините... - Да Матвеич я! У тебя, Абрамыч, чо ли, память поплошала? - А, Матвеич! - припомнил бывший бухгалтер. - Да нет, с памятью всё нормально. Сердце пошаливает. Вот сижу и жду. Врач после обеда примет. Старик присел рядом и закурил. - На, и ты покури, - предложил он. - Да нет, спасибо. Завязал я с этим делом. - Ну и напрасно! - осудил Матвеич. - Задашь ты задачку доктору! - Это почему? - забеспокоился Михаил Абрамович. - А потому! У меня желудок, знаешь, как болел! Доктор сказал мне, что надо бросить курить, я и бросил. Теперь посмотри на меня - видишь, какой я здоровый! Даже улыбаюсь. - Но ты же куришь? - неуверенно сказал Михаил Абрамович. - Да, но я уже ж не болею. А когда заболею, опять брошу. - Ну, а если я уже три года, как бросил? Тогда как? - Плохо тогда, - покачал головой Егор Матвеич. - Курить тебе надо начинать - один выход. А когда припрёт, бросишь. Тогда, может, и поскрипишь ещё. - А давай! - махнул рукой Михаил Абрамович. - Уговорил! - Вообще-то свои иметь надо, - наставительно заметил Матвеич. - Ну, да ладно. Для затравки дам. Михаил Абрамович сделал первый осторожный вдох - ничего не случилось, кашлянул только. Затем с наслаждением сделал глубокую затяжку. - Сегодня же куплю, - пообещал он. - Иди оно всё лесом! Задержав дыхание, выдохнул аккуратное кольцо дыма. - Ни хрена себе! - восхищённо воскликнул Матвеич. - Язви её! Он затянулся пошибче и тоже попытался выдохнуть такое же кольцо. Получилось неровное и тут же расплылось. Михаил Абрамович жизнерадостно захихикал и выпусти еще ряд ровных, как баранки из магазина, колец. - А ты знаешь, Матвеич, что величайший комик всех времен и народов Чарли Чаплин завещал миллион долларов тому, кто выпустит семь колец и пропустит через них струю дыма. - Вон даже как! - удивился Егор Матвеич. - Я по молодости тренировался, - признался Михаил Абрамович. - У меня один раз даже получилось, но, к сожалению, рядом не было компетентных лиц, которые бы смогли зарегистрировать мой рекорд. - Значит, остался без лимона? - посочувствовал дед. На крыльцо поликлиники вышел доктор, принимавший Матвеича, и удивился, увидев дымные кольца над кустами. Он выглянул из-за куста. Двое больных, запрокинув головы, выпускали в небо дымные кольца. У одного кольца были ровненькие, густые, они поднимались вверх и таяли в проплывающих облаках. - Это что вы тут делаете? - строго спросил он. Михаил Абрамович, слегка стушевавшись, и эскулапу поведал о завещании Чарли Чаплина. Доктор, удивившись, сунул палец в одно из колец. Покрутившись на пальце, кольцо уплыло. - А сколько сам Чарли колец пускал? - Шесть, - ответил бывший бух. - Он обещал награду тому, кто побьет его рекорд. Денежки-то до сих пор в швейцарском банке лежат. Уже большие проценты набежали. - И какие, если не секрет? - тут оба слушателя заинтересовались. - Средства массовой информации об этом умалчивают, - ответил Михаил Абрамович. - Но я сейчас подсчитаю. Он вытащил маленькие сувенирные счеты с черными и желтыми полированными костяшками и стал считать. - Уже удвоилась сумма. - Вот язви его! - восхитился Матвеич. Доктора рассказ бывшего бухгалтера тоже вдохновил. Он вытащил из халата пачку сигарет с фильтром и закурил. Пенсионеры раздвинулись; он сел в центре и, затянувшись, выпустил облачко, напоминающее по форме прикроватную уточку. Все трое стали дымить так усердно, что забеспокоился дежурный с ближайшей пожарной каланчи. Вскоре к поликлинике, оглушительно вереща, подъехала красная машина. Старший расчета, узнав, в чем дело, присел рядом и тоже стал пускать кольца дыма. Прибежала медсестра и напомнила доктору о том, что его ждут больные. Тот, с сожалением прервал тренировку по производству качественных колец и отправился на приём пациентов. Пожарники уехали. У Михаила Абрамовича защемило сердце, и он, следуя наставлением Егора Матвеича, бросил курить. Сам же Егор пошел домой в хорошем расположении духа. Болей в желудке не ощущал. И вообще ничего не тревожило. Разве что щекотала сознание мысль: как же он раньше не узнал о завещании Чарли Чаплина? Может, потренировался бы и получилось. Но тогда потребовалось бы разрешить еще одну проблему: а куда девать два миллиона? "Ну, лекарства выкупил бы, раз пообещал, - размышлял он. - А остальные куда?" Он вышел на свою улицу, с колдобинами на проезжей и прохожей части, а по краям заросшую лопухами и колючками, - споткнулся о выбоину и захромал, но при этом решил проблему: "Да вот же ж! Наш прошпект заасфальтировал бы, язви его в душу".
Федька с Ивашкой жарили на костерке, разведённом на берегу речки, нанизанных на прутики, пескариков. Рыбки были величиной с кильку, но пахли настоящей рыбой, дымком, и романтикой.
В метрах пятистах от рыбаков расположилась их деревня Лопушанка. Местные патриоты утверждали, что ей совсем скоро, в следующий четверг, исполнится триста лет. Основал её будто бы некий купец, проезжавший мимо и удивившийся здешним лопухам, не уступавшим в размерах африканским пальмам. Впрочем, другие доморощенные исследователи были уверены, что лопухи тут ни при чем; сам купец носил фамилию Лопушанский, и название пошло от неё. Тем более что до сих пор половина деревенских носила ту же фамилию. И, вполне возможно, кое-кто был связан кровными узами с первопроходцем. Вот только документов, подтверждающих это, в горниле войн и революций, произошедших за века, не сохранилось. И вот рядом с деревней недавно вырос поселок. Люди в нём обосновались богатые. Они окружили себя высоким, в полтора человеческих роста бетонным забором. Дома строили не ниже трёх этажей, с маковками, башенками, колоколенками - со всем тем, без чего невозможно жить современному скоропостижному миллионеру. Посёлок расположился на берегу озера, где испокон веков ловили рыбу лопушанцы. По праздникам на большой поляне они водили хороводы. Особливо шумно отмечали окончание страды. Гуляли всей деревней, наспех сооруженные столы ломились от закуси. Теперь же праздники коллективно не отмечают и про страду забыли. Всем миром давно не сеют и не пашут: каждый копается на своей делянке. А озеро и земля вокруг полностью перешли в частную собственность. Часто в ворота новоявленного посёлка въезжает лакированная машина главы района. Его всегда там принимают по-царски. Как не принять, он же и отчуждал землю. Лопушанцы терпели. Жаловаться было некому, да и себе дороже. Иногда их приглашали для выполнения разовых, трудоёмких работ и небрежно, словно с холопами, рассчитывались. Точно кость бездомной собаки кидали. Ближе к вечеру подул свежий ветерок. Костерок потух, шашлыки из пескариков мальчишки умяли за милую душу. С десяток оставшихся плескались в ведерке - угощение для кошек. - Вон олигархи полетели, - сказал Федька, показав на парящие в небе дельтапланы. - Ну уж, так и олигархи, - усомнился Ивашка. - Ты хоть одного олигарха живьем видел? Федя усмехнулся. Он был старше приятеля на два года и за эти два года многое чего постиг и научился делать собственные выводы. - Ты бы еще спросил: за ручку не здоровался ли. Они близко к себе не подпускают. Да и спят обычно днем. А вот музыку, с нашего краю деревни, по ночам слышал. И голоса ихние, олигархические. Загибают только так! - Неужели матерятся? - удивился дружок. - Прямо, как мы? Или еще шибче? - Намного шибче. Баб своих, олигархиц, обзывают всяко. - А правда, что они их в вине купают? - Ивашка проявил нездоровое любопытство. - Да, дядя Коля про то рассказывал. Он прямо у них там, в самом логове, канализацию чистил. В шампанское, говорит, окунают. А потом слизывают. - Вот дурни! А почему не в самогоне? Дешевле же. - В самогон нельзя. Шкура слезет. Да и пахнет он хуже. - Да, пахнет он того...не очень, - согласился Ивашка. - А вот интересно, что они едят, олигархи эти? Федька толком не знал, но за ответом в карман не полез. - Они не едят. Они кровь пьют. - Брешешь? - не поверил Ивашка. - Они ж не вурдалаки. У них морды вполне человеческие. И хвостов нету. - Так они ж оборотни. Днем, как люди, в одежде ходят. А ночью нагишом бегают. У них в темноте глаза красным горят, а вместо ног копыта появляются. Думаешь для чего они свой участок забором обнесли? - Для чего? - Чтобы посторонние не видели, - авторитетно объяснил Федя. - А ты, что ли, видел? - Да, однажды ночью через забор подглядывал. В щелочку. У-у, страшно! Ивашку пробрала дрожь. - А вот глава района к ним приезжает... он, что ли, тоже оборотень? - Кто бы сомневался. Днём - глава, а ночью - вурдалак. Федька уже и сам стал верить тому, что сочинил. И от этой, открывшейся невзначай правды, ему стало не по себе. А уж Ивашка-то задрожал, как осиновый лист. - Знаешь, Федь, я не хотел тебе говорить, - едва слышным голосом произнес он. - Но теперь не смогу смолчать... Он отчётливо вспомнил слова матери. Она как-то записалась на приём в администрацию района и после поездки жаловалась отцу: "Всю кровь, гады, из меня выпили!". Отец-то сам никуда не ездил: он лежал больной, постоянно кашлял и курил махорку. Раньше Ивашка не придавал значения словам матери. А теперь его детское воображение нарисовало жуткую картину, как глава района, присосавшись, пьёт кровь из шеи его матушки. - Ну, говори, - поторопил Федька. - Чо замолк? И сам онемел. На ребят накатила зловещая тень от пролетавшего дельтаплана. Они отчетливо увидели одного из вурдалаков. Он был в темных очках, изо рта торчали клыки, а длинный, горбатый нос вроде нацеливался на мальчишек, как на выводок желтеньких цыплят. ...Слава богу, целы остались. Олигарх полетел дальше, отыскивать себе другие, более полнокровные жертвы. Но вдруг никого не найдет и вернется? Ивашке от этой мысли сделалось совсем дурно. Еще далеко не ночь. Багровый диск солнца только намеревался спрятаться за дальним холмом, а гляди ж... олигархи уже превратились в вурдалаков. - Федь, пойдём домой? - предложил парнишка. - Пойдём, - согласился Федька. Пацаны смотали удочки, захватили ведерко и запылили босыми ногами к себе в деревню. Туда, где нет оборотней, где дети пьют молоко, а взрослые самогон, и никто не употребляет шампанское для купания. Эх, деревня-матушка! Что с них, с Лопушанцев, возьмешь?
- Подождите, занят! - запротестовал он и продолжил ремонтировать мухобойку. Ночью лейтенант хотел убить надоедливую муху, подкараулил, когда она села на железный сейф, но не рассчитал удара и сломал древко. Теперь он пытался отремонтировать инвентарь с помощью скотча. Мухобойка относилась к вещдокам, то есть она послужила орудием преступления в раскрытом деле. Ей временно неработающий муж гражданки Сидоровой, хотел нанес побои своей жене. Злоумышленник был вовремя обезврежен и понёс заслуженное наказание в виде пятнадцати суток исправительных работ. Гражданка Сидорова, проспавшись, наотрез отказалась забирать мухобойку, мотивируя тем, что данный предмет будет напоминать ей о семейном конфликте. Да и мухи в доме передохли от табачного дыма. Так мухобойка прижилась в отделе, всё еще числясь вещдоком, и передавалась по дежурству. Еще раз скрипнула несмазанными петлями дверь, и в кабинет, теперь уже не спрашивая разрешения, вторглась та самая женщина. "Нет, не отвяжешься, - подумал лейтенант и, сдавшись, попросил присесть. - Кто вы? Что хотели? - вежливо спросил он. - Надежда Ефимовна Задорная, - ответила женщина. - А хочу заявление написать. - На кого? - На вора, - ответила Надежда Ефимовна. - У меня ночью кроля украли. "Ну вот еще, - поморщился Любавин, - в соседнем районе германский асфальтоукладчик за три миллиона увели, и то заявление не стали писать, а тут такая мелочевка". - Может, вы знаете, кто это сделал? - спросил он. - Нет. Это вы должны знать. На то вы и милиция. - А почему вы думаете, что его украли? Откуда такая уверенность? - продолжил расспрашивать лейтенант. - Может, сам убежал. - Не мог сам. Клетка снаружи была закрыта, - уверенно сообщила потерпевшая. - А утром оказалась открытой. - А какой кролик у вас был? Особые приметы можете указать? - Ну, какой? - Надежда Ефимовна подумала. - Уши длинные. - У меня тоже, кроль есть, и тоже уши длинные, - иронически сказал Любавин. - Так я хоть знаю, как его зовут. - И как? - заинтересовавшись, спросила женщина. - Жан Поль Сартр. Француз! - с гордостью ответил он. - Его предки были завезены в Россию еще в двадцатых годах прошлого века. - Вы бы лучше занимались своими прямыми обязанностями, а не кролей разводили, - осуждающе проговорила женщина. - А я на досуге, - возразил Любавин. - Никого не касается. Да вы хоть скажите, какой масти был ваш кроль? - Бобровый, с коричневым хребтом. - Не может быть! - удивился он. - Это мой бобровый с коричневым хребтом. - Не мешало бы посмотреть на него, - сказала женщина тоном дознавателя. - Уж не подозреваете ли вы меня, гражданка? - Пока мой кроль не найден, я буду подозревать всех. И вы - не исключение! - категорично сказала она. - А кстати: чем вы занимались ночью? - Да как вы смеете меня допрашивать! - взорвался офицер и, как девушка, покрылся румянцем. - И все-таки хотелось бы услышать. - Дежурил я! Всю ночь провел здесь. - Ну-ну, - она встала, подошла к окну и надавила на раму. Окно легко открылось. Потерпевшая посмотрела вниз, на вскопанный палисадник и покачала головой. - Так, так! И вы утверждаете, что всю ночь не покидали кабинет? Любавин, вышедший из-за стола, от неожиданности опустился на стул, предназначенный для посетителей. Потерпевшая подошла к нему вплотную и грозно нависла, так что едва не задела внушительным бюстом. - Пусть даже выходил, - он, насколько мог, отстранился. - В туалет типа сортир. Вы удовлетворены? Голос у него завибрировал и сделался почти женским. Никогда еще ему не доводилось быть в роли подозреваемого. - Итак вы утверждаете, что из помещения не выходили, а если и выходили, то только в туалет. - Женщина наклонилась. - В глаза, в глаза мне смотреть! Кто может подтвердить это? - Сержант Иванников; у него пост у входа. Он ко мне и в кабинет заходил. Чаю попить. - Понятно, - проницательно сказала Надежда Ефимовна, - сами зазвали, чтобы алиби подтвердить? - Да как вы... - То-то я думаю, откуда у простого мента может взяться французский кроль, которому сто лет. - Моему кролику всего год, - поправил Любавин. - Это, его предки были завезены сто лет назад. - Ладно, допустим, что вы говорите правду, - не отступала потерпевшая. - А у вас есть свидетельство, что ваши предки попали в Россию легально? Лейтенант не выспался и мечтал побыстрей добраться до дому, рухнуть в постель, не раздеваясь. А вместо того приходилось разбираться с этой сумасшедшей. И сменщик почему-то запаздывал. - Сколько времени закипает ваш чайник? - неожиданно спросила Надежда Ефимовна, указав на стоявший на тумбочке старый электрочайник. - Минут пятнадцать, - недоумённо ответил милиционер. - Всё сходится! - удовлетворённо проговорила потерпевшая. И, подняв массивную ногу, поставила ступню на край стула, между ног лейтенанта, слегка ущемив кое-что носком туфли. - Сам сознаешься, куда моего кроля дел, или мне перенести центр тяжести? Следователь потерял дар речи. Он был сломлен и готов был сознаться в чём угодно, даже в сексуальном домогательстве к статуе Венеры. Понимал лейтенант, что доказав свою невиновность, всё равно не избежит краха карьеры и никогда не услышит почтительного обращения "господин полицейский". Чуть сильнее надавив туфлей, русская мисс Марпл продолжала расследование. - Впрочем, можете молчать. Я сама расскажу, как всё произошло. Вы налили воды в чайник и включили его. Затем, через окно, покинули кабинет. Следы обуви на мягкой земле под вашим окном свидетельствуют об этом. Четверти часа вам достаточно было, чтобы из моего двора, расположенного в ста метрах от райотдела, выкрасть кроля. Вернувшись через окно в кабинет, вы пригласили сержанта на чай. Он, ничего не подозревающий, должен будет подтвердить ваше алиби. Чайник к тому времени вскипел и своим свистом как бы явился дополнительным свидетелем вашего пребывания в кабинете. Чем нелепее была история, тем правдоподобнее она выглядела. Любавин понял, в какую глупую историю влип. - Ладно, решим вопрос мирно, - ещё раз нажав на самое больное у мужчин место, проговорила женщина. - Не буду я до суда это доводить. Ты, лейтенант, возместишь мне ущерб, принесешь кроля. Хорошего кроля, рабочего кроля, чтобы это тигр был, а не кроль! Обрадованный тем, что всё так легко решится, Любавин уже ни о чём не думал. Ничего и никогда он не крал, но пусть, лишь бы все скорее кончилось. - Сегодня же принесу, - сдался он. - Дежурство, вот, сдам. Только вы уж, за ради бога, никому! - Смотри у меня! Не посажу, так по судам затаскаю! - громко пригрозила Надежда Ефимовна Задорная и вышла. Дома она принялась кормить толстую кролиху и, поглаживая её, вела разговор со своей любимицей: - Ну вот, Верка, теперь, и у нас будет свой кроль. А то, где же я возьму денег на покупку? Инфляция, понимаешь ли, рубль опять упал... Хочешь знать, как я провернула дело? Ну, это просто! Опыт-то у меня богатейший. Я ж тридцать пять лет в НКВД техничкой проработала. Уж мы-то умели раскрывать преступления! У нас на каждое дело было два с лишним раскрытия. Это сейчас у них сплошные висяки. Кролиха Верка слушала хозяйку и аппетитно хрумкала морковкой. Да, свой кроль в доме, французский, элитный, носящий знатную фамилию Жан Поль Сартр - это круто!
