В обсуждении вот этого постинга http://aillarionov.livejournal.com/848377.html появилось немало комментов, свидетельствующих о феномене, возможно, приоткрывающем завесу над одной из наиболее серьезных особенностей в поведении немалого числа людей, о феномене, который, как мне кажется, можно назвать эффектом религиозной убежденности.
Сравним, что было сказано в этом постинге, и какие выводы из этого сказанного были сделаны некоторыми комментаторами, принявшими участие в его обсуждении. Как известно, в старт-топике Теперь это подтверждено: «Обама советовал Украине не защищать Крым» речь шла о следующем (нарратив №1):
1. Сотрудники администраций США и Украины сообщили журналистам «Блумберга», что в феврале-марте 2014 г. администрация Обамы советовала украинскому руководству не сопротивляться Путину и не защищать Крым.
2. Обоснование этих советов было следующим: - администрация США не обладала информацией о том, что делают российские войска в Крыму; - администрация США не имела представления о средне- и долго- срочных планах Путина; - по мнению администрации Обамы, украинские вооруженные силы не были готовы к противостоянию с российским спецназом; - украинское правительство обладало ограниченной легитимностью до проведения в стране президентских и парламентских выборов; - существовало опасение, что украинское сопротивление российской агрессии может спровоцировать Путина на более масштабную военную интервенцию в Украине, подобную той, какую он совершил в 2008 г. против Грузии; - по мнению администрации Обамы, уход от конфликта с Кремлем мог бы смягчить дальнейшую агрессию Путина.
3. По прошествии почти полутора лет бывшие и нынешние сотрудники администрации США, общавшиеся с корреспондентами «Блумберга», а также американские эксперты и аналитики, процитированные последними, пришли к выводу, что рекомендации, данные администрацией Обамы украинскому руководству в начале весны 2014 г., оказались просчетом. Независимо от того, какую именно позицию занимали те или иные сотрудники или те или иные эксперты полтора года тому назад, сегодня они единодушны в своем убеждении (и публичном признании), что политика, проводившаяся администрацией Обамы, в главном была ошибочной – она не снизила агрессивность Путина, а повысила ее, спровоцировав расширение военной интервенции Кремля против Украины.
А теперь посмотрим на комменты некоторых участников обсуждения постинга, представляющие более или менее логичный и взаимоувязанный т.н. нарратив №2:
1. Администрация Обамы разработала «стратегию удушения России» до начала крымской авантюры Путина.
2. Администрация Обамы заранее получила разведывательную информацию о подготовке и осуществлении Путиным нападения на Украину.
3. Администрация Обамы и сама не стала препятствовать и украинскому руководству советовала (совместно с европейскими правительствами) не мешать путинской агрессии, тем самым «заманивая Путина в крымскую ловушку».
4. Заманив Путина в «крымскую ловушку», администрация Обамы совместно с европейскими правительствами ввела против путинской России разгромные (удушающие) экономические санкции.
5. Экономические санкции Запада против России оказались столь эффективными, что вызвали (наряду с падающими нефтяными ценами – благодаря совместным действиям с Саудовской Аравией) экономический кризис в России (Обама: «Мои санкции порвали российскую экономику в клочья»).
6. Предполагается, что дальнейшее продолжение «санкционного удушения России» приведет к усугублению в России экономической рецессии, политическому кризису, возможной смене власти, выводу российских войск и их прокси из Крыма и Донбасса, возможным территориальным изменениям в самой России.
7. Общий вывод: никакой ошибки в действиях администрации Обамы и украинского руководства не было – стратегия заманивания Путина в «крымскую», «донбасскую» ловушки (далее – по списку) уже дала прекрасные результаты. И даст еще более впечатляющие.
Сравнение этих двух нарративов показывает не только то, что между ними нет ничего общего. Важнее то, что второй нарратив никоим образом не вытекает из старт-топика, из информации, сообщенной в статье «Блумберга». Само по себе это, возможно, и не стоило бы упоминания, если сторонники второго нарратива предложили бы факты в обоснование своей позиции. Однако таких фактов приведено не было. Ни в обсуждении указанного постинга, ни в любом ином месте. Более того, за прошедшие полтора года было приведено, воспроизведено и многократно подтверждено прямо противоположное:
1. Администрация США не имела разведывательной информации о подготовке путинской агрессии против Украины.
2. За сутки до захвата административных зданий в Симферополе (и через неделю! после начала операции российских войск в Крыму) американская разведка убеждала руководство США в том, что Путин «просто блефует» и никакого захвата Крыма не будет.
3. У администрации Обамы не было и до сих пор нет стратегии по противодействию путинской агрессии, сколько-нибудь внятной, убедительной и внушающей хотя бы слабую надежду на успех.
4. Экономические санкции против России были приняты не в рамках плана по «удушению России», а лишь для демонстрации западному общественному мнению ощущения, что «власти хоть что-то делают». Однако санкции не только не «разорвали российскую экономику в клочья», но и даже не оказали на нее сколько-нибудь серьезного воздействия.
5. Экономическая рецессия в России, начавшаяся в ноябре 2014 г. без какой-либо заметной связи с введением западных санкций, в июле 2015 г., похоже, закончилась, и теперь российская экономика, кажется, переходит к стадии пусть нестабильного и неустойчивого, но все же оживления.
6. Никаких согласованных с Саудовской Аравией действий по снижению мировых цен на нефть администрация США не планировала и не осуществляла.
7. Российские войска из Крыма и Донбасса не уходили, не уходят и не собираются уходить.
И т.д. и т.п.
Что на самом деле заслуживает внимания – так это то, что абсолютное отсутствие в течение последних полутора лет каких-либо фактов в подтверждение нарратива №2 нисколько не ослабило убежденности его сторонников в своей правоте. О чем, в частности, свидетельствует ряд комментов к вышеупомянутому постингу.
Позволю себе также заметить, что такая убежденность, можно сказать, религиозная убежденность в своей правоте – вне какой-либо связи с фактами, вопреки фактам демонстрируется не среди «ватников», не среди верных зрителей Первого канала, не среди участников нашистских маршей, а среди более или менее постоянных читателей этого блога.
О чем это говорит?
Это говорит о существовании массового эффекта религиозной убежденности – эффекта упорного невосприятия фактов, сознательной или же неосознанной приверженности взглядам, концепциям, идеям, не имеющим и не получающим подтверждения в объективной реальности.
Причем распространенность этого эффекта, судя по всему, не слишком зависит от происхождения, образования, опыта, этнических, демографических, иных характеристик, идеологических или же политических предпочтений людей.
Не столь важно, что именно является первоисточником такой религиозной (или квази-религиозной) убежденности – государственная ли пропаганда, господствующие ли традиции среди окружающих людей, прочитанные ли книги, выработанная ли самим человеком вера в то, как устроен мир. Главное в этой убежденности другое – отказ (или же неспособность) воспринимать и анализировать факты, не укладывающиеся в собственную (привычную, удобную, комфортную) картину мира.
Как известно, человечество стало приходить к систематическому рациональному мышлению (за исключением краткосрочных исторических эпизодов) сравнительно недавно – лишь в 17-м веке, да и то – в основном в Европе. Тысячелетия, проведенные человечеством до того, а во многих регионах мира – и много позже, характеризовались преобладанием других традиций в мышлении – верованиями в предрассудки, мифы, религии. Очевидно, что такой тип человеческого мышления – религиозный и квази-религиозный – далеко еще не изжит. А время от времени, в определенных политических обстоятельствах, происходит и его очевидный ренессанс.
Когда мои дочери бузят и не хотят мыть посуду, я рассказываю им о временах, когда посуда мылась в холодной жирной воде в тазике, тряпкой из чьих-то трусов или майки с добавлением соды. И говорю - у вас все замечательно.
Когда мой 4-х летний сын не хочет сам одевать кроссовки на липучках, фырча мне в красках, как же это сложно ему сделать, я рассказываю ему о дубовых ботинках на шнурках, и о том, что вязать бантики из шнурков мы уже в 3 года вполне умели - а у него все замечательно.