О дурных приметах (исследование по горячим следам)
Пятница, тринадцатое января. Нормальный, верящий в приметы человек из дому не высунул бы носа. Однако наш знакомый Иван Кобалкин, холостой мужчина среднего возраста, в приметы не верил, да и вообще ни во что не верил. Ведь в сущности, что такое приметы? Это случайные совпадения от недостатка знаний, в большинстве случаев связанных с негативом. Иван попросту не складировал их в своей памяти.
Черная кошка дорогу перебежала? Да пусть её! Соседка с пустой сумкой встретилась? Экая невидаль! Балерина Молочкова в голом виде приснилась? Нехай, можно перетерпеть. Кстати, после черной кошки ему, наоборот, повезло, премию дали. Так что плюнуть и растереть. И только острой занозой вонзился в память общественный транспорт. Тут уж пакости следовали одна за другой с завидным постоянством. Но Кобалкин не сдавался, не желал признавать общественный транспорт средоточием неудач. Тем паче, чтобы сделать такой вывод, надо было почаще им пользоваться. Но так уж вышло, что надобности в общественном транспорте у Ивана почти не было. На дачу он не ездил, из-за отсутствия оной, на работу ходил пешком, ибо рядом. А эти редкие случаи... что ж, разберем подробнее. Как-то Иван поехал в центр города, чтобы потратить ту самую премию, которую получил благодаря черной кошке. Он стоял в проходе ЛИАЗА и держался за поручни. И тут обратил внимание, что довольно молодая особа прижимается к нему. Без видимых причин: свободных мест было предостаточно. "А что, я ещё ничего!" - нашел этому объяснение Иван. Но девушка отстала также внезапно, как пристала. А потом Кобалкин обнаружил пропажу бумажника - и не только премии, но и документов. Следовательно, черная кошка? Да, помилуйте! Иван о ней и думать забыл. Ну, еще одна неприятность была. Тоже в автобусе. При резком торможении женщина - конечно, уже другая - наступила ему на ногу. А вес она имела внушительный. Ну, и носи, при таком-то весе, обыкновенную обувь на устойчивых каблуках. Нет, же! Эта носила туфли на высоких, остроконечных шпильках. Недели две Кобалкин не мог встать на поврежденную ногу. Последний случай произошел, когда Иван ехал в троллейбусе. В руке он держал сумку. Обыкновенную, китайскую, со множеством карманчиков на молниях. К каждой была прицеплена для удобства или красоты проволочная висюлька. На одной из остановок Кобалкин почувствовал, что кто-то мягко, но настойчиво, тянет у него китайское изделие. Оказалось, сумка своими висюльками намертво сплелась с нитками вязаной юбки, которая вместе с хозяйкой пыталась покинуть салон. Юбка имела особенную вязку - очень красивую, но не приспособленную для общественного транспорта. Так же, как и висюльки китайской сумки. Если бы Иван потянул сумку к себе, он, непременно, сдернул бы юбку с хозяйки. А если бы отпустил сумку, она под своим весом стала бы стаскивать юбку вниз. То есть, по существу, в любом случае - бесплатный стриптиз в общественном транспорте. Иван, держа сумку на полусогнутой руке, вышел из троллейбуса вслед за юбкой. И уже на тротуаре, где людей меньше, Кобалкин насмелился обратиться к женщине - неизвестно какой. Пока он ее видел только со спины. - Извиняюсь... Она обернулась. Симпатичное, обрамленное веселыми завитушками лицо. - Ах, какая досада! - воскликнула она, сразу разобравшись. Кобалкин, как истинный джентльмен, предпринял попытку мирно разъединиться. Он присел на корточки, и попытался отсоединить нитку от китайской висюльки. Сразу не получилось. И пока распутывал, они познакомились. Ее звали тепло, по-человечески - Люсей. Она любила вязать, у неё была однокомнатная квартира и, кроме используемой, ещё три вязаных юбки, а также вязаное покрывало. В этом Иван убедился уже на месте, когда Люся пригласила его, уставшего от хлопот, на чашку чая. Ублаженный Кобалкин подумал: "Ну вот! Вполне себе положительное событие, связанное с общественным транспортом".
Итак, в пятницу тринадцатого числа наш Иван бесстрашно поехал к Людмиле встречать Старый Новый Год. До вокзала он добрался на электричке - без происшествий. Посмотрел на часы: Люся еще на работе. Но у него есть ключи от ее квартиры. "Доверяет!" - благодарно подумал. Он зашел в супермаркет, купил бутылку французского шампанского и букет морозоустойчивых мимоз в цветочном магазине. Оставалось проехать несколько остановок. Можно было сесть в такси, но Кобалкин подумал, что нечего выпендриваться, и запрыгнул в трамвай. Ряд одинарных сидений оказался свободен. Иван сел и почувствовал, что его тощий зад подогревается. Вот это сервис! Трамвай резво сорвался с места и помчался, позванивая и побрякивая всем, чем можно. На следующей остановке, у социального рынка, в вагон набилась масса народа. Молодая женщина поставила на колени Ивана огромную коробку. - Подержите, пожалуйста, а то там стеклянное, - сказала она уже после того, как поставила. Коробка была не так, чтобы очень тяжелой, но объёмной и доставала до бровей. А сверху её, окончательно закрыв видимость, легла чья-то сумка с приятным запахом фруктов. Трамвай, ещё резвее, несмотря на загруженность, сорвался с места. "Напряжение в сети больше нормы" - подумал Иван со знанием дела. Сиденье под ним стало нагреваться больше обычного. Он попробовал сменить позу, но на него зашикали сразу два голоса: - Сидите спокойно, а то побьёте посуду! - И фрукты под ноги уроните! "Однако скоро я закиплю!" - не совсем правильно с точки зрения грамматики подумал Иван. Но еще раньше закипел какой-то христианин с переднего сидения. - Горю, православные! - возопил он. - И за что адские муки принимаю? - Согрешил, наверно, - подхихикнул кто-то из стоявших. - Да нет же, не успел. Только что покаялся и очистился от грехов. Трамвай, весело позванивая, нёсся дальше. Всё быстрей и быстрей. Вагоновожатая по громкой связи объявила: - Граждане, прошу не волноваться! О превышении скорости уже доложено в депо. Там пообещали снизить напряжение в сети. - А если не снизят? - спросил христианин. - Тогда пойдем на второй круг, - не унывала она. Иван Кобалкин почувствовал, что у него остывают ноги. "Неужели отхожу?" - даже такая мысль мелькнула. А ведь он, в отличии от христианина с переднего сиденья, не заходил в храм очиститься от грехов. Ноги меж тем продолжали мёрзнуть. Особенно холодно стало щиколоткам. И тут до Ивана дошло! От высокой температуры скукожились и уменьшились в длину его синтетические брюки! Трамвай, не сбавляя скорости, вписался в рельсовый круг конечной остановки, и замер, весь дрожа. Слава богу! Тормоза сработали. Из-под пола, доносилось недоброе гудение и запах горевшей проводки. Остальные пассажиры - да им-то проще, они уже давно были на ногах - поспешили покинуть вагон. Иван вывалился последним. Бегом, постукивая затвердевшими штанами, добежал до подъезда. Войдя в квартиру, снял куртку и расстегнул брючный ремень. Брюки и прилипшие к ним трусы со стуком упали на пол. Кресло-качалка, обращенная к работающему телику, повернулась, и вольготно устроившийся в кресле лысый мужчина с густыми бровями и породистым носом, оглядев пришельца с головы до ног, удивленно воскликнул: - Вай! Какой бальшой сурприз! Так как растерянный Иван продолжал молчать, он проявил инициативу: - Шампанское на стол, цветы в вазу. Ну, и напоследок выдал принципиальный вопрос: - А скажи, дарагой... как бабу делить будем?
Только после этого случая, наш неверующий Фома вполне поверил, что дурные приметы всё-таки существуют. По крайней мере, для него общественный транспорт продолжал являть собой опасность номер один. Чтобы впредь не попадать впросак, Кобалкин взял кредит и приобрел малогабаритный автомобиль "Ока". Тем более, что пострадав от ожога седалища, он получил право на льготы, как инвалид. А вот что будет дальше, не перекинется ли дурная примета и на личный транспорт, об этом можно пока только гадать...
В третьем департаменте Ада начался обычный рабочий день. Вернее, дня там никогда не было. В любое время суток царил синеватый полумрак, пахло серой, в котлах булькала кипящая смола, слышалось повизгивание варящихся в ней грешников. За долгое время грешники привыкли к сидению в кипящей смоле, у них выработался иммунитет на высокую температуру. Чувствовали они себя вполне комфортно, переговаривались, рассказывали анекдоты про чертей и ржали, как лошади. При появлении начальства, начинали стонать и подвывать, показывая этим, как они каются в содеянных грехах и тяжело переживают происходящее.
Среди грешников были мздоимцы, казнокрады, растратчики и мошенники всех мастей. Они сдружились с охраняющими их чертями, имели кое-какие поблажки. В смолу садились, только при появлении проверяющих. Когда комиссия уходила, вылезали и, прикрывшись большими китайскими полотенцами, садились резаться в карты. Карты им предоставляли за определённую плату сами черти. На рубашках карт были намалеваны эротические картинки. Обнаженные чертовки в различных позах, с элегантными рожками, сексуально закрученными хвостиками и изящными копытцами. В отдельном зале располагались грешницы. Здесь на славу поработали адские дизайнеры. На стенах - картины маслом, естественно, из недостижимой для клиенток, райской жизни. Яблоки на древе познания выглядели настолько естественно, что хотелось сорвать и тут же съесть. Женщины плескались, ныряли, дурачились, весело хохотали. И тоже научились хитрить. При виде инспекторов начинали скулить и повизгивать, показывая как им тяжко, как они мучаются, искупая грехи свои. Для сохранения фигур грешницы занимались доступными видами спорта. Особенно в ходу были прыжки в смолу и синхронное плавание. Черти с восхищением смотрели, как из котлов одновременно выныривает дюжина красивых, блестящих ножек и, синхронно закручиваясь, опять скрывается в смоляной пучине. Охранники грустно вздыхали, но служебное положение и видовая разница не позволяли им ухаживать за прелестницами. Да и не поощрялось это в преисподней. Все охранники, как один, носили фирменную одежду с логотипом компании "Адские муки". Усевшись на пустой, перевернутый котел, курили насвай, отобранный у грешников со Средней Азии, и обсуждали свою чертовски маленькую зарплату при адских условиях труда. - Никакой уверенности в завтрашнем дне, - жаловался коллегам старшина - пожилой с седым загривком чёрт с широким бантом на хвосту. - Слышал я, что у нашего главнюка уже приказ готов о сокращении штата. - А мне всё равно! - похвастался молодой чертёнок с прозеленью в шерсти и с серьгой в ухе. - Жена официанткой устроилась в Главначпур. Зарабатывает хорошо, да и продукты приносит. Он с довольным видом погладил выпуклый животик. - У тебя и рога заметно подросли, - заметил старшина. - А как же наши клиенты? - спросил ефрейтор, молодой дьяволёнок с куцым хвостом, на котором был повязан узенький бантик. - Кто их варить будет? - При нынешних технологиях - не проблема. Поставят термодатчики, - ответил пожилой и вздохнул. - А еще слышал я, что наше начальство хочет значительно сократить сам контингент. Тех, кто по экономическим грехам, первым делом амнистируют. Казнокрадство теперь за грех не считается. У них очень опытный адвокат объявился из Нью-Васюков. Он подучает растратчиков отвечать при опросе: "Это нас бес попутал". Так, мол, пусть бес и отдувается. - А как с теми поступят, которые убивцы? - заинтересовался черт с двумя бантиками на хвосту - стало быть, младший сержант в табеле о рангах. - Убивцы - не по-нашему профилю, - отмахнулся старшина. - Они в другом департаменте, на угольях поджариваются. - А насильники? - не унимался ефрейтор. - Их-то куда? - Помолчи, салага. Где ты насильников видел? Все мужики в пьянку да в наркоту ударились. Не до женского полу им щас. Бабы, вон, жалуются. Хоть на улицу, говорят, не выходи - всё равно не изнасилуют. Не попадаются щас героические личности, подобные Мишке Бальзаминову. - Да, перевелись герои, - вздохнули черти. - Герои есть. Только оне теперь от слова - героин, - подытожил всезнающий старшина. - Потому бабы и травятся шампунями, да вены себе вскрывают. - Ну, а нам-то куда после сокращения? - заволновалась молодежь, которая с малым стажем. - Нас же нигде не примут. Потому как нехорошая слава о нас по всей Вселенной идет. Старшина не успел ответить. К нему подошел грешник. Он отжал с бородки смолу и смиренно попросил: - Начальник, дай трубу, один звонок сделать надо. - Ты со мной за прошлый раз не рассчитался, - проворчал пожилой черт. - Так сейчас перетру тему, бабло закинут, и за всё рассчитаюсь. - Эй, шнырь! - крикнул старшина мелкому бесу, подметающему пол. - Тащи мобилу. Чертёнок с голым хвостом, согнувшись под тяжестью, приволок здоровенный черный ящик, и поставил рядом. Старшина покрутил такую же, как у мясорубки, ручку. - Але! Барышня, соедините меня с Белым светом! - крикнул в массивную трубку. - Белый свет на проводе, - неохотно ответил женский голосок. - Вы что в неурочный час беспокоите? У нас ночь давно, спят все. - Алло, алло, девушка, - грешник перехватил трубку. - Не, у вас не все спят! Соедините меня, пожалуйста, со стриптиз-баром "Наяда". И пусть там попросят к аппарату бабу, которая у шеста. У неё фингал под левым глазом. Через минуту в трубке раздался визгливый голос: - Чо названиваешь? Ты, козёл, там в аду спрятался, а меня твои кредиторы раком ставят! - Так тут тоже не сахар, - попытался возразить грешник. - А мне пофиг! Выпутывайся сам, вонючка! - Эх, никакого сочувствия, - грешник передал трубку чёрту. - На, базарь сам, если хошь. Он побежал к котлу с кипящей смолой. На ходу размотал полотенце с бёдер и мастерски, почти без всплеска, нырнул. - Хрен меня найдёте! - это, относилось, наверное, к кредиторам. Старшина подул в трубку. - Как, вы говорите, вас там ставят? - полюбопытствовал он. - Раком! - зло ответил Белый свет, и раздались частые гудки отбоя. "Гм, надо позаимствовать, - задумался старый черт. - Узнать подробнее, как это делается, и широко использовать". Но тут в залу на запаленной свинье въехал посыльный Бесогон - из канцелярии самого Люцифера. Он привез ожидаемый приказ о реформировании преисподней. - Ознакомьтесь под роспись! Черти ознакомились и завздыхали. Штат сокращался на пятьдесят процентов. - Да вы не ссыте, ребята, - обнадежил Бесогон. - Без работы не останетесь. Рай-то некому обслуживать. - Почто так? - Народонаселение сильно прибавилось. - Да-а? Откудова же появились новые праведники? - Проникает народец. Взятки в крупном размере дают. - А куда смотрит Святой Петр? - недоумевали черти. - Он же такой неподкупный, что не приведи Господь. - Так он в доле. Главные Врата поизносились, и ему отчисляют мзду на ремонт. Короче, перенимаем опыт у людишек. Раньше они просто воровали, а теперь новое понятие в обиход ввели: коррррупция. - А что же мы в Раю будем делать? - Исполнять обязанности ангелов. Фактически с грешниками, перелицованными в праведников, и будете работать. Только не смолу в котлы подливать, а благовонными маслами их умащивать, - разъяснил Бесогон. - Да не гоношитесь! Еще получите подробную инструкцию. Ведьмака Эльвира щас её печатает под диктовку шефа. Он заскочил на спину своего иноходца и вонзил подкованные копыта в бока. - Н-но! Бывайте! Мне еще в два Департамента. На этот раз посиделки у чертей затянулись. Даже дров в топки забыли подбрасывать. Смола поостыла, и среди подмерзших грешников начался ропот. Но заинтригованные черти не обращали внимания на недовольство контингента. - А какие из нас ангелы? Это с хвостами-то и рылами свинячьими, - недоумевал молодой, шустрый чертёнок, почесывая копытцем подмышку. - Ладно, ужо подучу вас, - снизошел старый черт. - Хвосты под формой спрячете, крылья на складе получите и за милую душу за ангелочков сойдёте. - А вы? - удивился молоденький чертенок. - Вы, что ли, не хотите стать ангелом? - Не, я потомственный черт, - ответил старшина. - У меня и дед, и отец имя были. Я чёртом родился, чёртом и помру. Да, и вы, хоть и спрячете хвосты, но пакость в вас до скончания времен останется.
Вскоре доставили инструкцию, отпечатанную на лазерном принте и завизированную самим Люцифером. Компания "Адские муки" переформировывалась в учреждение с толерантным названием: "Всем сестрам - по серьгам". Перешедшие на новую работу черти автоматически получали ангельское звание.
Царь Михаил Мудрейший бродил по дворцовым покоям и раздражённо думал: "Я утонченный, духовно развитый человек с незапятнанной репутацией. А с кем мне приходится жить и трудиться?"
- Одни воры! Мздоимцы и мошенники, - вслух вымолвил. - Ваше величество, за вами записывать? - спросил статс-секретарь Водолей Сивый, следовавший за ним. - Пшел вон! - выкрикнул Михаил Мудрейший. Его прозрение началось с того, что иноземные гости, коих немало кормилось у обильного царского стола, подарили очки. Не простые очки - волшебные! Михаил Мудрейший понимал, что никакого волшебства на самом деле не существует. Просто очки были изготовлены по новейшим технологиям из современных наноматериалов. - Умеют люди! - восторгался царь, но и тут же злился. - А у нас, ну, ничего изготовить не могут! - Так и мы тоже... внедряем, - попытался утешить царя Водолей Сивый. - И что мы внедрили? - саркастически спросил царь. - Так это... - стал припоминать статс-секретарь. - Технологию розжига самовара сапогом, лапоть универсальный хлебательный, испытательное сито для тяжелой воды... - А сколько на это денег ухлопали! - опять взорвался царь. - Воры, мздоимцы! Так в чем же была особенность подаренных очков? А в том и была, что его величество через них видел всю правду. Посмотрел Михаил Мудрейший через очки на дворцовую площадь и ахнул! Площадь-то, оказывается, не мрамором вымощена, а простым булыжником. А где, спрашивается, фонтан с нимфами, на которых было дадено уйма денег? Нетути его! Из чугунной трубы лился ржавый ручеёк. И безобразная статуя девушки наклонилась пить из этого источника... О, какая там статуя! Тьфу! И статуи нет. Вон, ожила и распрямилась. Обыкновенная крестьянка в сером сарафане, приехавшая на эскурсию в стольный град. Он глянул в другую сторону. И моста с золочёнными перилами тоже нет! Обыкновенный деревянный мост с деревянными же балясинами. По нему проехал мердесест дьяка Многодумного, и мост зашатался. А прохожий мужик отшатнулся и вместе с балясиной упал в воду. "От, лихоимцы!" - вздыхал государь. Чтобы успокоиться, решил навестить любимую жену Марью-искусницу. Она в вечернее время обычно рукоделиями всякими занималась. Так и есть, сидит Марья на лавке, носки любимому мужу вяжет. Решил царь ещё раз очки испытать. Надел - а Марьюшки-то нет! Что за чёрт? Снял - опять сидит! Нацепил на нос - опять пропала! И пошёл рассерженный царь жену искать. Оказывается, Марья-искусница в соседней светелке с заморским принцем обжимается. - Ах, ты вертихвостка! Велел Мудрейший её в чулан запереть - до окончательного решения своего царского своеволия. А заморского принца объявить персоной без гранта и выслать. Благо хоть принц государство маленькое, никудышное представлял. Сам засел в рабочем кабинете и очки подаренные нацепил. На новейшем дыроколе, который ему негоцианты привезли с немецкой земли Гоген-Моген, заметил фишку: Маде ин Чайна. Рассвирепел еще больше и рявкнул в усилительную трубу: - Подать дьяка Многодумного! - Чево изволите, батюшка? - дьяк явился. - Почему за царицей не приглядываете? - строго спросил царь. - Она, как-никак, первая леди государства нашего, а фортели выкидывает, как ветреная девица с постоялого двора. - А я чо? Я ж не евнух. - Ах, ты не евнух! - совсем рассвирепел Мудрейший. - Так щас того...сделаем! И хотел уже дворцового лекаря для вивисекции пригласить, да залебезил двухметровый, гренадерского сложения дьяк. - Ой, только не это. Ежели что, я завсегда горазд. - Ладно, - пробурчал царь. - Пожалуй, царицей я сам займусь. Ты лучше вот что скажи, Многодумный. Кто занимался ремонтом дворцовой площади? - Так этот, князь Юрий Длиннорукий. - Ты требовал отчет у князя? - строго спросил царь. - Помню, я ему целую кастрюлю золотых червонцев отсыпал. - Да, у нас с ним был разговор, - поспешил ответить дьяк. - И что он сказал? Где эти деньги? - Юрий Михайлович сказали, они, мол, у пчелки в жоп... - Я вот покажу ему пчёлок! - раскипятился Мудрейший. - Отрубить голову! - Низзя, - остудил его Многодумный. - Мораторий у нас на отрубание. Мы ж с Европой ассоциацю заключили после того, когда окно в её прорубили. - Ах, да, - пробурчал государь. - А результат есть? - Дует оттудова, - ответил дьяк. - Сквозняки. - Заткнуть подушкой безопасности! - распорядился царь. - Слушаюсь. А с князем Длинноруким что делать? - Сослать к Ядреной Фене! - К Ядреной никак. Там у нас бывший стряпчий квартирует. - А какие вакантные места еще остались? - Где Макар телят не пас, - стал перечислять дьяк, - где раки зимуют... - Вот, вот! Туда его! - решил царь. - Пусть он там раками занимается. - С раками так с раками, - кивнул дьяк. - Воля ваша, государь. Я могу идтить? - Нет, погоди. Надо сразу решить, что с остальными делать? Ведь куда не гляну - всюду лихоимцы! - А вы очки не надевайте, - посоветовал верный слуга. - Жили ж раньше без очков и не волновались. Да и сами подумайте: ну, посадим всё ваше окружение. А за морем-окияном нам сразу лыко в строку. Решение, дескать, половинчатое. - Не понял. - Рыба-то, мол, с головы гниет. И на вас же санкции наложат. - А ведь и верно, могут, - снявши корону, почесал голову царь. - Еще как могут! И не видать нам вестиций из-за рубежа. Ты уж послушай меня, царь-надёжа. - Говори конкретно. Чо предлагаешь? - К нам скоро приедет делегация из Азиатских стран. Так ты на званом вечере подари им очки сии. - Дареное передаривать? - засомневался Мудрейший. - Это ж грех. Да еще какой. Супротив наших обычаев. - Ничего, станется! - настоял Многодумный. - Попы отмолют. Через несколько дней прибыла большая группа с Азиатских стран. Они отобедали и получили подарки - в том числе и очки. Глава ассамблеи их осмотрел и решил примерить. Дьяк Многодумный, принимавший гостей, хотел воспрепятствовать, да не успел. Азиат оглядел царевых придворных, глаза его округлились, и он быстро залопотал что-то соплеменникам, воздевая руки к небу. - Чего это он? - спросил дьяк у толмача. - Говорит, весь мир объездил, всякого повидал, а столько жуликов сразу вместе не видывал, - перевел толмач. - Ишь, раскудахтался! Посмотрим, как он запоёт, когда в своих палестинах через энтии очки посмотрит. После отъезда гостей в Азиатских странах начались секвестры. Многие головы с плеч послетали. И ведь какая занятная штука у них приключилась: верхи уже не смогли больше управлять по-старому, а низы не захотели по-старому жить. А это чревато. Одна за другой разразились шелковые, банановые, оранжевые и прочих цветов и мастей революции. - Ну, ты и шельма, Многодумный! - восхищённо сказал Михаил Мудрейший, ознакомившись с вестями. - Ладно, так и быть. Разрешаю тебе руку в казну запустить. Токо смотри! Меру знай. "Так я уже", - хотел признаться дьяк, но прикусил язык. Не бьют же. А раз дают - бери. Это уж точно по нашим обычаям.
Денис Иванович, в народе - Диваныч, вернулся из райцентра. Поставив машину в гараж, вошёл в дом. Самое время кофейку употребить. Он нажал на клавишу кофейника, стоявшего на столике, но контрольная лампочка не загорелась. "Ну, надо ж, какая невезуха", - огорченно подумал Диваныч и направился на кухню поставить чайник. На кухонном столе, укоризной, высилась гора грязной посуды.
- Бабу бы в дом, - вслух высказался Диваныч, а про себя, сконфузившись, скорректировал: "Тьфу! В моём возрасте пора о душе думать, а не о бабах". Однако, закончив думать о душе, вернулся мыслями к женщинам. Точнее, к одной из них - к Люське. Молодая баба, тридцати лет еще нету, живет в доме для малосемейных. А её сын, студент кулинарного техникума, живет и учится в городе. Диваныч, еще не забывший арифметику, в уме подсчитывал и недоумевал: "Во сколько же лет она родила?" И что-то часто Люська стала попадаться на его пути. Знакомые мужики этот факт приметили. - Диваныч, а ведь дивчина на тебя глаз положила. На это замечание Диваныч хмурился и отмахивался: "Кому я нужен, пенсионер". Но селяне, бывшие колхозники, продолжали обсуждать животрепещущую тему без его участия. Теперь они работали на нового физического хозяина - скотниками, механизаторами. И все, как один, заключали, что если б получали такую зарплату, как у Диваныча пенсия, то ихние жены им ноги бы мыли и ту воду, из-под мытья, с благоговением выпивали. Может, они преувеличивали насчет своих жен, но точно знали, что он получает солидную северную надбавку. Так долгое время за Полярным кругом пахал - тоже понимать надо. А уж Люська прежде всех вызнала. У неё в сберкассе лучшая подруга кассиром... ой, нет, теперь она зовется оператором. Сидит за компьютером, наманикюренными пальцами гладит клавиши. Только от этого новшества очередь в кассу в дни выдачи пенсии не уменьшалась. Вот и в последний раз, отстояв в кассе и получив пенсию, Диваныч вышел на улицу, а Люська тут как тут - поджидает. И несёт от неё винными ароматами. Заметила, зараза, что у него нос широкий, с раздутыми ноздрями, чувствительный, стало быть, - и решила запахами атаковать. Он и вправду повел носом и сморщился: не угодила. Ну, так еще бы! Когда Диваныч работал на Севере, то, бывало, ездил в отпуск в Крым, и там дегустировал замечательные вина в тамошних погребках. Пробовал Мускат белый, Мускат розовый, Нектар Массандры, Седьмое небо князя Голицына, Воздушный поцелуй княжны Мэри... да у него только от одних названий поднималось настроение! А тут - явственно выделялся запах портвейна с тремя семерками.
...Старый чайник не подвел, засвистел выпуская пар. Диваныч сыпанул в чашку кофе и, вдохнув терпкий аромат колумбийского напитка, блаженно сожмурился. Но при том не перестал хмуриться. Ох, уж эта Люська! Она его и сегодня, вдали от дома, достала. В райцентре он зашел в двухэтажный магазин, который поименовали "супермаркетом", и когда проходил мимо витражей с одеждой, его окликнули... Тьфу ты, опять... Люська стояла в проёме кабины и примеряла немыслимой расцветки юбку. - Диваныч, глянь со стороны, - попросила. - Как я тебе? Она качнула бёдрами. - А я откуда знаю? - пробурчал он. - Одежды всё скрывают. Наверно, он что-то не то ляпнул. - Ну, ты гусар, - улыбнулась Люська. - Не тут же мне показывать тебе, что они скрывают. Она догнала его у выхода. Однако в виду нежданной встречи не подготовилась и ничем особенным не пахла. Тем не менее, не отлипала. - Не стала я покупать юбку, - по-свойски призналась. - Это ж я соблазнилась, насмотревши телевизора. - А я вообще его не смотрю, - повелся на разговор Диваныч. - Че смотреть? Какой канал не включи, везде показывают этих...как их?... Фотомоделей. - И чем же они тебе не приглянулись? - Костлявые. - Ну, значит, я в твоем вкусе, - удовлетворенно заметила Люська. Диваныч голову до долу опустил. - Не до баб мне сейчас. - Ой-е-ей, - лукаво улыбнулась она. - Кто бы говорил! Деревня есть деревня. Оказывается, и этой вертихвостке известен его последний казус белли с соседской бабкой Авдотьей. Как-то ближе к вечеру решил Диваныч попариться в баньке. Она у него внутри дома, поэтому он закрыл входную дверь изнутри и пошёл мыться. Только разделся, как услышал стук. Набросив халат, висевший в предбаннике, он открыл дверь. На крыльце стояла Авдотья. - Я стучу, стучу, - укорила она. - Ты оглох, что ли? - Да я в бане я был, - оправдался он. - Ну уж, в бане, - не поверила Авдотья, глянув на его сухие волосы. Диваныч, желая показать, что не обманывает, распахнул полы халата. Соседка всплеснула руками, хотела перекреститься, но осознав неуместность сего действа, скатилась с крыльца. Но позже, выпив от потрясения валерьянки, рассказала бабам, что Диваныч хотел её соблазнить. И пошло, поехало. Теперь все знакомые женщины загадочно улыбались, увидев пенсионера.
Минуло время, Диваныч уже стал забывать эту нелепость, и вот, Люська - зарраза! - напомнила. Кое-как он отлепился от неё; кружными путями - как истинный разведчик - добрался до стоянки своей железной лошадки, которая капризничала, как женщина, и требовала немалых вложений. Вот и в этот раз: зачихала, задергалась и замерла на полпути. Он вскрыл капот и попытался сам отремонтировать. Куда там! Не поддавалась капризуля. Пришлось просить помощи. Короче, добрался домой только к вечеру. И тут еще, как назло, кофейник. Ладно хоть старый чайник не подвел; Диваныч расслабился, прихлебывая кофе. Но тут зазвенел звонок, который он установил после провокационного визита Авдотьи. Кого там еще несет?.. Вышел в коридор. Опять эта Люська! - Иваныч, ты что от меня в райцентре сбежал? Мне пришлось добираться на перекладных. А вдруг бы меня какой шоферюга соблазнил. Тебе не жалко? Он не смог сообразить, что ответить. - Вижу, что жалко, - решила она и подалась на него, протиснувшись в прихожую. От неё одуревающе пахло... чем же это? - Давай помогу по хозяйству. Он отступил и пропустил гостью на кухню. Она сразу заметила гору посуды и двинулась к раковине. Кухня тесная; запах от Люськи заполнил всё пространство. Диваныч еще раз втянул носом воздух, не удержался и спросил: - Чем это от тебя так несет? - А! Учуял! - развеселилась она. - Это ж я в райцентре флакон шампуня купила. На основе пихтового масла. И уже опробовала. Нравится? Вон оно что! А ведь точно, помнил он этот запах - с той поры еще, когда лечился от радикулита и принимал пихтовые ванны. Тогда он как будто заново родился и чувствовал себя молодым, здоровым. Он подошел к ней со спины, и еще раз, шибче, вдохнул носом воздух. Определенно: пихтой пахли её темные, слегка рыжеватые волосы. - Чей-то с тобой? - обернувшись, спросила Люська. - Ну, ты совсем одичал! - Она засучила рукава блузки. - Погоди, посуду помою.
И что бы вы думали? Осталась ведь эта зараза у него на ночь, а потом и вовсе перебралась на постоянное жительство. Знакомые мужики теперь говорили: "Ну, Диваныч, всё-таки окрутила тебя Люська", - и открыто высказывали свои соображения, что она прилепилась к нему именно из-за его большой пенсии. Он мрачнел, так как уже пролетал по женскому вопросу. Первая жена сбежала от него, прихватив все его подарки - золото и брюлики; вторая при разводе отсудила трехкомнатную квартиру в Сургуте - за неё он мог отхватить миллионы и поселиться не здесь, в деревне, а скажем, в самой Москве. Ему очень не хотелось обжечься в третий раз. Раздумывая над этим, Диваныч готовил традиционный напиток. Иногда он поглядывал в настенное зеркало, приглаживал поседевшие, но еще густые волосы, и с надеждой спрашивал у себя: "А может, она вовсе не из-за денег?" - Ди-ва-ныч! - послышался женский голос из спальни. - Я уже проснулась! Он поставил на поднос чашку кофе, снял фартук и поспешил в спальню, где нежилась Люська, выполняя данное в супермаркете обещание показать свои стати без одежды.
Дед Матвей проснулся с первыми лучами солнца. Он пообещал внуку посидеть с удочками на озере. Но была загвоздка: теперь, чтобы забросить удочку, надо взять в управе разрешение и купить лицензию на отлов рыбы - карасиков размером с детскую ладонь. Другой рыбы в озере давно не водилось. Да что там, решил дед рискнуть. Один раз, ради ребенка, можно и без лицензии. Алёшка тоже подхватился. Мама и папа, вечно занятые, работающие на Космос, перед убытием в командировку хотели отправить сына в детский лагерь, но мальчик запросился к дедушке, с которым подружился прошлым летом. Алешка был современным городским мальчишкой, далеким от природы. А дед по-прежнему был с ней тесно связан, и мог предугадывать небесные явления. Так, вечером, небо обложили тучи, постоянно лил дождь, который, казалось, будет продолжаться вечно. Леша, выглянув в окно и заскучав, засомневался, что к утру развиднеется. Дед же глянул на небо, и сказал, что завтра будет прекрасный день. И ведь точно, его пожелание сбылось. Безоблачное небо, солнце выглядывает из-за дальнего бора.