Когда мои дочери бубнят, что у них слегка сползли нежные шикарные колготки от Next, я им рассказываю о колготах в "косичку", нежно коричневого цвета, которые упорно ползли к щиколоткам, обвисая мешками на коленях и заднице - а у них все замечательно.
Когда мои дети возмущаются, что в холодильнике остался только клубничный йогурт, а они хотят персик-маракуя, я им рассказываю о магазинах, где кроме кефира с зеленой крышкой и молока в треугольном пакете не было ничего - а у них все замечательно.
Когда мои малые дерутся за 101-й кубик Lego, утверждая, что 3 полных коробки слишком мало для их полета фантазии на троих, я им рассказываю о деревянных кубиках и о железном конструкторе с болтами и шурупами, который еще найти надо было - а у них все замечательно.
И пока я рассказываю только это, со временем, когда подрастут, я расскажу о лагерях и 37-ом, о голодоморе и геноциде, о кухонных разговорах, о очередях и карточках и прочих радостях развитого социализма... я расскажу и подскажу, где почитать. А пока, говорю о таких понятных им мелочах.
Я не жалуюсь (я знаю, мои родители сделали лучше, что могли для нас), я искренне рада, что у моих детей все замечательно, и желаю, чтобы у них было еще лучше, а у моих внуков лучше в 10 раз. Почему я им говорю об этом? Я хочу, чтобы они это знали, чтобы никто и никогда, ни один мудак в этом мире не смог навешать им лапши, что СССР это рай на земле и сказка. Я хочу чтобы они четко знали - никакая колбаса по 2 рубля не стоит, возврата в прошлое. Нет пути назад, всегда есть только путь вперед по спирали мироздания в прогрессе, даже остановка в пути равна регрессу. А когда целый народ мечтает вернуться назад - это конец этого народа. Я своим детям и внукам такого не желаю, поэтому говорю - у вас все замечательно.
Европейский деспотизм Екатерины II и «новая порода» россиян
Российский деспотизм для Екатерины II был придуман Руссо, Монтескье, Бентамом, т.к. «по-другому управлять азиатами нельзя». А её ближайший соратник Бецкий взялся выводить новую породу россиян в «светских монастырях» - вне дворянского дискурса и рабов-крестьян. Из этой «породы» вышла интеллигенция. Так описывает основы России историк Джеймс Биллингтон.
ДАВНЫМ-ДАВНО БЫЛ У МЕНЯ ОДИН ЗНАКОМЫЙ СТАРИК, немец, социал-демократ. Пытанный в гестапо, отсидевший в концлагере. Он говорил:
«Тяжело было, конечно. Иногда просто невыносимо. Но вот выжил все-таки… Уже хорошо. И вообще было много хорошего, да, да! У следователя на окне цветок стоял, герань. Красивый. Ведь красота — она повсюду. В лагере тоже был газон, мы его поливали. Кормили ужасно, не еда, а голодная смерть в рассрочку. Но зато какой радостью была для нас эта миска баланды и кусочек хлеба! И еще была из надзирателей одна эсэсовка, этакая Лореляй с золотыми кудрями, а ножки! До сих пор забыть не могу, какие ножки! В черных сапожках! А когда на плацу флаг поднимут — тоже приятно. Какая-никакая, а родина! «Германия превыше всего» — надо только эти слова правильно понимать: нельзя путать родину с этими уродами. ЭсЭс, гестапо и НСДАП отдельно, Германия отдельно, и гораздо выше! Так что нормально жили, ничего. Не надо озлобляться. Я, например, ни капли не озлобился. Плохого было много, но хорошего тоже немало. Может, даже больше хорошего, чем плохого».
Вот и приблизилось 1 сентября. Дети отправляются в школу. А взрослым пора вновь погрузиться в волшебный мир моего нескончаемого и постоянно расширяющегося «Учебника Жизни для Дураков» (каковыми все мы являемся в институтах и университетах бытия). Недаром количество вузов в нашей стране неуклонно сокращается. Царство глупости должно сделаться повсеместным, неохватным, безграничным, должно разлиться широко и поглотить каждого. Внемлите! Советы моего пособия помогут каждому, кто хочет выжить и преуспеть среди сплошного идиотизма.
фото: Алексей Меринов
С праздником!
«Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты» — приблизительное суждение.
А вот другая, более емкая мудрость поможет вам наиболее точным образом определить, на какой ступени социальной лестницы вы находитесь: «Скажите, кто вас поздравляет с праздником (хотя бы на 1 сентября), и я пойму, что вы собой представляете».
Никто не поздравляет? Делайте вывод. Вы — ноль.
Только родственники? Приятно, конечно, но веса в обществе это не добавит.
Подчиненные (если они имеются)? Грош цена их неискреннему льстивому лепету!
Печальные приметы: если поздравляют только 23 февраля, вы военный. Если 8 Марта — вы женщина. Если 1 сентября — вы, скорее всего, учитель. Или дурак, которому многому надо научиться. Вот вам на это и намекают — весьма прозрачно.
Самое ценное поздравление, конечно, новогоднее. Тут ситуация как на ладони: сами вы наверняка тщитесь пропеть осанну тем, кто выше вас по должности, — звоните, шлете открытки и телеграммы, привозите подношения… Но вопрос в другом: есть ли те, кто считает нужным ублажить вас? Бывшие сослуживцы? Собутыльники? Любовницы? Любовники? Если так, ваш статус — на троечку с минусом.
Да, древнюю пословицу давно пора переиначить: «Скажите, от кого зависимы, и я скажу, на какой титул можете рассчитывать».
Но лучше ничего никому не говорить, помалкивать, ибо что позитивное можете о себе сообщить? Скажете правду — и последние перестанут уважать!
Зато, если хоть чем-то, хоть каким-то боком причастны к власти, обзавидуются и начнут льстиво пресмыкаться. На всякий случай.
Правило обращения с дураками
Многих раздражают пространные и надоедливые излияния дураков. Некоторые особо нетерпеливые, привередливые и нервные выходят из себя и требуют: пусть они (то есть дураки) заткнутся! Пусть знают свое место.
Но это неправильная, ошибочная позиция. Пусть дураки говорят, пишут, изливают душу. Их суждения — совершенно особый взгляд на жизнь. Устами дураков (кои остаются до седых волос младенцами) зачастую глаголет истина. Так, как подумает или скажет дурак, не скажет и не подумает ни один умный. Такой перл, какой отмочит болван, не создать Льву Толстому и Достоевскому. А уж почитать откровения дурака, изложенные им в книге, ознакомиться с ними на сон грядущий — и вовсе блаженство! Сон потом легок, беззаботен и невесом.
Надо уметь находить радость во всем. В том числе в чужом идиотизме. (Тем более сами вы далеко ли от стопроцентной глупости ушагали.) Расслабьтесь, раз уж выпало жить и пребывать в мире всеобщего недомыслия. Смакуйте чужую глупость! (А кто-то будет смаковать вашу.) Она позволит вам ощущать свое превосходство. Поощряйте дураков! Хольте и лелейте их. На их фоне и в своих глазах вы выглядите куда более сносно и терпимо, чем могли бы выглядеть.
Президент
Положа руку на сердце, вы хотите стать президентом? Премьер-министром? Просто министром?
Вам кажется, их жизнь проста? Со стороны действительно может так показаться: знай подавай команды, распоряжайся, повелевай, а сам благоденствуй и бездельничай. Разъезжай по саммитам, чеши язык, тусуйся с сильными мира сего и среди звезд шоу-бизнеса и спорта.
Как бы не так! Ведь вы не настолько наивны, чтобы предположить: отданные распоряжения будут исполнены, причем скрупулезно. С какой стати кто-то будет исполнять приказ, если не считает себя глупее того, кто отдал команду? Нет, имярек мнит себя куда, куда умнее! У него есть свое мнение касательно любого вопроса и конкретно полученного от вас распоряжения. Возможно, в корне противоречащее тому, которое вы полагаете директивой. Потому он всячески будет тянуть резину, саботировать и дезавуировать ваш приказ.
Но амбиции — дело поправимое, их можно усмирить и подавить. А как быть с глупостью? Или полагаете: среди приближенных первого лица все сплошь светочи семи пядей во лбу? Это была бы идиллическая картина! Такое нереально. Просто потому, что в стране, как бы велика она ни была, не наберется столько умных. А кроме того, сам лидер не захочет терпеть рядом и поблизости тех, кто превосходит его хоть в чем-то (извинительная человеческая особенность: вытаптывание пространства для вольготного единоличного процветания). Он, лидер, лучше будет мучиться с дураками, сотнями тысяч дураков, чем соперничать с единственным умеющим думать.
А экономика? А международные проблемы? А канцлеры, спикеры и сенаторы других государств — столь же недалекие, как свои, родные… Надо что-то делать с падающими собственными рейтингами и доходами на душу населения, треклятым ВВП, с коррупцией и инфляцией, с постоянно накаленной обстановкой в мире. Вам охота в ней разбираться? Копаться? Погрязать? Получая при этом затрещины от несогласных с вами лидеров прочих держав, от всегда недовольных обывателей, даже от жены и детей (которые, конечно же, умней вас — таково их неколебимое мнение) и зуботичины от прессы, которую, как ни старайся, не придушишь до конца, она продолжит вякать обидное…
Так что это вовсе не рай и не дар небес — стоять во главе. И возиться с недоумками (миллионами недоумков), собачиться с неистребимыми оппозиционерами! Если вы нормальны, то охотно променяете эту мутату на кружку пива с воблой и попутную беседу с дружками-собутыльниками!
Конечно, существует мнение: почетно быть первым. Доминирующим, всюду насаждаемым. Но в чем этот пирров почет? В ежедневном увиливании от правды и постоянном юлении — якобы во благо своей страны?
Бытует мнение: на руководящих постах вольготно богатеть. Все несут подношения и откаты, умножают и преумножают ваши капиталы. Но опять-таки: сколько можно накапливать? До каких пределов? Становится скучно. (И потратить некуда.) Ведь живете на всем готовом. Азарт возникает, если то выигрываешь, то проигрываешь, а если вектор течет в сторону успеха и внутрь вашего кошелька, надоедает. Ведь вы же человек. Вам хочется рисковать, терять, а не жиреть в хлеву.
Одним словом, можно покрутиться в верховной клоаке день-два, месяц, год от силы — ради интереса, ради чистого любопытства и отчасти конкретных выгод. Но потом надо сваливать.
Да только ведь из банды верховных жрецов так просто не уйдешь. Не отпустят. Вы обросли связями (это происходит быстро, буквально за месяц-другой) и так ими опутаны, что придется остаться в паутине без надежды на глоток свежего воздуха.
Пока не повязаны — не лезьте во власть, сторонитесь власти! Дышите вольно. Делайте что хочется. Что хотите, то говорите. С кем приятно — с тем общайтесь. Величайшее счастье — быть привольным. Нужно ли менять это благо на сомнительную безальтернативно-принудительную так называемую честь быть первым?
Преемники
Почему восприемники поливают своих предшественников? Да еще на чем свет стоит. Дескать, были сплошь воры, убийцы, дураки… Это делается с благой целью — дабы согражданам не больно было расставаться с иллюзиями об усопшем (или свергнутом) лидере, кумире, впередсмотрящем. Мы ведь ему верили безоговорочно на протяжении стольких лет, считали светочем, гением, заботником о народном благе. Любили его, свыклись с ним на экранах телевизоров и газетных полосах. Никого другого на капитанском мостике не могли представить. И вот ушел — в ореоле святости. А кто-то новенький, неведомый на его место претендует и уже заступил. Доверять ли ему? Симпатизировать ли? Вдруг окажется негодяем? Для того чтобы мы знали и могли сравнить, нам говорят: «Тот, ушедший, был ублюдок из ублюдков, вор из воров, мерзавец из мерзавцев. Нечего о нем жалеть и слезы лить! Всю свою любовь отдайте его сменщику, восприемнику. Пока не помрет, он теперь будет для вас иконой и лучшим из лучших, отцом родным». А потом и про него расскажем правду.
Прохиндеи
Ничего не поделаешь, миром правят прохиндеи. Строят честные глаза, надувают щеки для важности, прикидываются гонимыми (если это выгодно) и погонщиками (если это сулит прибыток), произносят псевдоумные речи во славу сильных или клеймят конкурентов… Эти жалкие, напыженные и напыщенные пустопорожние создания, нацеленные лишь на самоутверждение и самоублажение, хлопочут только о себе, высокие интересы их волнуют постольку-поскольку и лишь с той точки зрения, что можно примкнуть к золотой жиле, возглавить гонку за успехом и удержаться на гребне… Видим их постоянно, потому что выставляют себя напоказ.
Казалось бы, должны знать свое место и не выпирать, не вылезать за пределы отпущенного им пространства. Но нет, не знают и не хотят знать ограничений. Это умные ограничивают себя и держатся неприметно и скромно. Идиот прет на рожон — так, чтобы его заметили, а его идиотизм стал виден всем. Собственно, витринность и есть главная примета идиота. Посмотрите, как он красуется на трибуне и экране, как доволен и горд собой, как счастлив в своем идиотизме.
Идиоты и прохиндеи должны знать свое место. Но не знают и не желают знать. Им нужно быть в первых рядах и в центре происходящего. Не потому не хотят быть последними, что являются идиотами, а потому являются идиотами, что непременно хотят быть первыми и больше ничего не хотят!
Ответственность
Если бы люди были сплошь ответственными и относились к своим поступкам требовательно, жизнь на земле давно бы прекратилась. Психически больные (и просто больные) задумались бы, надо ли передавать по наследству свои хвори детям, и отказались бы от производства потомства. Умные не стали бы обрекать детей на муки, которые принесет эволюция в будущем. А глупые, которые во всем берут пример с умных, сказали бы: «Разве мы дураки, дураки мы, что ли, взять и взвалить на себя заботу о новом поколении?»
"Президент России Владимир Путин и премьер-министр Дмитрий Медведев в воскресенье утром провели совместную тренировку, а затем вместе позавтракали, передает ТАСС. Глава государства и председатель правительства начали воскресное утро в спортзале сочинской резиденции Бочаров ручей с разминки. После этого они перешли к упражнениям на силовых тренажерах".
То-то я думаю, чего в стране жопа такая. А оно, оказывается, вон чего. Оказывается, два первых лица государства день начинают с силовых тренажеров.
Каждый, кто тягал железо, знает - после качалки человек думать уже не в состоянии. Устаешь настолько, что способен только до дома на автопилоте добраться, да и то по пути красный с зеленым светофоры путаешь. Мозг после железа не варит совершенно. Молочная кислота забивает все. Тем, кто после силовых упражнений остается способен выполнять свои профессиональные обязанности, краповые береты выдают тащемта.
Человеку с утра надо десять-пятнадцать минут физкультуры, потом водные процедуры - и тогда ты живчик на весь день. День надо начинать с английского. Или с энциклопедии. А не с гири. А качаться надо вечером. Это, кстати, и для организма меньший стресс.
Это как с бухлом - с утра выпил, весь день свободен.
В состоянии усталости даже автомобилем запрещено управлять. Не то что страной.
А эти с утра - в качалку, а потом законы принимать.
А краповых беретов я на них что-то не вижу.
В итоге весь мир сидит с отвалившейся челюстью и в жестком охуевайтинге смотрит на то, что получается после силовых тренажеров с утра.
Ну… Сила есть, ума не надо, чо.
ЗЫ: Про содержащиеся в чае дубильные вещества после кардионагрузки и расширившихся вен - я вообще уже молчу. Впрочем, персонально для Вовы с Димой - искренне и горячо поддерживаю. Кофе еще после качалки выпейте, ребят. И побольше.