- Ну, что, деда, идём? - Э! Погоди! - встревожился старик; он был рад мальчонке, но ответственность на него легла большая. - Ты пошто с левой ноги встал? - А чо? - А то! Опять ляжь и снова встань - с правой. Налегке, прихватив с собой удочки да кусок хлеба для насадки, старый и малый пошли к озеру. Внук, по ходу, сыпал вопросами: - Деда, а это правда, что раньше можно было ловить рыбу без лицензий? - Были времена. - А теперь что? - А теперь явления, - со вздохом ответил Матвей. Им всего-то огород надо было пройти. Матвей сажал на нем картошку и прочие овощи, а еще он до сих пор держал курей, кролей и ни копейки не брал у своих детей, живущих в городах. Алеша забежал вперед и, оглядываясь, продолжал расспрашивать. Шустренький мальчишка, бледненький только, с синяками под глазами. Шорты не закрывают худых, незагорелых лодыжек. На поясе неразлучный iPhone. По борозде, впереди рыбаков, забежала соседская кошка. Села и с интересом посмотрела на гостя желтыми глазами. - Стой! - скомандовал Матвей. - Обойдем. - Зачем? - не понял внук. - Не видишь, што ль? Черная! Кабы чего не вышло. Озеро дышало утренним паром. Старик пожамкал хлеб, и он превратился в липкую массу, от которой отщипнули дольки и насадили на крючки. - Поплюй на их, - учил он внука. Забросив удочки, присели на траву. Алешка, устроившись поудобнее, включил девайс. Посмотрел мультик, потом переключил на программу "мобильный репортер". Здесь показывали всякие забавные случаи из жизни. Вот по суше без льда шествует королевский пингвин. Он передвигается неуверенно, пошатываясь и, наконец, сваливается в лужу. Голос за кадром весело объясняет: "Парниковый эффект и озоновая дыра сделали свое дело. В Антарктиде откинул ласты последний пингвин". Губы у мальчика заплясали. Матвей тоже глянул на экран. - Энкология, - пробурчал он. - Ты это... че-нибудь другое включи. Алешка пальчиком переключил заставку, и на экране появилась какая-то таблица. Дед подслеповато прищурился. - Чей-то? - спросил он. - "Прайс лист на органы человека", - послушно прочитал внук. - Во! На мой возраст выше всего цены. Зачитать что по чём? - Тьфу! - сказал, как выплюнул дед Матвей. - Ты это... лучше за поплавком смотри. Посидели молча. Но поплавки - ни у малого, ни у старого не шевелились. - Дед, а дед, - не выдержал молчания внук. - А правду папа говорил, что ты зимой на этом месте поймал карася размером с сибирский валенок? - Ну, было дело. - А когда это случилось? - Когда твой папка был таким, как ты сейчас. - Ой-ёй, как давно! - подсчитал смышленный малец. - А еще папа мне рассказывал, что тот карась даже в лунку не пролазил. - Ну, дак! - И что вы с папой сделали? Как вытащили? - А разве он тебе не говорил? - Сказал, что вы поставили тут шалаш и стали ждать весны: когда лед оттает, и лунка ширше сделается. - Однако трепач твой папа, - пробурчал Матвей. - Ты лучше помолчи, Леша. А то всю рыбу распугаешь. Поплавки мирно покоились на воде. Солнце поднялось выше деревьев. Ну, да с этим без проблем. За чистый лесной воздух старик уже заплатил владельцу частной рощи. Он подставил лицо живительным лучам. Слава богу, лучи пока бесплатно; солнце еще никому не удалось приватизировать. Заскучав, сам пустился в воспоминания. - Помню, как же, хотя и давно это случилось. И аккурат на масленицу. Тогда еще бабушка твоя была жива, блинов нам испекла. А у твоего батьки аппетит был будь здоров, не то, что у тебя? сердешного. - А что такое масленица? Матвей не успел разъяснить подробнее. Из-за камышей бесшумно вылетела лодка. На берег выбрались двое мужчин в пятнистой форме и с автоматами на ремнях. - А ну, диду, покажи бумагу! - потребовал один, чернявый и бородатый, как Фидель Кастро. - Нет бумаги, не успел оплатить, - оправдался старик. - А почему не успел? - Сено для кролей косил. Охранники природных ресурсов переглянулись. - Это не оправданье, - сказал другой мужик, в темных очках. - Давай паспорт! - Дома паспорт. Не ношу с собой. - Ну, так беги за ним. Одна нога там, другая здесь! А малец, - он косанул взглядом на Алешку, - с нами пока останется. Дед быстро, как мог, полетел домой. На черную кошку, опять попавшуюся под ноги, не обратил внимания. Когда забежал в дом, в окно влетела серая птица, села на подоконник и нагло посмотрела, как будто была тут хозяйка. Вот некстати! Прежняя хозяйка, когда еще была жива, говорила, что это не к добру. В голове завертелись ужасные мысли: "А ведь я у этих мужиков документов не спросил! Что за люди? - схватил пластиковую карточку и - полетел обратно. - Утащат Лёшку! Сдадут на органы!" ...Уфф, уберег Господь. Внук на месте. Фидель Кастро вставил карточку в регистратор катера, и тот, утробно пробурчав, выплюнул квитанцию на оплату штрафа, равного месячной пенсии. - Так я ж ни рыбешки не поймал! - возмутился отдышавшийся Матвей. - Это нас не касается. Попытка нелицензионной ловли была?.. Была! Тебе еще повезло, дед, только штрафом отделался. А в другой раз попадешься, на месяц принудработ пойдёшь! - Удочки мы конфискуем, - за дело принялся второй охранник. - И это... без разрешения, на озеро - ни ногой! - Оно само подбирается, - пробурчал старик. - Все ближе и ближе. Скоро в горницу без стука войдет. - А это не к нам. Это в МЧС, в отдел "Спасение на водах", - оба заржали. Моторка сорвалась с места, обдав брызгами незадачливых рыбаков. - Эх, не задался день, - с печалью посетовал старик. - Но из-за чего, дедушка? Я ж ведь ногу переменил, когда вставал. И кошку мы обошли. - Видно, судьбу не обманешь, Леша. Они побрели к дому. В сарае закудахтала курица, извещая, что снесла яичко. Старый служака, пес Верный, басом доложил, что в отсутствии хозяина ничего не случилось. Алешка сунулся в кусты смородины, но его внимание отвлекла появившаяся в небе летающая тарелка. Она парила высоко-высоко, рядом с неприватизированным пока еще солнцем. - Деда, смотри! Летающая тарелка! Матвей подслеповато прищурился, и в его старых выцветших глазах вновь появился испуг. - Тарелка на небе? Да еще до обеда! - Тоже плохая примета, да? - спросил внук. - Хуже не бывает. - Матвей истово перекрестился. - Шоб ей лопнуть! Мальчик сделал руку козырьком и продолжал смотреть вверх, проверяя исполнится ли очередное дедово пожелание, лопнет или нет небесная посудина. Не ведали старый и малый, что это совершенно новое средство покорения пространства испытывали Алешкины родители - папа-пилот и мама-техник. Откуда им знать? Комиссары из ВПК предупредили, что пока никому - ни слова, ни пол слова. Не лопнула.
Чудово, 31 декабря. У Семена Босова, аккурат под Новый год, в огороде ударил гейзер. Горячая струя метров десять в высоту и с температурой градусов под семьдесят вонзилась в небо. Все окрест только и судачили об этом. Надо ж, гейзер! Прямо в огороде! Это же Клондайк! Предполагали, что участок Босова поднимется в цене в десятки раз. А может, и в сотни. У Семена сразу появилось много друзей. Все поздравляли, втихомолку завидовали и норовили без штанов залезть в горячую грязь. Глава администрации Еремеев, которого, когда надо, с семью собаками не сыщешь, сам объявился. Полюбовался гейзером и попытался, что называется, взять быка за рога.
- Давай по-доброму сговоримся, - увещевал он Семена. - Мы тебе однокомнатную со всеми благоустройствами, а ты нам участок со своей развалюхой. Мы твою землю используем для общего блага. - А вот этого не видал? - заносчиво спросил Босов, предъявив главе кукиш. Вообще-то он не слыл смельчаком; никогда не выделялся, был смирным, в некоторых случаях даже угодливым. Но сейчас в нем свершился переворот. - Я на энтом месте пансионат построю! - объявил он. - Ко мне из Европ приезжать будут. Ишь ты, отдай ему! Помнишь, я у тебя ссуду просил, всего-то жалких три тысячи. Ты мне дал? Еремеев, конечно, помнил. И сейчас сызнова осознал, что перед ним, в сущности, голодранец. - На какие шиши ты пансионат построишь? - коршуном взмыл. - У тебя на сортир денег нет! Всё в кустики ходишь, экологию ухудшаешь! Щас позвоню, комиссия из Амстердама приедет и задаст тебе перца. - Напугал! На своей земле в кустики хожу, - не поддался Семен. - И давай завяжем этот пустой разговор. Мне тута грамотные люди подсказали зарегистрировать гейзер, как АО и открыть пакет акций. Ты-то будешь покупать? Такого поворота Еремеев не ожидал. - И почем твои акции? - Тыща рублей штука. - С отложенной платежкой? - Только за наличные! - отрубил Семен и ушел в свою хибару. Еремеев озадачился. Наличных он не имел. Жена всю денежку на ширпотреб пустила: пластиковые окна, натяжные потолки, то-сё. Когда он попытался придержать её, она с яростью атаковала его вековечным аргументом: "Мы, что ль, хуже других?" И отправился Еремеев искать деньги. Но трудно найти то, чего в помине нет. В казне деньги отсутствовали. Они ушли на ремонт трех этажей в одноэтажном Доме культуры. "Эх, надо было третий этаж не ремонтировать", - запоздало подумал глава, шагая по обочине разбитой дороги. На ремонт дороги, помнится, тоже деньги выделялись. Еремеев стал мысленно прикидывать, что можно продать из собственного имущества. . Дачу? Так там обосновалась дочь с зятем-тунеядцем, любителем коньячка под шашлык. Машину? Так у неё полетела подвеска из-за колдобин на отремонтированных дорогах. Посуду из-под пива? Так это только в анекдоте шутят: "Сдал тару, купил у Абрамовича яхту". Может, соболью шубу жены на распродажу выставить? "А что! - приободрился он. - Пущай в телогрейке походит. Вот, разбогатею, тогда сделаю её первой леди, обую и одену, как миссис Обаму, а прокладки и духи выпишу из Парижу". Пока Еремеев разбирался с финансовыми проблемами, Семен Босов тоже не сидел без дела. С помощью кума Остапа раскатал заготовленный для постройки нового дома лес. Заостряя концы брёвен, поставили вокруг гейзера частокол в четыре метра высоты. Их жены, не дождавшись окончания обустройства, барахтались нагишом в теплой целебной грязи и кричали: "Ух, здорово!" А наличными Еремеев нашел только на поллитру, употребил, закусив квашенной капустой, и разум у него просветлел. "Мы пойдем иным путем! Надо попробовать землю у Семена отчудить". Люди в поселке отметили Новый год, на другой день активно похмелялись, а Еремеев засел в рабочем кабинете и зарылся в бумагах, пытаясь найти повод для отчуждения. Эврика! Оказывается, Босову принадлежал только дом, а землю туповатый Семен не удосужился оформить. За три дня Еремеев распродал имущество, и отправился в областной центр обивать пороги судов. Не оставляла надежда через знакомых судейских чиновников отвоевать источник, а затем, пользуясь служебным положением, приватизировать оный. Жена осталась ждать в пустой квартире. Желание стать первой леди помогало ей перенести тяготы жизни.
Возникновение удивительного гейзера не могло остаться незамеченным в СМД (средства массовой дезинформации). Появились статьи в местной, а затем в центральной прессе, новость проникла и в глобальные сети. Правда, не желая ехать в глушь по бездорожью, авторы помещали на сайтах снимки известных на весь мир грязелечебниц. Подключился во всеобщую вакханалию и комитет по природным ресурсам. Его сотрудники в срочном порядке зафиксировали новый минеральный источник. Пятого января, когда народ переключился на празднование Рождества, Семену пришла правительственная телеграмма из столицы. Руководство страны поздравило его с открытием нового гейзера. И Дума не осталась в стороне. Собравшись на внеочередную сессию, депутаты в срочном порядке пересмотрели бюджет и сделали поправку на увеличение налоговых поступлений. По их мнению, целебный гейзер С. Босова должен существенно увеличить сборы. Еще через день сведения об уникальном открытии попали в администрацию президента, и Семен получил депешу с поздравлением от секретаря Пескова. Смахнув со щеки слезу радости, он взял чистый лист бумаги и сел писать ответ. Жена Мария подошла сзади и пригладила мужу встопорщенные волосы. Семен, глубоко вздохнув, вывел: "Генеральному секретарю". - Дурья твоя башка! - заглядывая в письмо, тактично выразилась супруга. - У нас уже давно нет "генеральных". Президенты теперь! - А это не одно и то же? - Нет, это две большие разницы. - Ну, ладно, - согласился Семен, зачеркнул обращение и написал заново: "Товарищу президенту..." - Да ты на себя в зеркало смотрел? - не отступала Мария. - А чо такое? - С твоей-то протокольной рожей считаешь, что похож на товарища президента? - Да, тут я маху дал, - согласился Семен. - Рылом на товарища я не вышел. А как написать-то? - Напиши: господину... - Не пыли нафталином! - взбрыкнул Семен. - С господами наши деды ещё в гражданскую разобрались. - Дурак ты и не лечишься. Всё вернулось на круги своя еще двадцать лет назад в девяностых годах прошлого линолеума. - Надо ж, проспал, - Семен почесал затылок и под диктовку, не отставшей от времени жены, написал: "Господин президент! Выражаю вам свою признательность в виду признания моего гейзера". Чтоб еще написать? Пригласить, чтобы президент лично приехал и окунулся в открывшейся грязелечебнице?.. Меж тем Мария, чтобы не отстать от времени, включила телевизор, и сразу попала на репортаж из Храма. Владыка закончил литургию, потом подошел к передающей камере, постучал согнутым пальцем в объектив и сказал, заняв благообразным ликом весь экран: - Семен Босый и жена твоя Мария, вы слышите меня?.. - Слышим! - хором закричали Босовы. - А я наслышан о вашем гейзере и хочу лично освятить ево". Семен и Мария бухнулись на колени.
Скоро сказка сказывается, да застопорилось дело. Про АО Семен, разумеется, приврал, выдав желаемое за действительное. Все наши чины, общественные лица, певцы, танцоры и частные бизнесмены не слабее нищего народа отмечали нагрянувшие праздники. И только предприимчивые китайцы, у которых Новый год отмечают совсем в другое время, тут как тут объявились в Чудово. Их главный инвестор из ассоциации Женьминьжибао, без лишних разговоров предложил Семену электронный счет с тринадцатью нулями. - Не, я суеверный, - отказался Семен. - Добавьте еще нолик. Ударили по рукам. Да вот проблема: Босовы еще не обзавелись компьютером. Ни проверить, ни удостоверить электронной подписью сулимые миллиарды. Тогда главный инвестор подсунул Семену собственный восьмиядерный планшет, не уступающий по производительности главному процессору Пентагона. - И чей-то тут за крякобяки? - озадачился Семен, не знавший никакого языка, кроме русского, да и в нем уже некоторые буквы подзабыл. - Сичас поправим, - заверили китайские инвесторы и через всемирную паутину связались с Биллом Гейтсом. За миллиард долларов попросили его срочно сочинить программное обеспечение, в котором будут сплошь русские домены. Бил заупрямился и попросил накинуть еще миллиард. Китайцы, в предчувствии баснословных прибылей, согласились. И Майкрософт, в полном составе, уселся за работу. Семен Босый в ожидании нового ПО предался мечтам. Скоро он станет одним из самых богатых людей Земного шара и будет ворочать огромными деньгами. Первое, что он сделает - купит спортивную команду. Даже две! Одну, следуя обычаям наших олигархов, по футболу, а вторую, и причем женскую, по скоростному поеданию пончиков. Её капитаном станет Мария, охочая до всякой стряпни. Миновал Старый Новый год. Жители Чудово обнаружили, что в их квартирах стало довольно прохладно. Но наши люди не взыскательны. Зато сообразительны. Они подогревались горячительными напитками и жгли костры посреди комнат. Вот только один склочный пенсионер, Иван Иванович Потёмкин, язвенник и трезвенник, сильно возмутился и написал жалобу в "Теплоэнергосбыт". Не ответили. Тогда Иван Иванович созвонился с дежурным оператором и недвусмысленно пригрозил, что пожалуется в Европейский суд по правам человека. После чего начальник компании, которому осмелились доложить, забеспокоился. - А подать мне Тяпкина! - потребовал он. И главный инженер Тяпкин принялся выяснять, в чем дело. Но с больной головы ничего не мог понять. Одно только твердил: "Недопустимый расход рабочего тела объекта". Ответ дала сторожиха Бодрова, углядев в артиллерийский бинокль гейзер в огороде Семена Босова. Вышли на работу, в последний раз похмелившись, токаря и слесаря, пекари и сантехники, менагеры и чиновники. Четырнадцатого января в Чудово выехала аварийная служба. Оказывается, гейзер в огороде Семена был прорывом магистрального водопровода. Когда-то за домом Босовых, в загородной роще, находился пансионат для престарелых. Потом, из-за недостатка финансирования, его прикрыли, обитателей переселили на постоянное место жительства в находящее рядом кладбище, а трубу с горячей водой заглушили. И вот она дала о себе знать.
Семен Босов тяжело переживал крушение иллюзий. Стресс испытывал и глава Еремеев. Его жена, так и не став первой леди, дождалась оттепели, скинула ватник и в голом виде вышла на улицу, где была ангажирована бомжем Челентано, проживавшем в благоустроенном канализационном колодце. Китайцы снялись и улетели. На картах природных ресурсов, гейзер "Босовской" отметили как нерентабельный. Дума, чтобы не пересматривать госбюджет, увеличила налоги малому бизнесу. По отдельному распоряжению губернатора, усилился контроль над водопроводными трубами. В остальном, всё осталось по-прежнему.