Ну, про кроссовки Найк ЭйрМакс, импортные тренажеры и пиндосскую барбекюшницу в суровые времена импортозамещения даже и говорить уже как-то неприлично.
Просто какие-то феерические пиарщики в Кремле. Высочайшего уровня профессионалы.
Вся нынешняя система российского политического управления висит на одном забавном противоречии. Есть у правящей группировки два постулата, достаточно явных, на которых они строят свою деятельность.
Первый такой: «если народ не бунтует – значит, он всем доволен». Звучит, прямо скажем, немного вызывающе, поэтому совсем уж «в лоб» его редко озвучивают – однако в том, что на деле руководствуются именно им, сомнений нет. И такая постановка вопроса, как ни странно, работает! Прежде всего, очевидно, за счет простоты.
То есть буквально: никакие там соображения «моральности», «логичности», «верности предыдущим обещаниям», «милосердия», тем паче «соответствия законам» и т.п. роли не играют – если властная группировка решила (нашла для себя выгодным и/или целесообразным) провернуть некое дельце – она его проворачивает, и остановить ее может только реальный БУНТ. Причем всякое «бурление в энторнетах» за бунт, естественно, не считается.
Более того: за долгие годы нахождения у власти данный принцип у власть предержащих тоже эволюционировал, и теперь он звучит еще круче: «если не бунтуют – значит, одобряют». То есть само по себе отсутствие бунта уже на полном серьезе воспринимается как властью, так и ее бесчисленной челядью и прихлебателями как знак одобрения всех ее действий населением. «Вот же, - говорят нам, - смотрите: на улицах все спокойно, люди ходят в булочную, гуляют с детьми в парке, урны не переворачивают; ЗНАЧИТ, они нас полностью во всем поддерживают!»
От такой простодушной и прямой постановки вопроса можно долго возмущаться и пускать пузыри от гнева; тем не менее стоит признать, что возразить властным «прагматикам», как они сами себя называют, не так-то легко.
Удобство для властей, пользующихся критерием «отсутствие бунта» - в его универсальности. То есть наши власти, установив, что он «прекрасно работает», постепенно полностью упразднили все прочие формы обратной связи «народ-власть» - за ненадобностью. Прежде всего, конечно, выборы – которые обессмыслили разными «поправками» до почти советской ритуальной процедуры «демонстрации лояльности». Заодно основательно прижали СМИ – так, что реально массовые из них или исчезли, или уже не имеют возможности ставить острые и «неудобные» вопросы, поднимать «неудобные» темы.
А в последнее время практически прикрыли даже чисто декоративные формы обратной связи, типа «общественных слушаний» или «Общественной палаты», превратив их не просто в балаган, а в никому не неинтересный балаган. Одно время на волне Болотной и Сахарова президент призывал выдвигать «общественные инициативы», которые якобы подлежали рассмотрению в Государственной Думе, «если они наберут более 100 тысяч подписей». Сколько реально было выдвинуто и рассмотрено таким образом? Правильно – нисколько.
Нэ трэба.
Так за 10 лет власти и делали буквально все, что хотели, и лишь пару раз основательно сдавали назад – оба раза это было в результате бунта. Первый – после пресловутой «монетизации льгот», когда пенсионерские «перекрытия магистралей» в конечном итоге «залили деньгами» (деньгами, которые первоначально никто не собирался тратить). И второй раз – в 2011-12 гг., когда после стотысячных демонстраций власти вдруг резко сдали назад в области политических свобод, мигом либерализовав процедуру создания партий и «неожиданно» разрешив выборы губернаторов (хотя еще за год до этого Медведев говорил, что «выборов губернаторов в России не будет в ближайшие сто лет»).
Однако есть ведь и второй постулат, к которому власти, в отличие от Общественной Палаты, относятся трепетно: это «борьба с Майданом». На самом деле этой «борьбе» уже больше 10 лет, раньше она еще называлась «борьба с оранжевой угрозой». На эту борьбу бросаются огромные силы и средства, о ней постоянно гудит агитпроп, непрерывно создаются целые «общественные движения», цель которых – именно «не допустить майдана».
Что власти говорят о «майдане» (причем, похоже, сами в это верят?) Майдан, в понимании агитпропа, вещь простая: это Апокалипсис. КОНЕЦ ВСЕГО. Это То, Чего Ни в Коем Случае Нельзя Допустить. Потому что Майдан – это однозначно происки врагов, шпионов и Госдепа, он означает хаос, массовые убийства, пожары, разруху, мрак, глад и конец Руси Великой. Майдан – это то, что хотят ВРАГИ. Это ужас.
Заодно так же все, что так или иначе связано с «майданом» или хотя бы намекает на «майдан», российским официозом стигматизируется и всячески изгоняется из общественного пространства. Майдан, как Воландеморт – это то, «что нельзя называть», настолько это плохо и ужасно.
А теперь давайте просто сравним первый и второй постулат нынешних российских властей. С одной стороны, «нет бунта – значит, нас одобряют»; с другой – «майдан – это самое ужасное, что только может быть на свете, хорошего майдана не бывает».
Получаем любопытную вещь: с одной стороны, все формы обратной связи общество-власть, кроме прямого бунта, режимом заботливо дезактивированы, выключены. СМИ, выборы, даже любые формы «общественных слушаний» - все превращено в труху. Власти практически открыто говорят, что готовы прислушаться только к бунту.
(Забавный пример такого отношения: совсем недавно Володин, зам главы АП, отвечающий «за внутреннюю политику», пригласил «к себе на дачу» избранных «политологов» для разговора, типа, по душам. Там в числе прочего кто-то осмелился поднять тему скандального снятия «по подписям» Демкоалиции в Новосибирске. Посмеявшись, Володин прокомментировал в том духе, что «если бы оппозиционеры реально собрали, как они говорили, 15 тысяч подписей, то эти 15 тысяч могли бы прийти к новосибирскому избиркому и показали бы там себя!» А если, дескать, не пришли, то и говорить не о чем.
Таким образом, Володин фактически открыто признал, что для него аргументом был бы как минимум несанкционированный митинг – 15 тысяч для миллионного Новосибирска довольно много – а «еще лучше», наверно, и массовые беспорядки. Тогда бы, глядишь, и подписи бы «признали»)
Бунт как бы признается единственным «легитимным возражением», к которому власть готова прислушаться… и одновременно он же, но под названием «майдан», трактуется той же властью как едва ли не самый страшный, смертный грех и предательство! Да-да, ведь отличить бунт от майдана на самом деле практически невозможно.
В итоге получаем очень и очень интересную концепцию, по которой де-факто живет нынешняя российская власть: сместить ее законным образом нельзя (выборов как таковых нет); но и бунтовать против нее тем более нельзя, «потому что майдан!» И при этом отсутствие бунтов – в картине мира этой власти – само по себе означает ее полное одобрение народом.
Попросту говоря ВООБЩЕ НИКАКОГО ИНОГО ВЫХОДА, кроме как «одобрять ее целиком и полностью», нынешняя власть своему народу не оставляет. Даже теоретически. В своем роде совершенная, полностью герметичная конструкция. Этим она, конечно, очень похожа на Советскую власть (не зря нынешний режим так тянется все время к советским образцам). Советы ведь тоже исходили из простенького постулата, что «трудящиеся не могут восставать против Советов, поскольку Советы – это власть самих трудящихся; разве ж можно восставать против собственной власти?!» Этим софизмом большевики глушили всех недовольных довольно успешно практически вплоть до своего схода со сцены в 1991.
В нынешней конструкции властей в РФ уникально то, что такого оправдания, как у Советов, у путинского режима нет. Он ведь не «власть трудящихся». То есть никаких обоснований, почему, собственно, народ эту власть должен только одобрять, без каких-либо иных опций, просто НЕТ. Они не «трудящиеся», не «помазанники божии», не «дух русской нации», не «самые умные, красивые и успешные». Можно было бы сказать, что «их избрало большинство» - но это говорить представители режима ОЧЕНЬ не любят (скажем, в речах Путина практически не встречается слово «избиратели»). И это понятно: если говорить о том, что «нас выбрали», значит, придется подразумевать, что «могут и не выбрать» - а такая опция, как мы помним, в наборе, предлагаемом властной группировкой, отсутствует.
Знаете, что меня удручает и пугает сегодня больше всего? Нет, вовсе не то, что страна катится в пропасть. Не потому, конечно, что пропасть эта нестрашна – страшна, конечно! – а потому, что с этим падением мы всё равно сделать ничего не можем – можно особо и не переживать по этому поводу.
Меня убивает другое: когда-то (притом гораздо раньше, чем кажется большинству) эта власть, это государство, и, вполне вероятно, эта страна – наша страна – рассыплется. И все это если не понимают, то чувствуют. То, что мы видим – уже не кризис. Это не 2008 г., не 1998г. и даже не начало 90-х. Это всё гораздо серьезнее. И все это чувствуют уже «животом», если даже не видят ясным и холодным взглядом. Что мы останемся – кто уцелеет при обрушении – на руинах. То есть, либо надо быстро, пока еще можно успеть, уезжать отсюда, либо готовиться к будущему. Потому что какая бы глубокая катастрофа ни случилась, на каких бы руинах мы не обнаружили себя, когда осядет пыль, - будущее все равно останется.
Мы что, так и собираемся стоять посреди руин? Или все-таки начнем пытаться как-то наладить жизнь после катастрофы? Как?
Ну вот дал нам Господь некоторую странную передышку, паузу, время на размышление и подготовку, когда остановить распад невозможно, а перспективы, сколь бы удручающими они ни были, уже в целом понятны. Уже понятно, что на тех осколках страны, где мы окажемся, нам придется всё строить с самого начала. И желательно так, чтобы несколько лет спустя снова не оказаться в до боли знакомом месте: перед неизбежностью нового падения. Чтобы не оказаться в «серой зоне», в засыпанном снегом Сомали, по которому бродят банды воюющие все против всех.
Но нет! Все прекрасно видя, что ситуация стремительно несется к развязке, упрямо либо продолжают действовать и думать, как будто нынешнее падение – это полёт, в котором можно выруливать и лавировать, либо просто стараются не смотреть вперед, реагируя только на мелькающие справа и слева картинки, проносящиеся мимо. Бурно так реагировать, эмоционально – чтобы заглушить ужас? Или полную атрофию воли – заставить самих себя думать о трудном, неприятном, но необходимом?
Если мы сейчас не разберемся, чего и как мы хотим построить заново – оно что, само сложится? Если мы не будем знать, куда идти точно нельзя, мы чудесным образом туда не попадем? Ведь самое вероятное, что когда рассеется дым, быстро обнаружатся горластые и нахрапистые, которые будут делать вид, что они-то и есть поводыри. И если мы сами не разберемся до этого, куда и как мы хотим, как мы поймём, туда ли они нас манят и того ли они хотят?
Или мы уже смирились окончательно? И нам всё равно, что с нами и нашими детьми станется?
Если нет – надо быстро решать, договариваться между собой, обсуждать и спорить, что нам делать потом, что и как строить на руинах.
Потому что если мы и на это не способны – то нам хана.
- Ты понимаешь, - говорила мне одна хорошая, добрая женщина, успокаивая меня полтора года назад. - Такие обстоятельства есть, что он не мог сейчас не взять Крым. Нельзя иначе. Я тебе сейчас кое-что скажу: если бы наши не пошли на упреждение, через неделю в Севастополь вошло бы НАТО. Уже всё было готово и дата назначена.
Тут можно только добавить, что она вряд ли это сама придумала - у неё есть "источники". По телевизору сей аргумент тогда ещё не прозвучал. Она со мной секретом поделилась, а я должна была проникнуться и понять: да, мол, раз так, то конечно!
Я не знала, спрашивать ли её, действительно ли она верит в эту ненаучную фантастику. Похоже, верила. Тогда я сказала: - Ну, допустим. Допустим, вошли корабли и десант НАТО - что плохого? - То есть, как? - Да вот так: зашли войска НАТО, захват "человечками" не состоялся, никакого "референдума", Крым остаётся, как и был, частью Украины. Что плохого? Ответа на мой вопрос не нашлось. Позже, полгода спустя, я могла бы добавить, что не было бы и войны на Донбассе. Что, думаю, на "аргумент" бы не повлияло, ведь НАТО - это ужасно без объяснений.
Ещё помню один "железный" аргумент в разговоре с другими друзьями о посадке Ходорковского. Как раз после суда. Тут как бы и обсуждать нечего - липовость обвинения была тем более очевидна людям из бизнеса. Но мне строго заметили: "Правильно посадил - ты не понимаешь". Чего именно я не понимаю? Оказалось, интересов государства. Ходор рвался к власти, его надо было остановить.
Ну тоже - бином Ньютона: разумеется, рвался. Но хотелось бы подробностей: в каком виде Ходор мог до власти дорваться? Пошёл бы на президентские выборы (пропустим оценку вероятности его победы)? Создал бы подконтрольную себе силу в Думе? Сдаюсь - какие ещё варианты? - Ты не понимаешь. Для "папы" он мог стать очень серьёзной помехой. - Как раз понимаю. "Папа" не смог бы узурпировать всю власть, пришлось бы с Ходором считаться. И в чём тут "ужас-ужас"?..
СССР после войны не мог не отстать в развитии от тоже полностью разрушенной Германии. "Не мог! Ты не понимаешь?" Потому что в Германию пришли большие американские деньги, а СССР мог опираться только на внутренние ресурсы. При этом не только восстанавливать города и заводы, но и поднимать на новую высоту свой ВПК, создавать атомную бомбу и, плюс к тому, прямо и косвенно вкладываться в страны "третьего мира", покупая, таким образом, их союзничество на международном уровне. Да, ещё - отдельными усилиями держать при себе молодые демократии Восточной Европы, чтобы не вздумали колебаться в социалистическом выборе.
Понимаю. Вот к таким гигантским расходам был вынужден послевоенный Советский Союз: из прибылей от еле живой экономики финансировать ВПК, огромную армию и целую толпу восточноевропейских, африканских, азиатских и латиноамериканских иностранных "друзей". О доходах от экспорта вплоть до 60-х всерьёз говорить не приходится, продажа всех видов сырья с трудом покрывала затраты на необходимый импорт средств производства. (Энергоносители из сибирских месторождений заняли достойное место в структуре экспорта как раз с 60-х, а чудо скачка цен на них случилось аж в 73-м, после обострения арабо-израильского конфликта.)
То есть, инвестиции на всё громадьё планов - исключительно внутренние. Проще говоря, только из собственного населения можно было необходимые средства выкачать. А это значит - минимальные зарплаты, из них ещё налоги, а сверх того - добровольно-принудительные сборы и пожертвования - в Фонд мира, по облигациям займа и тому подобное.
Эффективность социалистического производства мы себе хорошо представляем: низкая техническая вооружённость, поголовное отсутствие заинтересованности в результатах труда и неповоротливая структура управления. Производительность труда в результате оставалась сравнимой лишь с "друзьями" из африканских племён, ещё одетыми в набедренные повязки.
При такой производительности, после изъятия из ВВП средств на ВПК, армию и поддержку "мирового социализма", на потребление почти ничего не оставалось.
- Ты не понимаешь, - говорят мне многомудрые апологеты "страны, которую мы потеряли". - СССР не мог обеспечить западный уровень жизни и потребления, потому что надо было укреплять обороноспособность, а помощь мы получить ни от кого не могли, наоборот - сами всем помогали!
Почему же, как раз про уровень потребления я прекрасно всё понимаю: не могли обеспечить. Да и смысла не было его обеспечивать. Потому что если всё население живёт на прожиточном минимуме, который остаётся после инвестиций в ВПК и прочей "международной благотворительности", то какой смысл строить дорогие дома с большими квартирами - разве их кто-то сможет покупать? А дарёному государством коню в зубы не смотрят: дали тебе отдельную конуру - радуйся! То же и с качественной одеждой - дорогая не нужна, нужна дешёвая и покрепче, чтоб не сносилась быстро. Я уже не говорю про сферу услуг - на эти небесплатные фокусы после войны вообще не могло быть спроса.