Аким Шалый лапти подвязал и посконную рубаху надел. - Теперь и попрощаться можно, - сказал он. - А то мало ли...
Троекратно расцеловал жену Лебёдушку, а семерых детей по одному разу. Выскочил восьмой. "Вроде ж семеро у меня? - задумался Аким на секунду. - Ну, да ладно. Недосуг разбираться". Шалого ждало небо. Ждали и жители села Горемыкино. Ждали гости. Толпа ротозеев высыпала на площадь. Развевались конские хвосты над шатрами представителей Орды. Раскинулся половецкий стан. Разделывали баранов и ждали показа крыльев воздухоплавательных. Никто не знал, что это такое, и на всякий случай крестились. Аким влез на колокольню. Надел на спину приготовленные крылья, встал на карниз и обратился к толпе: - Слушай меня, народ честной! Все затаили дыхание. - В наше многострадальное время, когда и хлеба не вдосталь, соорудил я крылья сии. Дабы летать, как птица. А помог мне спонсор мой, Митрофан Бесштаной, что яичную торговлю ведёт. За это превеликое ему спасибо! А сейчас я, с Божьей помощью, воспарю! - Неужели воспарит? - удивлённо спросил бородатый мужик. - Акимушка-то? Этот воспарит! - отозвался старик в кургузом армяке. - Я его, стервеца, сызмальства знаю! Оттолкнувшись от карниза, Аким Шалый взмыл под облака. Народ ахнул. Сделав "мёртвую петлю", он снизился и, пролетев над головами зрителей, стал набирать высоту. В лучах солнца мелькнули застиранные портки и первая на Руси реклама, размещенная на крыльях: "САМЫЕ КРУПНЫЕ ЯЙЦА У МИТРОФАНА БЕСШТАНОГО!". Неожиданно Аким, ловко сработав лаптями, сорвался в штопор. Все в страхе затаили дыхание. "У-у, мать твою!" - раздалось с небес. Аким Шалый нёсся к земле. Ордынцы в страхе на землю попадали. Половцы в степь ускакали. - Врежется! - сказал бородатый. - По саму задницу в землю уйдёт, - добавил старик в армяке. - Я его, стервеца, знаю! Но, когда до земли оставалось пол аршина, Аким ловко вышел из пике и взмыл вверх. Не рассчитав, мазнул грязными лаптями по носу хана ордынского. Нукеры за луки схватились. - Отставить! Он мне живой нужен, - приказал хан. Аким приземлился на площади, тормозя дымящимися от перегрузки лаптями. К нему бежали соседи, земские люди, жена Лебёдушка с детьми. Но всех опередили слуги ордынские. Схватили летуна и, перекинув через круп коня, к шатру умчались. - Садись рядом, урус Акым, - пригласил хан. Он хлопнул в ладоши, и слуги внесли большой чан с дымящимся пловом. - Я дам тебе денег, - соблазнял ордынец. - Много дам. Ты же мне секрет крыльев передашь. А хочешь, в Золотой Сарай поедем? Жить будешь, нужды не зная. - Нет, - отказался Аким. - У меня ж дети. - Сколько их? - Семь... а может, восемь. Всё одно - много. - Ага. Тьма по-нашему, - понял хан. - Ещё какая тьма! Кормить надо, одевать, обувать... нет, обувать не надо. Они босиком бегают. - Так я тебе шатёр новый дам, - продолжал умащивать ордынец. - Большой, для тьмы детей. - С унитазом? - Зачем он тебе? У нас вся степь унитаз. Аким запустил руку в плов. Еще подумал и покрутил головой. - Нет, не можно так. Князь-воевода прогневается. На дыбу пошлёт. - Дурак ты, урус Акым, - покривился хан. - Твой кыназ с моими наложницами тешится, а мзду не платит. Я с ним полюбовно улажу. Так поедешь? - Ладно, помыслю. - Гут бакши, - ордынец опять хлопнул в ладоши. Вкатили бочонок вина. На середину шатра танцовщица выскочила. Бедрами затрясла, срамница. А когда повернулась задом, Аким увидел, что на её ягодицах губной пастой сердечко намалевано. И в третий раз хлопнул ладошами хан. Вбежал музыкальный ансамбль. Молодой акын только что сочиненную песню спел: "Все выше, выше и выше стремим мы полет наших крыл". Аким пил заморское вино и в кости играл. Проиграл посконную рубаху, домотканые порты. - Ай-яй, какой худой, - покачал головой ордынец и подарил халат шелковый. Почти новый. - Ты закусывай, Акым, - хан сунул в рот гостю жирное ухо баранье. - Вот приедем ко мне в Золотой Сарай, только крылья и будешь шить. Сделаешь для моих воинов много-много. И полетим мы с тобой Вечерние страны покорять. У Акима воображение - будь здоров. Представил тысячи всадников, порхающих в воздухе с кривыми саблями, и он сам впереди - на лихом коне с громадными крыльями. Домой, за семьей, воздухоплавателя привезли на повозке с ордынским бунчуком. В цветном халате на голом теле. Пьяного и в губной помаде. - От, леший! Дома детям есть нечего, а он пьёт! - неласково встретила его жена. - Не тужи, лапушка, - повинился Шалый. - Ух, скоро заживём! В Сарай на заработки приглашают. Шатёр новый дадут. - Еще чего! - взбунтовалась Лебедушка. - Не поеду! "Ладно, утром уговорю", - засыпая, подумал Аким. Но под утро явились люди с тайного приказу, крылья сожгли, а Шалого увезли в съезжую. Туда же притащили спонсора Митрофана Бесштанова. Обоих в измене обвинили и к медведям в берлогу бросили. Хана же ордынского, объединившись с половцами, при Калке разбили. А потом еще много раз по степи, как сайгака, гоняли. И тем самым Вечерние страны, Европу то есть, от монголо-татарского ига спасли. На том всё и забылось. Правда, князь-воевода, спохватившись и осознав полезность изобретения, закупал крылья где-то во фряжских землях. Да не обладали они подъемной силой, как не приспосабливали их. Один смельчак рискнул: выпил чарку - и бросился в импортном снаряжении с колокольни Ивана Великого. Разбился напрочь. После того полеты наяву запретили. Так что в окончательной битве на Куликовом поле ни с той, ни с другой стороны авиация участия не принимала. Но велика память потомков! И по сей день в селе Горемыкино стоит высеченный из березового полена памятник Акиму Шалому - основоположнику Воздушного Флота России.
Воспитанники детского сада "Рось", играли в песочнице. Вовик Крутой строил из песка пирамидку. Пирамидка получалась аккуратной, c тремя гранями. Дима Маленький играл найденным на улице, газовым баллончиком для зажигалок. Гена-переросток, крупнее всех остальных, замешивал в ведёрке песочек с водой, получалась грязь, но это его радовало. Еще один Вова, хулиган каких мало в детсаде, прикидывал, с кем сцепиться.
Вовик Крутой вставил в пирамидку флажок и понарошку назначил себя президентом. - Надо навести в песочнице порядок. У нас много всякой грязи завелось, - скомандовал он. - А почему ты всё время президент? Так не честно! Я тоже попрезидентить хочу, - захныкал Дима Маленький, и пшикнул из газового баллончика, желая показать, что он тоже крутой. - Гы, гы! А я сейчас, всех вас грязью оболью! - сказал Гена-переросток. - Подумаешь, напугал. А я как был президентом, так и буду, - сказал Вова Крутой. - Вы уже мне надоели. Детский сад! Но он побоялся, что с ним никто играть не захочет, и поэтому пошел на попятную. Посмотрел на маленького хнычущего Диму, прищурился и сказал: - Ладно, так и быть. Побудь президентом, Димон, а я пока в самолётики поиграю, - и передал ему флажок. Президентить было интересно. Дима маленький пересел к пирамидке, а газовый баллончик подсунул под себя. - Вовик, - повернулся он к бывшему. - Ты лучше в самолётики не играй, а построй мне игрушечную площадку. С хоккеистами, лыжниками и горкой. - Это не моё, - хмыкнул Вовик Крутой. - Я никогда ничего не строил и не собираюсь. - А я хлыздить буду! - захныкал Дима маленький. - Хочу площадку! - Ну, ладно, - согласился Вовик. - Попробую. Он построил площадку и опять стал играть в самолётики. Но поглядывал на флажок и хмурился. Ясное дело, сожалел, что передал президентские полномочия. "Наверно, отбирать будет, - забоялся Дима маленький. - Ой, мама! Приди быстрей за мной". "А чтой-то они тут понастроили?" - ревниво подумал Вова-хулиган. Улучив момент, когда на него никто не смотрел, ткнул пирамидку. Пирамидка рассыпалась. - Э, ничего вы не умеете! - с ехидцей сказал он. - Тупые вы! Вот я - умный! Я ничего не строю, значит, у меня ничего никогда не рассыплется. - А я не хочу президентить, - радуясь жизни, сказал Гена-переросток. - Я лучше вас грязью оболью! "Может, взять леечку с водой да замочить всех?" - подумал Вовик Крутой. Но вслух, хитро прищурившись, предложил: - А давайте заново выбирать! - Ага, давайте, - ожил Дима маленький. - Только чтобы по чесноку. Еники-беники, ели вареники... - Не-ет! - крикнул Вова-хулиган. - Так не пойдёт, однозначно! Жульничество! Давайте нарвём бумажек, на одной напишем: "Президент", и положим в Генкину кепку. Кому достанется эта бумажка, тот и будет президентом. - А какая разница? - спросил Гена-переросток - Можно и с помощью еников-беников. - Нет уж, большая! - воспротивился Вова-хулиган. - Если мне попадётся эта бумажка, а она мне попадётся однозначно - то я еще подумаю, что делать. Может, променяю её на шоколадные конфеты. А ваши "Еники-беники", мне до феников. - Давай сразу уговоримся, - сказал Дима-маленький. - Сколько конфет ты хочешь? ... Но тут подошла воспитателка и повела детей на обед. "Специально обед придумали, - бурчал на пути в столовую Вова-хулиган. - Чтобы наши выборы сорвать!" "А я всё равно всех грязью оболью! - тешил себя Гена-переросток. - Не сейчас, так после обеда". "А что? Если б конфетами вопрос решить, - раздумывал, поддерживая штанишки, Вовик Крутой, - тогда и мочить никого б не надо". Однако лейку на всякий случай припрятал.
Сегодня в кедровой роще на Picnic Site я столкнулся с большой группой русских туристов, приехавших сюда отметить шашлыками день Победы.
Кое какие их разговоры между собой долетали до меня, пока я жарил на углях свои сосиски.
Они очень сожалели, что "Турция не пускает к себе русских туристов".
Потому что "раньше, мы 9-го мая искали по всему Кемеру немцев и пи$дили их", а тут, на Кипре, немцев нет и пи$дить по случаю 9-го мая некого?
"А может англичан?" - подал мысль один из них, но ему возразили, что англичане были "нашими союзниками". На возразившего зашикали, что англичане были не настоящими союзниками, а только притворялись.
Потом была дискуссия, настоящими или притворными союзниками были англичане, переросшая в единодушное мнения, что "нам надо повторить, потому что они в 1945 году ничего не поняли".
И тут я представил себе вживую, как бы они "повторяли бы успех дедов". И написал об этом рассказ.
— Ну, позвони еще раз, — нетерпеливо напомнил Петр Кузьмич жене
— Так звонила только что, абонент недоступен…
— Ну тогда без них на шашлыки поедем! Сами виноваты! Нас тоже ждать никто не будет, все уже небось, давно собрались.
— День Победы, всё же, — неуверенно возразила жена, — они всерьез обидятся…
Раздался звонок в дверь.
— Ну вот и они, — Петр Кузьмич вышел в прихожую и открыл.
В квартиру ввалились два здоровяка, ряженые в военную форму, стилизованную под 30-е: синие фуражки, синие галифе, гимнастерки цвета хаки.
— Это ваша машина? — с ходу, в лоб, даже не поздоровавшись, спросил один, протягивая Петру Кузьмичу фотографию.
— Моя, — ответил Петр Кузьмич с ёкнувшим сердцем, — что с ней?
— Не волнуйтесь, с ней все в порядке. А вот надпись «1941-1945! Можем повторить!», это вы сами наклеили?
— А вам какое дело, — ответил Петр Кузьмич с вызовом, — имею право!
— Нет, нет, конечно имеете право, — заверил его один из ряженых, — мы тут собственно, как раз для этого, чтобы помочь вам реализовать это ваше право.
— В смысле? — не понял Петр Кузьмич.
— Ну в смысле, вы же сами написали на машине «Можем Повторить». Вот мы и предлагаем поехать с нами и повторить то, что было в 1941-1945 годах. Раз уж вы высказали такое пожелание, — отчётливо выговорил он, глядя в недоумевающие глаза Петра Кузьмича.
— А-а-а! — Так вы реконструкторы? — наконец догадался Петр Кузьмич. — Спасибо, ребята, за приглашение, но как-нибудь в другой раз. Сегодня праздник, мы едем на шашлыки, у нас большая компания…
— Знаем, — перебил его ряженый — так в том-то и дело, что вся ваша компания — у нас, все уже переоделись, только вас не хватает.
— И Куликовы? — спросил Петр Кузьмич, вспомнив, что Игорь как раз вчера вроде бы намекал на какой-то сюрприз на шашлыках.
— Игорь Иванович Куликов ждет вас в машине, внизу, — отчетливо сказал другой.
— Ну это как-то неожиданно всё, надо собраться, подготовиться…
— Вам всё дадут! Всё уже готово, ждем только вас.
— Ну минутку, сейчас жена переоденется.
— За ней потом заедут, у нас там внизу АМО-ЗИЛ, полуторка, грузовой, не для женщин. За ней через полчаса легковая машина заедет.
— Эмка, — уточнил другой, — в смысле — ГАЗ-М.
У подъезда и в самом деле стоял раритетный довоенный автофургон. На нем была аутентичная, довоенным шрифтом надпись «Хлеб» и вполне современная графика, с георгиевской ленточкой, российским триколором и большой надписью «1941-1945! Приглашаем повторить!»
— Круто! — восхитился Петр Кузьмич и пролез вовнутрь.
Следом влезли ряженные. Дверь с шумом захлопнулась, фургон тронулся, толчком опрокинув Петра Кузьмича на скамейку.
Внутри было почти темно. Только сейчас Петр Кузьмич заметил, что в фургончике только одно маленькое зарешеченное окошко. В полумраке он разглядел, что напротив сидят два человека в военной форме. Одни из них был Игорь Куликов, а другого, крупного и рыхлого кавказца он не знал. На Куликове были надеты наручники, его губа была разбита, а под глазом наливался фингал.
— Вы, Петр Кузьмич, сами пошли с нами, добровольно, а вот ваш приятель — не хотел идти, — видите, как нехорошо с ним вышло, — перехватил его взгляд один из ряженных.
— А вы пока переоденьтесь в военное, — добавил другой, — протягивая ему узелок, всё чистое, отстирано и продезинфицировано, не беспокойтесь.
— Я не вешал эту дурацкую надпись на свою машину, — вдруг сказал Кавказец.
— Не вешали, — согласился один из ряженных, — но это ведь ваша фирма производила «Эти наклейки, «1941-1945! Можем повторить». Это была ваша личная бизнес-идея, так что вам тоже придется «Повторить».
— Беги, Петя, беги, — вдруг закричал Куликов.
Петр Кузьмич рванул с места и распахнул дверь, она была не заперта. И замер. Вместо городского пейзажа, который должен был быть за дверью, до горизонта тянулась выжженная дымящаяся степь, усеянная разбитой военной техникой, развалинами каких-то домов и вздувшимися трупами лошадей и людей.
— Некуда бежать, — спокойно сказал один из конвоиров, — вы сядьте, Петр Кузьмич, а то, неровён час, вывалитесь на ходу и не доживете до Победы.
— Мы сами не знаем, как это устроено, — заметил другой, — но вот так вот. Войти в этот фургон вы можете и в Москве 2016-го, а вот выйти из него — только сюда. До самой Победы!
Петр Кузьмич сел на скамейку и решил пока не переодеваться. Ситуация была дурацкая и непонятная, но должно же быть там, куда они едут, хоть какое-то начальство, хоть кто-то адекватный. Он был опытным переговорщиком и знал, что одежда многое определяет на первых порах. Если он будет одет так же, как все кругом, он мгновенно затеряется в толпе и возможно, не сможет поговорить с начальством.
Конвоиры, слава богу, не настаивали.
После полутора часов очень тряской дороги фургон, наконец, остановился.
— Приехали! — сказал конвоир и выпрыгнул наружу.
Петр Кузьмич выпрыгнул следом.
Он почти пожалел, что не переоделся, так как тут же по колени провалился в густую глинистую грязь. Воняло чем-то невыносимо, глаза тут же заслезились от едкого дыма. Из-за близлежащего пригорка ухали разрывы и густо стрекотали пулеметы.
К ним, увядая в грязи подбежал большой страшный человек с лицом, измазанным в саже, с какими-то значками в петлицах, и красными от полопавшихся сосудом глазами.
— Братцы, спасибо, — просипел он конвоирам, — Ей богу, сгинули бы тут без вас! Если бы не ваши новобранцы! Заткнули прорыв. Полторы тысячи положили, но заткнули.
— Вот еще трое, — сказал один из ряженных, — этого мало, понимаем. Но на сегодня это всё. Завтра еще привезем.
— Простите, — вы тут главный? — не выдержал Пётр Кузьмич.