Я другого не понимаю. То есть - как бы не понимаю. Никак нельзя было обойтись без субсидирования всяких экзотических режимов вокруг экватора? Нет, я ещё могу условно понять, зачем нужно было продавать в Европе наши автомобили по дисконту, при том, что своим гражданам они стоили нескольких годовых зарплат, и то по разнарядке: европейцы хоть валютой расплачивались нормальной, которая была нужна. А у людоедов всяких, наоборот, за эту же валюту покупали туземные бусы и прочую ненужную хрень. Вчистую - дарили деньги. Зачем?
И ещё я как бы не понимаю: вот если бы мы не понастроили чёртову тучу танков и ракет, то что было бы?
Вот прямо с самого 45-го года, взяли бы да и сказали: всё, агрессора победили, а ну-ка, союзники, заходите к нам строить заводы, шахты, дома, железные дороги - что вам ещё интересно? У нас уже колхозы выдохлись, разруха кругом, пищевая промышленность хуже уровня 13-го года. Стройте, давайте людям работу, получайте прибыль и платите нам налоги в бюджет!..
Вот если бы так сказали, то что бы случилось такого страшного, чего никак нельзя было допустить? Такого, ради чего надо было корячиться двум поколениям, прозябая в нищете?
Думаю, мы все знаем, чего и кто не хотел допустить.
...
В моем романе "Сон у моря" история жизни бабушки Паши и её мужа - подлинная. Эта семья жила в деревне Беглица под Таганрогом, их приёмный сын по родной матери приходился мне двоюродным дядей. В 70-е родство уже не было тайной, я бывала у них в гостях. А бабушка Варя (так её звали на самом деле) любила вспоминать, как муж вернулся с войны.
Голодный 46-й год, а для неё это было, наверно, самое светлое воспоминание. Он говорил: всё сделаем, как у австияков - палисадник с цветами, в саду и на огороде дорожки из камня. Черешню посадим мелитопольскую, потом коровник свой построим... Ему, видно, казалось, что жизнь теперь будет другой. Он же видел, какой она должна быть. Победитель вернулся из Европы - он готов был работать до упаду, но чтобы - так же, не хуже и красиво стало вокруг. Почему-то ему поверилось в другое будущее. Ненадолго.
Про остальное бабушка Варя не рассказывала - не могла. Я узнала от других. Как он порубил все саженцы, купленные на кошты от "браконьерской" рыбалки, и что утопился той же ночью.
Колхозникам запрещено было рыбачить на продажу, для этого существовали рыбколхозы. Но тайком все рыбачили "на жизнь", ведь после войны в их колхозе ни одной скотины живой не осталось, всё погорело. И год выдался неурожайный. Если бы не рыба, всей деревней вымерли бы с голоду. А он хотел не просто жить, он сад новый насадил - три десятка саженцев. После чего пришёл фининспектор: на каждое деревце был назначен налог - 13 рублей. Совершенно немыслимые деньги. Просто невозможные.
Деньги, как мы помним, нужны были стране для вложение в строительство ВПК. Для укрепления обороноспособности ядерным оружием. И для построения "системы социализма". Чтобы не пришли американцы с деньгами, не построили бы у нас свои производства и тем не подорвали бы основы социализма.
"Постсоветский человек разочаровал больше, чем советский"
Писатель Владимир Сорокин — об истории русской жестокости. Беседовал Андрей Архангельский
Писателю Владимиру Сорокину — 60. "Огонек" встретился с классиком современной русской литературы
— Я вспомнил недавний перформанс с вашим участием, в Венеции — где вы в звериной шкуре, с дубиной, к которой привязана клавиатура... С кем это вы бились и за что?
— Я бился за человеческий размер в искусстве. Против замещения искусства технологией, против "искусства как процесса" и за "искусство как результат". За возвращение к кистям, подрамникам, краскам, мастерству, к озябшей натурщице, к шляпе на мольберте...
— Когда люди слышат о возрасте писателя Владимира Сорокина, они удивляются, они восклицают: "Как это возможно?!" Вы сами не удивляетесь?
— Нет. Скажу откровенно, что я, как это ни неприлично звучит, внутренне застрял в студенческом времени. Безнадежно. Внутренне я эдакий вечный студент. И с этим ничего не поделаешь. То есть я не чувствую, литературно выражаясь, "весь груз этих пережитых лет". Не повзрослел.
— Почему в студенческом времени?
— Может быть, потому, что после ужасной советской школы (а я проучился в трех), после такого советского, хоть и внешне "нормального" детства, это были четыре года свободы, которые совпали с благополучными годами московской жизни, с годами открытий — сердечных, эротических, наркотических, литературных, живописных, музыкальных — хард-рока, например, или сюрреализма. Самиздат к тому времени уже становился нормой. Впрочем, студенчество — это всегда свобода. Золотые годы для многих. И в андерграунд я попал в студенческие годы.
— Я посмотрел в "Википедии", там первый ваш рассказ помечен 1969 годом. Что это?
— Это, безусловно, ошибка. Был один рассказ, написанный еще в школе, но он растворился среди однокашников. Первые серьезные вещи написаны были в 1979-1980 годах. То есть это уже была такая вполне осознанная работа. До того это было развлечение. Что-то эротическое, что-то из научной фантастики, что-то из охотничьей жизни. Это легко давалось, поэтому не возбудило серьезного отношения. Серьезно я занимался рисованием.
— Вы до сих пор считаетесь главным литературным событием России за последние 30 лет, скажем. Не то, чтобы я сейчас хотел вам сделать комплимент,— это скорее проблема. Вы продукт даже не 1990-х, а советского неподцензурного искусства. Получается, с тех пор в русской литературе не появилось ничего принципиально нового. Тут что-то не так.
— Андрей, без комментариев... Лучше поговорим о других авторах. Я в разных странах Европы задаю своим знакомым вопрос: что вы читаете из современной русской литературы? Этот же вопрос задал старому другу, германскому слависту Игорю Смирнову, а он жесткий профессионал. Ответил лаконично: "Не могу читать постсоветскую прозу. Она неоригинальна". Не могу не согласиться. Потому что постсоветская проза как бы собрана из осколков прошлых достижений. Проблема. Я тоже, открываю новый роман, читаю пять страниц и закрываю. Ничем не удивляет. Получается, что нет авторов? Но люди же пишут, печатаются, их читают. Я задал тот же вопрос Саше Иванову, легендарному издателю, который неизменно держит руку на литпульсе: где новые литературные звезды? Он говорит: "Понимаешь, Володя, тут дело не в звездах, а... в самом небосклоне". Он абсолютно прав на самом деле. От самой литературы уже не ждут экзистенциальных открытий, потрясений. От нее ждут либо комфорта, либо эйфорического забытья. Что, в общем, одно и то же.
— Вы хотите сказать, что это конец литературы?.. Что нет объективных обстоятельств для ее возникновения? Это конец литературы в принципе? Или просто не время?..
— Ну, насчет конца — не знаю, пока останется хоть один читатель, литература не умрет. Хочется думать, что это некая полоса... А вот что будет потом — неизвестно. Потому что мир цифровых и визуальных технологий человека постоянно испытывает на прочность. А человек — такое пластичное животное, он не ломается, а изгибается. И в конце концов может сам себе опротиветь в таком изогнутом виде. И вот тогда, когда всем станет очень скучно от визуального, может быть опять будет востребована словесная фантазия. Высказанная в слове. Когда человек захочет вернуться к себе. Утопически звучит?..
— То, что было признаком одного литературного направления, концептуализма, лет 50-40 назад, теперь стало общим правилом. Получается, что все-таки изменилась система работы писателя в целом. А писатель опять садится под яблоню и думает, что сейчас напишет, как Тургенев. Или как Шукшин.