— Это кто? — просипел страшный человек, обращаясь к конвоиру, — репортер что ли?
— Новобранец! — коротко ответил конвоир. — Только призвали, еще не переоделся, комплект обмундирования на руки получил.
В глазах Петра Кузьмича что-то страшно сверкнуло. Лишь спустя минуту он осознал, что лежит на земле лицом в грязи, рот наполнен кровью и осколками зубов, а сиплый голос изрыгает такие витиеватые матюки, каких ему никогда не приходилось слышать в жизни. Шатаясь от головокружения, он встал на ноги.
— Ты чего тут стоишь, быстро переодеться! А прямо тут шлёпну за неповиновение, — заорал на него сиплый голос.
Строй состоял из явно необученных бойцов, даже в военной форме они выглядели по-граждански. Петр Кузьмич заметил, как некоторые тайком пытались позвонить по мобильнику. Но он уже знал, сеть тут не ловится
Пожилой маленький взводный даже не пытался навести порядок в строю. Он ходил перед строем и выкрикивал рубленные фразы зычным голосом, чтобы слышали все.
«На высоте три дота! Наша артиллерия их пробить не может! Авиации — нет! Ваша задача подойти вплотную к дотам и огнем по бойницам с близкого расстояния — подавить их! Берите с собой гранаты, кто сколько может, гранат у нас много! Если кому удастся подобраться вплотную и закинуть гранату в абмразуру, — тут он сделал паузу и с явным сочувствием глянул на строй, — тот вернется назад досрочно!
Не поворачиваться назад! Кто повернет назад, будет уничтожен огнем заградотряда! Не останавливаться! Кто остановится, будет уничтожен огнем заградотряда! Вопросы есть?»
— Товарищ командир, — нерешительно поднял руку Петр Кузьмич, — а из чего стрелять, оружия нам не дали.
— Винтовок на всех не хватает, товарищ боец, — строго сказал взводный, — берите гранаты.
— Но я очень хорошо стреляю, очень метко, товарищ командир, — сочинил Петр Кузьмич, на ходу прикинув, что с винтовкой в руках не надо будет лезть к самой амбразуре, можно будет залечь в поодаль и подождать, пока кто-то другой закинет гранату.
К Петру Кузьмичу подошел крупный боец с трясущимися от страха руками.
— Спасибо, дурак, — прошипел он, — немцы будут сначала стрелять по тем, у кого винтовки в руках.
Он был не прав. Пулеметная очередь сразила Залдостанова одним из первых.
Немцам не надо было вглядываться, кто с винтовкой, а кто — без. Склон холма был гладкий без единого выступа и три немецких бетонированных огневых точки на его вершине, мгновенно срезали очередями любого, кто появлялся у подножия, не давая сделать ни единого шага наверх.
Весь взвод был выкошен, словно трава косой, в течение нескольких секунд. Успели упасть и вжаться в землю только человек десять. Немцы прекратили огонь. Но тут же застучали пулеметы с тыла.
Заградотряд стрелял пока не прямо по залегшим бойцам, а чуть ниже — очереди стелились сзади и постепенно поднимались, подталкивая маленький отряд вверх по склону холма. Бойцы поднялись в атаку и тут же начали стучать немецкие пулеметы. Несколько бойцов дернулись и замерли.
Петр Кузьмич вдруг вспомнил, чему его учили когда-то давно, на военной кафедре.
Он потихоньку откатился в сторону метров на десять и сделал бросок вперед. Пули сначала ударили по тому месту, где он только что лежал, и он успел продвинуться метров на семь. Так, перебегая и перекатываясь, он вскоре понял, что изо всего взвода он остался в живых один. Заградотряд молчал, а немецкие пулеметы стучали лишь когда он делал очередной бросок.
В конце концов он приблизился к дотам на расстояние, когда его перемещения стали видны немцам. Он лежал в ложбине и при малейшей попытке перекатиться, немецкие пулеметы включались и били пугающе близко.
Но солнце уже клонилось к закату. Еще полчаса, понял Петр Кузьмич, и он в сумерках подберется к амбразуре незамеченным. И тогда — домой, он был уверен, что взводный говорил правду, не шутил.
И тут снизу застучали пулеметы заградоряда.
«Идиоты, — выругался про себя Петр Кузьмич, — они что не видят, что я уже достиг цели? Что надо только чуток подождать, и высота — наша!»
Очередь заградотряда полоснула почти по ногам.
Он попытался двинуться вперед, но немецкие пули взбили у него пыль прямо перед носом.
«Идиоты! — еще раз выругался Петр Кузьмич»
Еще одна очередь сзади намекнула на необходимость движения вперед.
Петр Кузьмич медленно, стараясь не производить лишних движений попытался поползти. И тут мелкие камешки под ним осыпались, и он покатился вниз.
Почти одновременно несколько пуль, выпущенных заградотрядом, прошили его тело по диагонали. На несколько мгновений он испытал невероятную, невыносимую боль. А потом увидел откуда-то сверху, как он сам лежит на осыпи из мелких камней и его ладони медленно разжимаются.
Потом это его верхнее зрение скользнуло вниз по склону холма и проникло в штабной блиндаж. Там была его жена, переодетая санинструктором, а страшный человек с сиплым голосом шептал ей на ухо, нетерпеливо дыша: «Если будет артачиться, красивая, то прямо сейчас отправишься туда, на высоту, если будешь умницей, то завтра увидишь твоего мужа, он ничего и не узнает…»
Перед тем, как сознание Петра Кузьмича угасло навсегда, оно проникло за горизонт событий, и он успел понять, что все что только что произошло и происходит — это реальность, а не сон, как он надеялся до самого последнего момента.
Перенос во времени произошел совершенно безболезненно и даже как-то почти незаметно. Просто в один момент высотки сменились деревянными двухэтажными домами, поток машин - одинокой полуторкой, а афиша со Стасом Пьехой - плакатом со Сталиным.
- Я попаданец! - изумленно осмыслил ситуацию Ярослав.
Но для полной уверенности он решил обратиться к местным, или, вернее сказать, нынешним. Вот компания молодых людей - одеты скромно, но их простые открытые лица носят печать одухотворенности и внутренней чистоты, которая давно забыта в двадцать первом веке. Наверное, идут в аэроклуб.
- Какой сейчас год? - спросил Ярослав.
- Сороковой, дядя. А ты, гляжу, попаданец?
Второй раз за пять минут Ярославу пришлось изумленно осмысливать ситуацию. Неужели он не единственный путешественник во времени?
- Поди, и ноутбук у тебя есть? - продолжали распрос одухотворенные юноши.
- Э... Нет, только мобильник.
- Сгодится и мобильник. Пойдем, мы тебя до Кремля проводим.
Но вместо Кремля Ярослава проводили до какого-то совсем уж глухого закоулка, и там несколько раз сильно, с чувством ударили под дых. Несчастный попаданец хотел крикнуть: "милиция!", но смог лишь тихо просипеть что-то неразборчивое.
- Молчи, жоподранец, а то порежу! - пригрозил самый одухотворенный парень и ещё раз ударил.
- Оставь! - вмешался его несколько менее одухотворенный товарищ, - Не собака, всё же...
- Собаку жальче! Эти ведь твари как к нам попадают, так первым делом давай учить, кого ещё расстрелять надо да что запретить. Хоть бы одна сволочь сказала: товарищ Сталин, сделай народу послабление. Нет, хрен там...
Тем временем Ярослава раздели до трусов в темпе короткометражного гей-порно. Вся одежда и содержимое карманов стали добычей хроноаборигенов. Они обсуждали свои трофеи, демонстрируя редкую осведомленность.
- Глянь-ка, "Гэлакси"! И гарнитура при нём! Жаль, зарядки нет.
- Чай, сороковой год щас, сделают артельские зарядку. Главное, за настоящую цену сбыть, а не как в тот раз...
- Эх, богато живут в будущем! В телефоне и так часы есть, а он ещё отдельно котлы носит!
В итоге кроме трусов Ярославу оставили один лишь паспорт и пластиковые карточки, соврешенно для грабителей бесполезные. Даже российские деньги с двухглавыми орлами они для какой-то цели забрали с собой. Охая от боли, путешественник во времени кое-как добрел до местной милиции.
- Попаданец? - равнодушно спросил милиционер, - С какого года прилетел?
- С шестнадцатого.
- А чего голый?
- Ограбили...
- Бывает, - всё так же равнодушно произнес страж порядка, - Нашел где своей мобилой трясти.
- Я думал, при Сталине не было преступности! - Ярослав чуть не плакал.
Офицер посмотрел на него с брезгливой жалостью. Через час попаданца, уже кое-как одетого, отвезли в Управление по делам хрономигрантов. При этом милиционеры воспользовались обычным трамваем, и даже честно заплатили за билет для конвоируемого. Ярослав, привыкший, что в его время полиция передвигается почти исключительно на авто, начал понимать, что очутился в очень бедной стране, а попаданцам тут придают не больше значения, чем обычным хулиганам.
Сотрудники управления носили военную форму - уже с погонами, даром что ещё сороковой год. Они сфотографировали Ярослава анфас и в профиль, взяли отпечатки пальцев, отвели к врачу на осмотр, забрали паспорт, а взамен выдали совершенно необъятную анкету на множестве листов и шариковую авторучку.
- Разве они уже есть? - удивился попаданец.
- За валюту в Америке покупаем, - объяснил чиновник, - потому что вы нормальными писать совсем не умеете, зря только бланки поганите.
Ярослав принялся тщательно заполнять анкету, включая экзотические вопросы про наличие родственников на оккупированной в 1941-1944гг. территории. Рядом, тоже с анкетой, сел полный мужчина лет сорока - судя по одежде, современник Ярослава.
- Здорово, собрат! Ты с какого года?
- С шестнадцатого.
- А я с девятого. И как там у вас в шестнадцатом?
- Да никак. С хохлами воюем помаленьку.
- С к-е-е-е-м?!..
Ярослав уткнулся в анкету. Вопросы дошли до образования, и он с гордостью, старательно выводя буквы, сообщил, что является дипломированным инженером. Не интеллигент, слава богу, профессия есть. Не пропаду и при Сталине! А что раньше не по специальности работал, так не беда, быстро всё вспомню и втянусь. С иностранными языками напало сомнение - вдруг сочтут шпионом? - но все же попаданец написал, что знает английский. Сдавая анкету, Ярослав наконец-то почувствовал некоторую уверенность в завтрашнем дне.
Вечером попаданцев - их было несколько десятков - отвели в столовую и накормили весьма скромным полувегетарианским ужином. В большом помещении наподобие казармы Ярославу выделили верхнюю койку, с которой он полночи донимал товарищей по несчастью распросами. Выяснить удалось следующее: попаданцы поступали ежедневно в больших количествах, с одной только Москвы по несколько человек, Управление по делам хрономиграции принимало их, отправляло в пункт временного размещения, сортировало и пыталось найти бедолагам место и дело в Советском Союзе 1940 года. Продолжалось всё это уже не первый год.
После завтрака Ярослава вновь отправили заполнять бумаги, но теперь напечатанные на листах вопросы озадачили куда сильнее, чем вчерашние. "На нерастяжимой невесомой нити длиной 1 м висит груз массой 1 кг. В него ударяет пуля массой 10 гр со скоростью..." Попаданец потер лоб. Что за черт?! "...найдите угол, до которого отклонится..." Это что, задачи по физике? Предки решили проверить, какой из него инженер? Ладно, подыграем им...
Дело почти пошло на лад, когда Ярослав смог нарисовать схему приложения сил, но в самый ответственный момент он понял, что не помнит, кто есть кто в паре синус-косинус и как их, собственно, находить. Он взялся было за следующую задачу, но та оказалась из области оптики, а про оптику попаданец со школы знал одно: она ему никогда не понадобится. Чтобы прервать дурную последовательность, Ярослав решил начать с конца, но в конце вместо физики был уже английский. И зачем только было вообще про него писать в анкете?! Теперь требовалось придать глаголам правильные времена, а ведь в английском их целая дюжина, если не больше... Ярослав загрустил.
Следующую пару недель пришлось провести в казармоподобном пункте временного размещения, ожидая решения своей участи и осваивая сложное искусство растопки углем. Счастливчики, для которых находилась работа по специальности, уезжали, но на их места каждый день поступали новые в таком количестве, что скоро все помещения переполнились. Тогда главный офицер торжественно объявил, что попаданцам предстоит выслушать обращение самого товарища Сталина. Ярослав готов был разорваться между ужасом и восторгом, но оказалось, что речь идет всего лишь о кинозаписи. Всех гостей из будущего согнали в зал, погас свет и застрекотал проектор. Пленка была цветная, а великий вождь - как живой.
- Дорогие товарищи попаданцы! - начал говорить экранный Сталин с неприятно сильным акцентом, - Все вы читали там у себя книжки, в которых люди вроде вас прилетают из капиталистического времени ко мне в Кремль, и я там с этими людьми разговариваю. К сожалению, у меня нет возможности поговорить со всеми вами лично, поэтому я сделал эту запись. И вот что я вам хочу сказать: вы очень, очень подвели наше молодое пролетарское государство!
"Когда же я успел?!!" - ужаснулся Ярослав.
- Ваши писатели-фантасты почему-то думали, - продолжал Сталин, - что попаданцы могут быть только в Советском Союзе. Но наука учит нас, что вселенная изоторопна...
"Какие слова Хозяин знает!" - теперь Ярослав восхитился.
- ...поэтому та же необъяснимая пока сила, которая закидывает вас к нам, закидывает в капиталистические державы их собственных попаданцев из будущего. И поскольку в будущем промышленное развитие империалистов выше, чем ваше, то, следовательно, наши империалисты получают из будущего больше ученых, инженеров и квалифицированных рабочих. И притом высшего качества. Поэтому попаданцы не только не помогли уменьшить наш отрыв от капиталистов, но он стал больше, чем был бы без них! И чтобы нейтрализовать это ухудшение, советский народ вынужден ещё больше трудиться и ещё скромнее жить, чем это было в вашей истории! Ай-ай! А всё из-за того, что вы негодные специалисты!
Ярославу стало стыдно.
- К счастью, - успокоил Сталин, - узнав о грядущем провале авантюрной стратегии Гитлера, военная и финансовая верхушка Германии избавилась от бесноватого ефрейтора и решила повременить с мировым господством. Но этой передышкой в Европе не дают нам воспользоваться японские милитаристы в Азии. Укрепив свою промышленность великолепными кадрами из будущего, они перевооружили армию новой техникой и, несмотря на георическое сопротивление наших войск, грабительски захватили половину Монголии.
Тут изображение вождя на время сменилось кадрами военной кинохроники - видимо, японской, поскольку изображались в основном победоносные японские войска, и оснащены они были так, что уместно смотрелись бы не в сороковых, а в шестидесятых. Об истинной эпохе напоминали только неизменные мечи господ офицеров, будь те даже вертолетчиками. У Ярослава замерло сердце.
- Поэтом было решено позволить нашим попаданцам исправить последствия их попаданческой некомпетентости. У нас есть тридцать, сорок тысяч здоровых мужчин, которые ничего не умеют делать. Этого хватит, чтобы восполнить все потери в Монголии. Я уверен, что бойцы попаданческих дивизий не посрамят имена своих великих предшественников - подростков против Гудериана, студентки Тани - наставницы Жукова, хипстеров в тылу Аненербе и Гоги Кривого, разрушителя Пентагона!
Песков почувствовал холод. Понял, что не спит, и открыл глаза.
Увидел несколько елей, а за ними бескрайнее чёрное поле, кое-где покрытое неуверенным первым снегом.
Тут Песков осознал, что висит, прижатый спиной к стволу дерева. Какая-то сила держала его в воздухе. Посмотрев вверх, он разглядел парашют, стропы которого запутались в кроне.
"Это как же так? Где я?" — Песков напряженно морщил лоб, но ничего не мог вспомнить, отчего по-настоящему испугался.
Повозившись, он смог отстегнуться от парашюта, и упал. К счастью, до земли было совсем близко.
Песков, кряхтя, поднялся на ноги. Порывшись в карманах куртки, нашёл телефон, кошелёк, сигареты, зажигалку и жевательную резинку. Телефон был разряжен.
"Проклятие!", — Песков закурил.
Курить он под влиянием Президента бросил, но иногда втайне все же наслаждался сигареткой-другой. Особенно когда нервничал.
Курение успокаивало. Какие-то обрывки воспоминаний начали всплывать на поверхность сознания: экстренный вызов Президента, тайный бункер под Кемерово, самолет, катастрофа...
“Катастрофа! Самолет был неисправен и падал!"
Пескова бросило в жар. Он вспомнил, как пилоты буквально силой вытолкнули его из самолёта.
Больше часа брёл он по бескрайним просторам и, уже не надеясь кого-либо встретить, заметил вдруг далёкую точку. Она перемещалась.
"Человек", — подумал Песков и рванул, выкрикивая на бегу: "Стойте! Подождите!"
Точка остановилась, обретая силуэт по мере приближения.
Подбегая, Песков перешёл сначала на шаг, а потом и вовсе остановился оробело. Перед ним возвышался здоровенный бородатый мужик в тулупе. С ружьём. Был мужик угрюм, и взгляд имел колючий, подозрительный…
— Здравствуйте! — запыхавшийся Песком говорил с трудом. — Мне нужна ваша помощь... я заблудился... попал в аварию... Можно я с вами?...
Мужик снял с плеча ружьё и направил на незваного попутчика.
— Подождите-подождите, — залепетал Песков, поднимая руки. — Я же ничего. Я заблудился. Я...
— Шальной? — мрачно поинтересовался мужик.
— Я? Нет, ну что вы. Я просто заблудился, — Песков уже пожалел, что догнал этого типа.