— Вы правы. Но все-таки чего, на мой взгляд, не хватает большинству современных писателей? Собственных миров. Они, условно, пользуются чужой мебелью, не хотят изобретать свою, вытачивать ее, мастерить. Открываешь книгу Прилепина и понимаешь, что эти дубовые стулья ты уже встречал в советской прозе, только у него они покрыты современным таким блестящим лаком и обивка бодренькой расцветки. А мы же все-таки ищем в литературе неповторимости. Платонов, Хармс, Булгаков, Шаламов, Саша Соколов, Мамлеев были неповторимы. Хотя есть люди, которые любят читать похожие романы. Но это уже род литературного фитнеса. И вот писатель каждый год спускает с конвейера ожидаемый и предсказуемый роман. Конвейер поп-литературы работает бесперебойно. Нет, я за штучное производство в литературе. Признаться, меня в последнее время обрадовали только два романа: "Гламорама" Эллиса и "Благоволительницы" Лителля. А вы вот, кстати, кого сами-то читаете, кто вас зацепил?
— Дмитрий Данилов. Кстати, по своим убеждениям совершенный консерватор. Но он единственный, вероятно, кроме вас, русский писатель, у которого язык — герой произведения. Он работает с тем, что называется автоматическое письмо, говорение.
— Непременно почитаю.
— Как это ни абсурдно звучит применительно к вашей прозе, раньше вас все-таки интересовал человек. Все крутилось вокруг индивидуума, даже если он был чудовищен, ужасен. Вы пытались работать с ним. А потом вы как бы бросили человека. Начиная с "Ледяной трилогии", он заложник концепции, истории, мистики — чего угодно. Я бы сказал, что вы разочаровались в индивидууме. В "Метели" была попытка вернуться к человеку. И вот вы с этим доктором, условно, ехали-ехали, а потом вы его, такое ощущение, на полдороге тоже бросили.
— Он хоть и отморозил ноги, но выжил все-таки. Хотя... мне мало что в себе видно, честно говоря. Я все-таки всю жизнь полагаюсь на интуицию, а если работаю, то, собственно, работаю, как медиум. И поэтому я никогда не анализирую себя во время работы. Я просто решаю некие конструктивные задачи. Но что касается именно литературного процесса, я не рассуждаю в таких категориях — что вот мне надо отдалиться от человека, а вот сейчас, пожалуй, что можно и малек приблизиться... Нет. Это сложный процесс, его объяснить, артикулировать трудно. То есть когда б вы знали, из какого сора... да? Мы не знаем, из какого сора растет литература собственно. Фрейд что-то подсказал, но не думаю, что он во всем прав. Но если уж вы задали такой вопрос... (смеется) антропологический! Да, я бы сказал, что я разочаровался в человеке постсоветском больше, чем в советском. Потому что в советском человеке была некая надежда — что он сможет рано или поздно преодолеть в себе вот это "советское, слишком советское", что это кончится вместе со строем. Сейчас понятно, что в ХХ веке произошли такие мутации, сопровождающиеся массовым террором, что, собственно, генетическая жертва этой страшной селекции — постсоветский человек не только не хочет выдавливать из себя этот советский гной, а напротив, осознает его как новую кровь. Но с такой кровью он становится зомби. Он не способен создать вокруг себя нормальный социум. Он создает театр абсурда.
— Стало банальностью говорить о том, что мы в течение последних полутора лет живем в пространстве "Теллурии", придуманной вами. Мы читали о протосоветских, как бы реконструкторских "народных республиках", куда ездят туристы в поисках экстремального отдыха, "на уикенд в СССР". Все это читалось как утопия — ровно до 2014 года. А потом и это, и все остальное, что вы придумали — оказалось, что предсказали,— стало общим местом. Вам самому не страшно, что вы все это придумали?
— Этот последний вопрос, Андрей, тоже уже стал банальностью, извините. Не страшно, не страшно... Жизнь жестче литературы. Да, уже легко различимы теллурийские черты в происходящем. У меня такое чувство, что мы плывем на огромном корабле и его палуба качнулась и начинает крениться. И это касается не только корабля "Россия". На корабле "Европа" тоже мебель начинает сдвигаться со своих мест, хотя по палубе мило фланируют, на танцполе танцуют, а в баре пьют.
— Все ваши книги 1980-1990-х, если их правильно понимать, они о жестокости, которая в каждом из нас. Правильный итог чтения ваших произведений — когда ты к самому себе начинаешь относиться с опаской. Внутри каждого из нас — ад, его нужно сдерживать. Сейчас, вот эти полтора последних года, появился такой общественный феномен, он поглотил все — это полезшая наружу жестокость, немотивированная. Она как бы уже даже не физическая, а моральная.
— Онтологическая. У русской жестокости долгая, многовековая история. Нынешняя, постсоветская — вариация на все ту же тему. Мы все ее чувствуем на энергетическом уровне, речь идет даже не о телевизоре, не о политике, не о военных действиях. А о том, как люди себя ведут на улице, в метро, за рулем... И я думаю, что это тоже — один из симптомов того, что, в общем, общество теряет не просто стабильность, а веру в будущее. Это не связано с новой имперской идеей "что мы самые крутые", что мы окружены врагами, это глубже. Это связано именно с креном палубы. Ведь когда начинается землетрясение, все животные испытывают ужас. Но одни из них жалобно воют, а другие огрызаются. Так что... есть чувство, что что-то приближается. Оно есть не только у меня.
— В "Теллурии" есть много типов будущего, но среди них нет одного — который нам подарила реальность и который я сформулировал бы как "катастрофический тип". Это человек, который желает краха всему миру — в наказание за какие-то грехи. Причем не срабатывает даже чувство самосохранения. Откуда такая реакция после 24 лет новых, невиданных возможностей — когда россиянин впервые мог позволить себе столько, сколько не мог во все предыдущие времена?
— Опять же, люди не чувствуют, что впереди их ждет благополучный мир. Надо быть идиотом, чтобы не ощущать всю серьезность положения, в которое попала Россия после Крыма. Я слышу от молодых людей постоянно: "У меня нет здесь будущего". Разговоры об эмиграции стали общим местом. Общество начинает трясти от плохих предчувствий. За что постсоветский человек может себя ненавидеть? За то, что так и не сумел стать свободным, изменить принцип власти. Власть как была вампиром, так им и осталась.
— Поговорим о том, что должно этому злу противостоять. Обнаружилось, что у нас совершенно нет мирной этики, нет традиций мира, нет концепта мирного существования. Казалось бы, у нас этого славословия тоже хватало: "Миру мир, войны не нужно, вот девиз отряда "Дружба"". Но после всех этих плакатов с голубями, с перечеркнутой ядерной бомбой выяснилось, что эта мирная повестка оказалась совершенно пустой, лишенной внутреннего наполнения.
— ...Как и не было дружбы, собственно говоря. Я имею в виду вот это советское "чувство локтя"... Это был грандиозный самообман, поощряемый властью. В коммунальной квартире дружба всегда вынужденная. Я думаю, что у нас до сих пор одно из самых атомизированных, разобщенных обществ. Вообще, Андрей, чем больше во времени я отдаляюсь от советского периода, тем уродливей и страшнее он мне кажется. Это действительно была Империя Зла. Какой "Миру мир!", если война власти с народом шла непрерывно, только успевай прятаться. Многое из того, что происходит сейчас,— это неизжитые комплексы советского прошлого, и я тут опять съеду на любимую колею: советское прошлое не было похоронено в должное время, то есть в 1990-е годы. Его не похоронили, и вот оно восстало в таком мутированном и одновременно полуразложившемся виде. И мы теперь должны с этим чудовищем жить. Его очень умело разбудили те, кто хорошо знал его физиологию, нервные центры. Воткнули в них нужные иголки. Такое вот отечественное вуду. Боюсь, последствия этого эксперимента будут катастрофичны.
— А этот новый язык ненависти — вы его изучаете? Ведь это ваша стихия.