“Завалит меня здесь, никто и не узнает”.
— Кто такой? Из Города? — бросал мужик суровые отрывистые вопросы.
— Из Кемерово, — зачем-то соврал Песков. — Я тут…
Мужик брезгливо поморщился, но ружье медленно опустил.
— Пойдешь со мной до деревни, — сухо приказал мужик. — Меня звать Митрофан. А тебя как, горемычный?
— Меня Дмитрием. Скажите, а оттуда можно будет позвонить? — заискивающе поинтересовался Песков. Он ощущал в мужике хозяйскую силу.
— Зачем? — удивился Митрофан.
— Чтобы меня забрали.
— Телефонный агрегат есть на паровозной станции, — лениво ответил Митрофан. — Но до нее километров сто пятьдесят.
"КилОметров", сказал он.
— А подвезти кто-нибудь сможет? — Песков вспомнил про свой кошелек. — Я отблагодарю. И те, кто меня ищут, отблагодарят.
— Ты что, важная шишка? — нахмурился Митрофан.
— Нет, — Пескову в очередной раз стало не по себе. — Просто жена волнуется, друзья.
— Пошли до деревни, — сказал Митрофан. — Я жрать хочу. Выпьем, а там разберемся, что с тобой делать.
***
Деревня была мрачной и неухоженной. Несколько улиц покосившихся домов, некоторые совсем ветхие и, судя по всему, заброшенные. Никто не попался им по дороге, за исключением горбатой старухи. Увидев путников, она остановилась и, свирепо щурясь на Пескова, вытянула вперед крючковатый палец.
— Пидорас! — низким утробным голосом загудела она. — Ты же покойничек! Покойниче-ек!
Митрофан равнодушно посмотрел на старуху, никак не прокомментировав. Песков поёжился.
Маши?н, как и жителей, тоже нигде не было видно, если не считать на удивление нового и чистого трактора возле одного из домов.
— Мой, — кивнул Митрофан в сторону дома и направился к калитке. Обернувшись, предупредил, — Там у меня в будке Гоша сидит, если выскочит, не пужайся, он на цепи. Только спит Гоша, скорее всего, да мысли свои странные думает.
Будка во дворе действительно была, но никто из нее не выскочил. Видимо, пёс действительно спал.
Митрофан провел Пескова в дом. В доме было пустотно. Грубо сколоченный стол, две такие же лавки. Грязная лежанка прямо на полу. Большая икона в одном углу и старый чёрно-белый телевизор в другом.
Икона привлекла внимание Пескова, так как Исус на ней выглядел довольно странно и даже страшно: огромные, чёрные на выкате глаза и оскаленный рот, полный острых гнилых зубов. Можно было подумать, что это идиотская и злая карикатура. Но икона, судя по виду, была очень старая.
— Ну, садись, — Митрофан указал на одну из лавок. — Скоро жрать будем.
Песков послушно сел.
Пока Митрофан снимал верхнюю одежду, в комнату вошёл священник, очень худой и очень высокий. Чёрная борода его отросла почти до пояса, а чёрные брови густо нависли над жёсткими глазами.
— А, Лютый Поп, — обрадовался Митрофан, — Здоро?во. Ты как раз вовремя. Собираюсь пожрать да выпить. Присаживайся.
— И тебе здорово, Митрофан. Не затем пришел. Дело есть.
Названный Лютым поп посмотрел на Пескова.
— Кто таков? — спросил он хозяина дома.
— Да-а, — зевнул Митрофан, — городской. Приблудный какой-то. Только что в поле нашёл.
— Ладно, — отозвался Лютый Поп.
Пескову не понравился его взгляд. Было в нём что-то безумное, какая-то чрезмерная Духовность.
— Ты токмо, Митрофан, про меня не забудь, — поп кивнул на Пескова.
Митрофан хохотнул.
— Обижаешь, батюшка. Когда ж я про тебя-то забывал?
— Верно-верно, — покивал головой Лютый Поп. — А я-то вот с чем к тебе пожаловал. Тут такое дело. Плашка намедни дохлую рыбу в реке ловил и заметил на том берегу Шальных.
— Опять? — помрачнел Митрофан.
— Опять, — вздохнул Лютый Поп. — Так что надобно облаву устраивать. Вот я мужиков-то наших и обхожу.
— Лады, Лютый Поп. Зови как соберётесь.
Поп кивнул, перекрестил Митрофана и ушел. И тут же вместо него в дверь с трудом пролезла толстая женщина в платке. Толста она была до безобразия. С таким безмятежным лицом, выражавшим полное отсутствие всякой мысли, что Пескову даже в голову не пришло с ней поздороваться.
— Жонка моя, Аксинька, — представил женщину Митрофан.
Песков кивнул. Женщина не отреагировала никак. Поставив на стол старую с подтеками кастрюлю, из которой валил пар и мясной запах, она вышла.
— Красивая баба, — цокнул языком Митрофан, провожая взглядом жену. — И плодовитая. Каждый год от меня несет.
— Поздравляю, — ляпнул Песков, но тут же осёкся. Никаких признаков присутствия в доме детей не наблюдалось.
— С чем? — Митрофан, не мигая, смотрел на Пескова.
— С периодическим рождением детей, — Песков понимал, что затеял какой-то ненужный и, похоже, опасный разговор.
— Так они мёртвые все рождаются, — сказал Митрофан.
— Сожалею, — промямлил Песков.
— Ну, на все воля Б-жия, — ответил Митрофан, снимая крышку с кастрюли и оценивающе шевеля ноздрями. — Да и в хозяйстве они, родимые, всё равно пригождаются.
— А у вас телевизор работает? — спросил Песков, желая сменить тему. — Можно посмотреть?
Митрофан кивнул и включил телевизор. Изображение было плохое, с белесой рябью, но звук шёл чёткий. Показывали какое-то пепелище.
— ... По сообщениям спасателей, мощный взрыв не оставил пассажирам шансов выжить. Напомним, что в числе погибших находится и пресс-секретарь Президента Дмитрий Песков...
— Что? — Песков нервно хихикнул. — Вот ведь олухи.
"Радуются, наверно, пидоры всякие, — подумал Песков. — Ну, ничего. Вот вернусь, радость им пообломаю".
От этой мысли на душе потеплело.
На экране появилось фото самого Пескова.
— Дак это ж ты! — Изумился Митрофан, отложив поварешку.
— Э-э…да, — испуганно признался Песков.
— Так ты мёртвый, что ли? — недружелюбно спросил хозяин дома, переводя глаза то на Пескова, то на его изображение в телевизоре.
— Да нет же! — воскликнул Песков. — Ошибка это. Вот же я, тут, с вами сижу.
Но Митрофан не слушал. Он грустно смотрел в пространство.
— Это что же получается? Я покойничка в дом привел. Сам привел.
Митрофан поднял взгляд на ружьё, висевшее на крюку в стене.
Песков сразу всё понял и кинулся прочь из избы.
***
Из собачьей будки неожиданно выскочил голый грязный толстяк. Гоша оказался вовсе не собакой, хотя, судя по всему, ощущал себя ею. Он стоял на четвереньках, а на шее у него болтался ошейник с цепью.
Песков остолбенел.
— Вы… вы кто?
Гоша секунду сверлил его красными маленькими глазками, а потом то ли зарычал, то ли завизжал и кинулся в атаку. Песков инстинктивно пнул Гошу по морде и, пока тот скулил, схватившись на нос, выскочил на дорогу и помчался прочь…
***
… Нашли его по весне, когда снег сошёл.
— Отмучился, — мрачно сказал Лютый Поп.
Митрофан сморкнулся в сторону.
На лице покойника застыла гримаса ужаса и боли, а штаны сползли до щиколоток, обнажив срамное место. Было видно, что оно долгое время подвергалось надругательствам.
— Напоролся на Шальных, — заметил Митрофан, — вот они его и огуляли, христопродавцы.
— Закопать бы его, — почесал бороду Лютый Поп. — Русская земля сама не примет, поелику содомит, хоть и по принуждению.
— А можно я его Гоше отдам, батюшка? — осторожно поинтересовался Митрофан. — Он у меня совсем исхудал. Боюсь, подохнет…
— А Гоша крещённый? — нахмурился Лютый Поп.
— Ясное дело, не басурманин.
Лютый Поп подумал с минуту и кивнул.
— Пусть будет так, — вздохнул. — Навозом был при жизни, в навоз пущай и обратится.
Я люблю ночь. Особенно тёплую летнюю, но и промозглая дождливая ночь в октябре подойдет. Подойдёт, чтобы остановиться, присмотреться к текущей мимо жизни, поставить на паузу вереницу бесконечных дней. Прислушаться к себе, в конце концов.
Я сижу за столом. Из освещения лишь старая настольная лампа и монитор компьютера. Сигарета, кофе. В колонках, как ни странно, играет Enigma. А ведь я не слышал ее много лет. Дайте-ка подумать... с 2006 года, точно.
Мне спокойно и грустно.
Спокойно от того, что ночь. И тишина. И молчит телефон, мессенджеры и VK.
И грустно, потому что я вижу свое прошлое.
Нет, я не предаюсь слезливым воспоминаниям под стаканчик горячительного. Я вижу свое прошлое в прямом смысле. Буквально.
Полчаса назад я сделал страшное, хотя и очевидное открытие: сообщения вКонтакте никуда не деваются, не растворяются как воспоминания в аморфных образах и ложных реконструкциях памяти.
Все они тут: мои чувства, мечты, грандиозные планы, страхи и разочарования. Мои глупость и наивность, мои обиды, моя злость. Надежно впечатаны черными точными буквами в неумолимый белый фон.
Перемотка назад продолжается, и вот ты спрашиваешь у давно позабытого знакомого:
"ОГО, и ты тут???"
А он отвечает, что завел себе страничку тут на всякий случай, хотя в одноклассниках ему, конечно, нравится больше. Там оценки есть. Смотрю на дату... да это же 2007! Тот самый, который не вернуть уже никакими ухищрениями.
А потом 2008 — и сообщений почти нет. Почему? Не знаю, уже и не помню.
А потом 2009, и она говорит, что любит меня. И это так. И она в это верит, и я знаю, что это правда. Ведь тот 2009 не врал. Просто не мог врать.
Я перечитываю написанное в 2010 и стыдливо поеживаюсь. Как же ты был глуповат, дружище, самоуверен. И оттого смешон. Забыл, какой пахучей массой была наполнена твоя голова, а буковки-то помнят. Напоминают.
Какие-то люди, какие-то споры, временами тусклый и беспросветный баян. И вдруг приятное удивление: это действительно написал я?! Что ж, не все так плохо…
Люди уходят. Оставшиеся меняются. Только сотни и сотни страниц переписки напоминают о прожитой жизни, дают прочувствовать ее эпизодически, фрагментарно, отдельными предложениями и стикерами.
И порою это невыносимо, странно, до безобразия грустно.
Задумываешься о том, что ситуация моя (да и ваша тоже) уникальна, что ранее в истории людской не было такого подробного архива собственной Речи, нельзя было вот так запросто открыть 17 апреля 2011 года и прочитать, как Ты и Она помирились и решили больше не ссориться. А еще решили по такому случаю сходить в кино.
"есть что-нибудь интересное?
ну... можно на Generation П сходить
а что, уже идёт???.."
А ведь есть еще и вложения. Какие-то тексты, канувшие в пучину небытия, где им самое место, случайные "прикольные фотки", какие-то вордовские документы, нужные для диплома.
Непрерывная телеграмма из прошлого...
... Я выхожу на балкон покурить. В куртке на голое тело и в тапочках на босу ногу. Уже почти ноль градусов, холодно.
Я смотрю на звезды, на месяц. И на большого грустного Пхы, который зреет где-то во чреве Земли, но иногда выходит побродить по ночному городу. Ему тоже бывает грустно и одиноко. И тоже есть что вспомнить...
Мысли о самых важных вопросах, стоящих перед человечеством, – о войне и мире, о диктатуре, о запретной теме сталинского террора и свободе мысли, о демографических проблемах и загрязнении среды обитания, о той роли, которую может сыграть наука и научно-технический прогресс.
Петрову не спалось. Он ворочался сбоку на бок, пытался думать о хорошем, даже встал и выпил тёплого молока, но сон не шёл. Наконец, выругавшись, Петров сел на диван и включил телевизор.
Цифры в углу экрана показывали два часа ночи, а сам экран демонстрировал рекламу. Неожиданно ролик про чипсы оборвался, на чёрном фоне возникла надпись: "Обращение Президента РФ".
"С чего бы это? — подумал Петров. — Случилось что-то?"
Президент был свеж, если не считать синяков на лбу и виске. Петров решил, что это следы от уколов ботокса, и подивился плохой работе гримеров.
— Дорогие россияне! Это мое обращение адресовано не столько вам, сколько нашим западным партнёрам, — при слове "партнёры" губы Президента злобно искривились, — которые упорно продолжают свою агрессивную политику в отношении нашей страны. Сегодня, как все уже знают, были продлены старые санкции и введены новые против ряда наших физических и юридических лиц.
Президент сделал паузу. Петров почесал ногу.
— Конечно, — продолжил Президент, — мы могли бы ответить симметрично. Например, запретить россиянам ещё какие-нибудь продукты, но, как стало окончательно очевидно, вас это не пугает.
Тут Петров понял, что Президент обращается прямо к американским и европейским властям.
— Видит Б-г, я пытался наладить с вами диалог, как-то смягчить ситуацию, но всё оказалось тщетно. Желание уничтожить и расчленить Россию — вот что двигало вами все эти годы. Моё терпение, терпение всех россиян иссякло.
Только сейчас Петров заметил, что Президент как-то чересчур возбуждён. Его пальцы заметно дрожали, а лицо периодически словно сводило судорогой.
— На недавних выборах, — в голосе Президента почувствовалась усталость, — российский народ выразил мне безоговорочное доверие. И от его имени я выдвигаю вам ультиматум. Либо вы отменяете все санкции. Я повторяю — все. Либо я запускаю ракеты. Будете юлить — запускаю ракеты. Будете тянуть время — запускаю ракеты. У вас есть двадцать четыре часа.
Петров нервно заёрзал.
"Теперь точно не усну", — подумал он.
— Завтра в это же время я выйду в прямой эфир. От вас будет зависеть, что я скажу, — заключил Президент и пропал с экрана.
Начался какой-то сериал.
***
К удивлению Петрова, ночное обращение Президента не произвело на его коллег особого впечатления. Утром, придя на работу, он обнаружил, что про ультиматум Национального Лидера знали все, но обсуждение шло крайне вяло. В основном о произошедшем говорили двое — Поспелов и Гольдберг.
Серёга Поспелов был патриотом, поддерживал Президента, но на выборах голосовал за ЛДПР.
— Правильно! — вещал Серёга. — Давно пора припугнуть пиндосов. Слыхали, как они забегали? Уже какие-то ноты протеста прислали, экстренное заседание ООН собрали.
Он рассмеялся, живо представив испуганных американцев.
— Ну и кому это надо? — нервно спросил Лёха Гольдберг. — Как это поможет лично тебе?
Лёха, как следует из его фамилии, был либералом, причём радикальным. Поспелов обзывал его либерал-фашистом, но Гольдберг не обижался, даже наоборот — гордился.
Вообще, надо заметить, что и Поспелов, и Гольдберг были странным образом похожи. Оба нервные, злые и нетерпимые.
Поспелов желал долгой и мучительной смерти "шайке либерастов", деятелям мировой закулисы и лично Обаме. Гольдберг желал в точности того же "поцреотическому быдлу", Президенту и его "клике педерастов". Надо заметить, однако, что причины такой кровожадности у Поспелова и Гольдберга были весьма вескими: Обама хотел расчленить Россию, а Президент вел её к катастрофе.
— А ты только о себе думаешь? — ехидно спросил Поспелов. — О своем персональном гешефте?
— Это ты на что намекаешь? — обрадовался Гольдберг. — Неужто на мою неправильную национальность?
— Она у тебя как раз правильная, — ухмыльнулся Поспелов. — Я бы даже сказал выгодная.
Гольдберг хотел было обидеться, но тут же отказался от этой идеи. Все знали, что Поспелов не был антисемитом, а просто "толсто троллил".
— А можно потише? — томным голосом спросила Кристина. — Я работать пытаюсь. В отличие от вас.
Голос у Кристины, младшего менеджера, томным был всегда. На Поспелова и Гольдберга он действовал успокаивающе.
— Кристина, а ты как думаешь? — спросил Поспелов. — Жахнет Президент по пендосам или нет?
— Не знаю, — нарочито утомлённо ответила Кристина, рассматривая маникюр. — У меня и так куча проблем, чтобы ещё о политике думать.
— А ты не прикидывал, что будет, если они ответят? — спросил Поспелова Гольдберг. — Тебе жить надоело?
— Во-первых, никто ничего запускать не будет, — авторитетно заявил Поспелов. — Это же гибридная политика. Разводилово, другими словами. Чисто припугнуть этих чертей. А во-вторых, даже если мы ракеты запустим, то наверняка все продумано. Наверху же не дураки сидят.
Гольдберг фыркнул.
— Ну и, в-третьих.., — начал было Поспелов, но закончить мысль не успел.
Дверь открылась и в проёме замаячил начальник отдела.
— Серега, — окликнул он к Поспелова, — ты прайс для Новосибирска подготовил?
— Через тридцать минут закончу, — Поспелов поспешил приступить к работе.
***
Петров ехал домой и по обыкновению слушал радио. Вскоре он наткнулся на интервью с известным московским политологом.
— ...Мы не знаем, запустит Президент ракеты или нет. Это будет зависеть от его психологического состояния в конкретный момент. Понимаете, он перешёл некий рубеж, а поскольку Президент тактик, а не стратег, его не интересуют реальные последствия для населения в случае ответа со стороны западных партнеров: ядерная зима, различного рода мутанты-людоеды, вымирание в принципе и так далее. Забота о населении это уже внутренняя политика, а Президенту она скучна. Его интересует сугубо политика внешняя.
— А что может заставить Президента передумать? — с интересом спросил журналист.
— Только выполнение его требований. Понимаете, он уже переступил некий рубеж, придя к выводу, что Запад его не уважает и не любит...
***
— Слышали, что вчера Президент пообещал?
— Что?
— Пообещал Америку уничтожить ядерными ракетами, ежели они санкции не снимут.
— Да? Ну не знаю… я уже давно не верю обещаниям.
— Так ведь проблема в том, что они, американцы, могут и ответить.
— Так это понятно. Им только дай повод. Они же Россию ненавидят.
Диалог застал Петрова в очереди на кассу в одном из магазинов федеральной продуктовой сети, куда он зашёл купить сигарет. Разговаривали две женщины предпенсионного возраста. Выглядели они уставшими от жизни и, может как раз поэтому, не выглядели испуганными планом Президента.
— Когда запуск? — уточнила одна.
— Сегодня ночью, как я поняла.
— Не успею на дачу съездить, — вздохнула женщина и поставила продуктовую корзинку на кассу.
***
Против обыкновения Петров курил в комнате, а не на балконе. Было почти два часа ночи, Петров ждал обещанное обращение Президента. И почему-то нервничал.
К удивлению Петрова, не многие сограждане разделяли его беспокойство. В домах напротив светилось лишь каждое десятое окно. Интернет тоже особо не "бурлил". Только оппозиционные сообщества злобно ругали Президента, утверждая, что начало атомной войны окончательно сделает Россию страной-изгоем и что Президент просто хочет повысить пошатнувшийся рейтинг. Остальной рунет отделался несколькими "фотожабами" и мемом "твоё лицо, когда Президент запустил ракеты".
"Может, это только я всё близко к сердцу принимаю?" — недоумевал Петров.
Тем временем часы пробили два и на экране появился Президент.
— Дорогие россияне, — мрачно начал Национальный Лидер. — Соотечественники. Друзья. Как вы все знаете, я объявил ультиматум. Я требовал справедливости. Я требовал признания нашей страны полноправным субъектом международного права. Я требовал снять бандитские, русофобские санкции.
Президент трагично посмотрел в камеру.
— Моё требование проигнорировали. Здравомыслие проиграло ненависти и глупости политиканов. Дальнейшее будет на их совести.
Петров почувствовал, как страх, смешанный с гордостью за страну и Президента, сдавил желудок ледяной рукой. Петров достал очередную сигарету, дрожащими руками прикурил, не отводя глаз от телевизора.
— Ну что ж, — Президент вздохнул. — Видит Б-г, мы хотели мира. Мы хотели дружбы и сотрудничества между всеми нациями и государствами. Но как сказал Бердяев...
Что сказал Бердяев, Петров так и не узнал, потому как дальше случилось странное.
Президент перевёл испуганные глаза в сторону и что-то неразборчиво буркнул. Камера несколько раз дрогнула, а потом, судя по всему, повалилась на пол, картинка повернулась, и на экране возник крупный план президентских ботинок.
Сигарета выпала у Петрова изо рта.
Рядом с президентскими возникло три пары других ботинок. Послышался шум и какая-то перебранка на незнакомом Петрову неприятном языке. Раздался крик Президента. Чёрные ботинки Национального Лидера оторвались от пола и вместе с другими ботинками устремились прочь от камеры.
Как позже вспоминал Петров, перед тем как изображение пропало, он успел увидеть мельком обладателей загадочной обуви. Вроде бы они, несшие прочь потерявшего сознание Президента, были в длинных черных то ли пиджаках, то ли в летних пальто странного покроя. И в зловещих широкополых шляпах. Но поклясться Петров не решился бы, не исключая, что всё это ему лишь показалось.
Минуту экран был чёрен и нем, а потом начался тверк в исполнении "Пчелок"…
В глухом селе, на одном дворе появился котёнок. Серый, полосатый, пушистый. Хозяева у него были обычные - не богатые не бедные, но и не очень приветливые. Стал котёнок расти не по дням, а по часам. Вот уже он с барашка, вот уже с телёнка. Сначала хозяева хвалились им перед соседями, мол, ни у кого такого кота нет, как у нас! А потом призадумались. Бывало ляжет мужик на печь, а кот полезет туда же греться, да хозяина и столкнет ненароком. Или замурлычет так громко, что все кринки с полок попадают и в осколки — хозяйка плачет. Кормить его тоже накладно стало, а всех мышей в селе он переловил. Говорит мужик:
- Если бы ты был богатырский конь, я бы на тебе поля пахал. Если бы ты был богатырский конь, я бы на тебе товары возил. И получал бы прибыль. А зачем мне богатырский кот? И выставили кота за дверь. Тот вздохнул. - Что ж, пойду своё счастье искать. И у меня, кота, своя доля есть. И отправился в путь-дорогу. Через леса дремучие, через поля широкие вышел к стольному граду. Велик стольный град, стены высокие, за стенами и дворцы, и хаты, и рынки. На главной площади возле церкви добрые люди таскают друг друга за бороды, бранятся — царя выбирают. Посреди стоят несколько бояр и народ улещивают. - Коли я буду царём, - говорит один. - То пойду тотчас войной на соседей и землёй прирастать будем. - Хватит, - кричит народ, - навоевались. На своей бы земле разобраться. - Коли я буду царём, - заявляет второй боярин, - то напротив — лишние земли раздам, меньше будет забот. - Не ты собирал, не тебе и раздавать! - Народ возмущается. - Коли я буду царём, - молвит третий боярин. - То открою бессчётно кабаков и приглашу скоморохов, день и ночь будете пить и гулять. - Кто не работает, тот и не ест. - Отвечает народ. Измучились люди добрые, никак не решат, кому быть царём, а без царя какое царство? Наконец один мужик говорит: - В малой каморе при церкви живёт старый старичок, славится мудростью, давайте спросим у него совета и по его слову всё сделаем. Пришёл народ к каморе, стал ломиться к старичку. Тот вышел, борода белая, глаза светлые и зоркие: - Чего вам надобно, люди добрые? - Не можем царя выбрать. И раньше один другого хуже были, а теперь и подавно некому верить. Старичок подумал и говорит: - А вы поставьте царём — кота! - Как же так? Отроду такого не бывало, чтобы кот правил. - А вы посудите сами, - объясняет старичок. - Прежний царь только и знал, что золото на своих друзей тратил, а коту золото не нужно, казну расхищать не станет. Прежних царей соседние цари ненавидели и беспрестанно войны вели, но кто же будет коту войну объявлять, на смех себя выставлять? Прежним царям всё бы в тюрьмы людей сажать да в каторгу ссылать, а кот о таком и не ведает. Послушали люди старичка и говорят: - Отчего не попробовать? Хуже не будет. А какого же кота выбрать? И снова приготовились спорить. Но старичок указал им на нашего кота - тот, огромный, лохматый, сидел в стороне. - Вот это да! - Подивились люди. - Есть у нас царь-колокол, есть царь-пушка, будет и царь-кот. Взяли они дружно кота на руки и понесли во дворец. Накормили, напоили, на трон посадили. Кот замурлыкал, с бояр шапки слетели. Стали коту кланяться. Кот народу нравится. А чтобы толковать, что новый царь прикажет, приставили к нему старого старичка. Только боярам царь-кот не по душе пришёлся, каждый хотел его место занять. Даже яд в яства сыпали, но кот чуял и не ел. Зато старого старичка извели. Плохо стало коту. Бояре кричат на него: "Брысь!" Посохами машут. - Устал я на царстве, - думает кот. - Пусть люди между собой грызутся. Однажды ночью поймал во дворце последнюю мышь и ушёл, куда глаза глядят. Долго ли коротко ли, настала осень, потом зима. Оказался кот в Диком поле. Мороз, пурга. - Ни еды, ни тепла, тут мне, коту, и смерть пришла, - подумал бедный кот, свернулся в клубок и глаза закрыл. Вдруг земля задрожала. Глянул кот — а над ним на коне богатырь. Это старый казак Илья Муромец со службы возвращался. - Что за зверь? Вот так диво! - Присмотрелся Илья Иванович и подивился. - Есть у меня богатырский конь, есть богатырский меч и богатырские хоромы, только нет у нас с хозяйкой богатырского кота. А без кота дом — сирота! Взял он кота за шиворот, посадил в перемётную суму и повёз домой. Стал наш кот жить-поживать, петь-пировать, на печи почивать. Все коты ему завидуют.
Выборы Президента теперь проходили каждое воскресенье. Тот, кто поленился проголосовать на прошлой неделе, мог быть уверенным, что выразит свою гражданскую позицию ровно через семь дней. Или через четырнадцать… Российская власть, с одной стороны, пыталась вновь и вновь уверить мир в своём демократизме, с другой - показать, что народ неколебим в любви к действующему Гаранту.
На площадь райцентра Кидалово-Лоховское тянулись люди. Возле Дома культуры, где был открыт избирательный пункт, стояло огромное оцинкованное корыто, полное оливье. В салат были воткнуты десятки хохломских ложек. Жители поспешно расхватывали их. - Ты за кого проголосовала, кума? – Высокая старушка в пёстром платье обратилась к низенькой в чёрной юбке и белой блузке, старательно жующей дармовое угощение. - Опять за Него, за нашего родного. Что ни говори, только Он нас кормит. Не жалеет еды. Пенсию давно не прибавляли. - Так ведь Он и не прибавляет, - понизила голос высокая старушка. - Мешают ему министры-либерасты, мировой Сион и Госдеп. – Решительно запротестовала низенькая. – Неужто ты за оппозицию? Недаром тебе и ложки не выдали! - А я со своей пришла! – Высокая старушка показала кухонный половник. – Накось, выкуси. По центру корыта стояли представители местной администрации. Великодушно делили трапезу с народом. - Не боитесь грипп подхватить или ещё какую заразу? – По-свойски толкнул мэра локтем заведующий санэпидстанцией. - Так мы сейчас продезинфицируем. – К мэру подбежал молодой человек с подносом, где искрились рюмочки. Мэр и его приближённый опрокинули по стопке, крякнули. - Хорошо пошла! За здоровье Президента-батюшки. Остатки водки разлили простым смертным. Откуда-то появился ящик с полными бутылочками «Путинки». - А споёмте-ка, друзья! Грянем хором нашу, советскую! – Вспомнил мэр комсомольскую юность. - Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём! – Слаженно, потому как не в первый раз, затянули сотрудницы администрации, все крашенные хной и в пуховых кофтах. - За оппозицию никто не голосовал? – Строго спросил мэр у окружающих. – А то в следующий раз салат не профинансирую. - Избави Бог! Все бюллетени проверены! – Закричали в ответ смиренные обыватели. Те, кому не хватило ложек, захватывали салат горстями, одев на руку целлофановый пакет. - Фи, какая мерзость. – Донеслось из кучки местной интеллигенции, которую оттеснили к почти пустому углу корыта. – «Совок» неистребим. Ведь это отвратительно, господа. Людей принуждают есть из корыта, как свиней. - Возмущалась шёпотом пожилая дама в очках. - Так отчего же Вы, Эмилия Бенедиктовна, сами явились на выборы и с аппетитом кушаете? – Желчно поинтересовался её коллега, тощий учитель рисования. – Я хотя бы взял справку, что у меня язва, и оливье мне противопоказан. - Будто не знаете - чтобы не уволили. – Бросила Эмилия Бенедиктовна. - Не всё так мрачно, - весело оглядел коллег плечистый физрук. – Подумайте о безработных. Даже те, кто голодает неделю, теперь могут быть уверены, что в воскресенье поедят на выборах. - Единение, общинность, соборность, - басил настоятель местного храма в микрофон журналиста и тот с умилением кивал. Включили музыку. Раздался голос Надежды Бабкиной: «Течёт ручей, бежит ручей, и я ничья и ты ничей». Казачий ансамбль «Лапоточки» повёл хоровод. Кто-то на краю площади затеял драку, слышались крики: - Ты власть уважаешь?! Заплаканная женщина тянула из пустеющего корыта за руку рыжего хмельного мужичка: - Пойдём домой, скотина! - Подожди, дура. Сапог найду. – Шарил муж в салате, отыскивая обувь. - Господа, верните ложки! Иначе вас обыщут! Триста хохломских ложек! – Помощник мэра пытался остановить уходящих избирателей, но те обходили его стороной, делая удивлённые лица. Большая чёрная собака, приветливо виляя хвостом, встала на задние лапы и вылизывала край корыта. Бойкие бабы собирали остатки оливье курам. - Где же мой сапог? – Рыжий мужичок всё пытался обнаружить пропажу. - Так съели его! – Весело сказала одна баба, протягивая ему подошву. Корыто опустело. Стихла музыка из динамиков, выставленных на балкон мэрии. Посёлок затих до новых выборов.
Рассказывая о России после двадцати пяти лет санкций и успешного импортозапрещения, нельзя не сделать обзор новой патриотической прессы, которая духовно окормляла наших сограждан в то замечательное время.
Газета "Чрезвычайка" - любимица 86% населения, в ожидании часа X регулярно публиковала расстрельные списки либералов. Здесь много и возбуждённо рассуждали о том, каким страшным карам следует подвергнуть национал-предателей. Статьи о изысканных китайских пытках, о жестоких расправах сицилийской мафии, о шокирующих ближневосточных казнях и репрессиях 37-го приятно волновали воображение наших благочестивых сограждан. Поэтому читателями "Чрезвычайки" стали не только истовые охранители, но и садо-мазохисты. Впрочем, тираж от этого только рос.
Газета "Сталинист" издавалась на солдатской портянке и была полна древнего посконного бреда о великом Генералиссимусе. Там не было сотрудника моложе восьмидесяти лет. Не было непьющих и неверующих. Они дали обет не мыться и не бриться до окончательного возрождения СССР, поэтому бродили по коридорам, наступая на собственные бороды, в которых жили блохи, мыши и ещё бог весть кто.
АльмаНах "Дуга" под девизом "Убивайте, убивайте, убивайте" рассказывал о том, как бессмысленно, беспощадно и не считаясь ни с какими потерями, расширить Империю на всю Вселенную и ассимилировать жителей соседних галактик. Читателей призывали немедленно и с радостью отдать жизнь за идею. Редактор и весь коллектив "Дуги" давно жили на Кипре, но создавалось впечатление, что эти люди днюют и ночуют где-то на передовой, в пороховом дыму и огне. Рубрика "В цинке" регулярно и всего за 300 рублей публиковала некрологи добровольцам, поверившим изданию.
Журнал "Ватница" заменил отечественным модницам все глянцевые дамские журналы типа "Cosmopolitan", "Elle", "Vogue". Депутат Визгулина, редактор издания, сделала упор на экономию средств и возвращение к корням. Поэтому журнал был максимально приближен к быту среднестатистической россиянки и освещал самые животрепещущие темы:
- Где находится лучший секонд-хенд.
- Что можно сварить из лебеды обыкновенной.
- Какой оттенок помады из собачьего жира актуален осенью.
- Сложно ли носить лапти на лабутенах.
- И как превратить мешок из-под картошки в маленькое чёрное платье.
Еженедельник "Рептилоиды среди нас" разоблачал бесчисленные подробности жидо-масонского заговора против Святой Руси. Там была масса полезных сведений о том, как вычислить рептилоида по форме различных членов и частей тела. О том, как не стать ритуальной жертвой. О том, что по закону телегонии девственница, переспавшая с рептилоидом, родит в лучшем случае игуану. Ужасные пророчества старцев, встреченных корреспондентом в канализации под Лубянкой, предвещали Конец Света. В разделе "Если вы рептилоид", священник заботливо отговаривал несчастных от суицида, а волхв советовал заговор от чешуи.
Справочник "Налоги и штрафы" рассказывал о новых поборах с рядового гражданина:
за поцелуи на эскалаторе; за плоскостопие и астигматизм; за слишком долгое сидение в общественном туалете; за женитьбу и развод, за отказ выписывать газету "Чрезвычайка"; за то, что не завёл детей; за то, что завёл слишком много детей; за то, что не улыбнулся полицейскому, за отказ поцеловать руку начальнику, за редкое посещение церкви; за анекдоты о Путине и Сталине, за осуждение крепостного права…
Дожив до пенсии, каждый россиянин выплачивал крупный штраф.
Брошюру "Мать-сыра земля" бесплатно раздавали пенсионерам, стремясь подготовить их к быстрому уходу в мир иной. Там был раздел о том, как сытно и спокойно в раю, где никогда не повышаются цены и потребительские корзины растут на деревьях. Много материалов, осуждающих цепляние за жизнь после шестидесяти. Юрист советовал подписывать квартиры государству. На цветном развороте красовалась реклама дешёвых гробов и услуг похоронного бюро. Но предпочтительней являлась кремация, когда гражданин завещал свой прах на сельскохозяйственные удобрения.
Детские журналы "Моторолка и друзья", "Юный прилепинец" и "Ватничек" воспитывали молодую смену.
Там было много вдохновляющих сюжетов:
- Тридцатикилометровая пробежка выпускников в противогазах.
- Заплыв первоклассников в талой воде.
- Репетиция броска на амбразуру.
- Мастер-класс по пришиванию заплат.
- Экскурсия в Бутырку.
Вся эта пресса, хорошая и разная, делала жизнь россиян содержательней и веселей.