— Уж чем-чем, а языком ненависти наша страна была всегда богата. Достаточно было проехаться в советском автобусе в час пик. Богатый материал! Здесь, собственно, не нужно особенной пристальности, у меня чуткое ухо. Но эта нынешняя, новоимперская, так сказать, официальная ненависть...в этом языке, при всей его ярости и вульгарности, есть нечто истеричное, некая слабость. То есть чувство такое, что люди понимают, что надо это сейчас проорать, потому что завтра, может быть, уже и орать будет нечем. И некому! Чувствуется некая агония во всем этом. Потому что, если это сравнивать с риторикой старых тоталитарных режимов, там это говорилось с большой уверенностью в завтрашнем дне. Массовый террор помогал. Они понимали, что пока есть железный занавес, будущее принадлежит им. И это чувствовалось в каждой строчке "Правды". А вот сейчас, когда телеведущий говорит, что "мы можем превратить Америку в ядерный пепел", я ему не верю. Да и сам он себе не верит. Просто "исполняет", как шулера говорят. В общем, мы живем в кррррайне интересное время! Уже давно не Гоголь, а — Хармс...
— Возможно ли какое-то покаяние, признание собственных ошибок, вины — как форма окончательного усыпления этого зомби, этого чудовища?
— Покаяние может быть лишь после потрясения. Это не микстура, которую можно дать. Я думаю, что добровольно здесь не будет покаяния. Чтобы покаяться, надо сначала сильно шмякнуться, набить шишку и, потирая ее, спросить себя: в чем же была моя ошибка? Для покаяния надо увидеть себя со стороны целиком и без прикрас.
— Не является ли это фундаментальной проблемой русского типа сознания — неумение абстрагироваться, неспособность посмотреть на себя со стороны? Может быть, это какая-то принципиальная неспособность, вот это существование только в одном измерении, в одной плоскости? Это как всю жизнь без зеркала.
— Слушайте, речь идет не о человеке, а о большой стране. Она может себя увидеть со стороны, осознать собственные грехи только после большой катастрофы. Когда все благополучно, кто будет каяться?
— Вся эта история еще подтвердила абсолютную слабость современной культуры. Не есть ли это ее грандиозное поражение?
— Культура — дама хрупкая, это не баба с веслом. Для нее deja vu от возвращения совка стало слишком большим потрясением. Нужно время, чтобы ей прийти в себя. Посидит в шезлонге, отдышится.
Помните, как еще год назад они не давали нам жить и вставать с колен? Охотились за нашими детьми в школах, интернетах и просто на улицах. Шагу ступить нельзя было, чтобы не наткнуться на педофила. Или про сюжет про педофила. Или про статью про педофила. Помните, какая массовая истерика педофилофобии была? И вдруг - как корова языком слизала. Поди найди сейчас хоть одного педофила. Нету. Даже на страницах "КП" не найти. Даже в сюжетах "Лайфньюс". Педофилы аннигилировались. Жуткая, смертельная опасность, нависавшая над Великодуховной, вдруг пропала сама собой - разом, за секунду, вся, с концами, без остатка. Вслед за мешавшими нам жить дагестанцами со стрельбой на свадьбах, кавказцами, таджиками, мигрантами, такситами-насильниками и пр.
Эта страна обладает просто уникальной возможностью - вдруг, враз, за секунду, избавляться от страшнейших угроз, от эпидемий педофиили и мигрантов, которые вдруго просто раз - выключателем выключают, и все, и нету их. И опять легко и свободно дышится. И опять встали с колен. И опять великие.
Вот сейчас на меня напал один старый приятель. Ну, не физически, конечно, напал, а с аргументацией напал.
Вот ты ругаешь российские власти сказал мне приятель, а меж тем свободы в нынешней России куда как поболе, чем было за всю ее историю.
Вот ты сейчас совершенно свободно ругаешь российскую власть, а в 37 году ты бы за это сел, -- сказал он мне.
Да кто бы спорил с этим, -- поддакнул я ему, -- конечно, я согласен с тем, что свободы сейчас в России больше чем где бы то ни было на планете.
В России есть полная свобода громить художественные выставки и уничтожать памятники культуры, как это делают православные активисты.
В России есть полная свобода неограниченно трепать языком в соцсетях, как это делаю я (при условии, что этот треп не выходит за пределы моей узенькой тусовки и не вызывает реальных последствия для властей).
В России есть полная свобода воровать, при условии, что ты добросовестно делишься уворованным с теми, с кем положено делиться.
В России есть полная свобода ожимать и забирать у других, то, что тебе понравилось, при условии, что у тебя есть для этого власть и ты будешь честно делиться отжатым с теми с кем положено делиться.
В России есть абсолютная свобода нарушать права тех, кто слабее или беднее тебя.
В России есть полная свобода ездить по улицам без правил уличного движения, если у тебя есть чем откупиться.
В России вообще есть свобода творить, все, что тебе придет в голову, ну или почти все, если у тебя есть чем откупиться....
Но ведь настоящая степень свободы она определяется не количеством свобод, а тем, что это за свободы...
В России нет свободы предпринимательства. В России нет свободы влиять на решения властей от которых зависит твоя жизнь. В России нет свободы повлиять на законодателей, которые принимают законы, от которых зависит твоя жизнь. Да и возможности выбирать от кого будет зависеть твоя жизнь у тебя тоже нет. У тебя нет свободы защиты от судебного и властного произвола. И нет свободы хоть как-то защитить свои права, если их решит нарушить тот, кто сильнее и богаче тебя.
-- Так что ты прав, сказал я своему давнему приятелю, -- свобод в России куда как больше, чем несвобод.
Но это совсем не те свободы, которыми стоит гордиться.
И это именно те несвободы, которые не дают тебе жить, превращая "жизнь" в "существование".
Так как этот маршрут ходит практически от ММКВЯ до моего дома, я упрямо ждала. И со мной ещё человек сто. В первый пришедший трамвай мы все не поместились, зато утрамбовались во второй, пришедший через полчаса. Пассажиры, утрамбовавшиеся в трамвай остановкой раньше, долго не хотели тесниться, чтобы в салон поместилась детская коляска. Никакие увещевания не помогали, кто-то крикнул «Совести у вас нет!», а в ответ донеслось: «Нет, и что?» Ехали в страшной духоте и тесноте. Седой мужчина громко обсуждал певицу Пугачёву и её любовников (у него нашлось немало собеседников, поддержавших тему). Спавший молодой бродяга бился головой в окно. Пока трамвай ехал, это было неслышно, но на остановках раздавался чудовищный стук (и становилось понятно, что бьётся он головой не из-за движения трамвая). Две толстые тётечки громко обсуждали Украину: «Да, нам нелегко, но мы в своей стране живём, а они давно под Америкой!» «Под Америкой, под Америкой», - поддержали их со всех сторон. Дама в вязаном платье достала из пакета книгу «Афоризмы Сталина. Вождь народов шутит» и стала зачитывать вслух анекдот про Чкалова, который выпил со Сталиным на брудершафт, и ему ничего за это не было. Полубезумный старик вещал о том, как обезьяны рожают и торгуют своими детёнышами. Все стали прислушиваться, пока не поняли, что речь – о мигрантах (горячая тема, волнует наш народ больше, чем отменённые автобусы и трамваи, которые ходят раз в час). Кто-то (кого я не могла разглядеть) громко рассказывал, как на днях в Сокольниках столкнулся с мэром («Я Собянина видел! Нет, вы представляете? Видел Собянина!») Всё это время седая благообразная женщина, сидевшая рядом со мной, что-то шептала себе под нос, прикрыв глаза так, словно ей было больно. И когда рассказчик про «обезьян» выкрикнул что-то громкое (из серии «мы и обезьяны»), она вдруг отчётливо произнесла: «Ужас. Кошмар». А ведь и правда – ужас и кошмар.
Бунты и восстания в СССР: чего мы не знали о стране прекрасного детства?
Муром, Александров, Новочеркасск, Донецк, Одесса, Сумгаит, Кривой рог, Чимкент и десятки других. Если в совдепии все было хорошо, то почему поднимались бунты и забастовки. Немного истории под катом:
